Столыпин - Аркадий Савеличев

Поистине, заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет! Впервые шевельнулось нехорошее чувство к министру; он напомнил подполковника Требухина, который стоял и посмеивался, когда погромщики обливали горящий дворец керосином…

Ремонт нового губернаторского дома, как водится, затягивался. В правлении толкаться было не с руки. Пришлось служебный кабинет на первое время оборудовать в прежних губернаторских апартаментах, откуда так и не выветрился дух скуки, лени и полнейшего безвластия. Столыпин велел по крайней мере выбросить бесчисленные кожаные кресла и диваны, чуть ли не кроватищи, и обставить кабинет простой служебной мебелью, в том числе и целым рядом стульев – для посетителей. А в приемной на большом круглом столе появился самовар, чтоб посетители чувствовали себя как дома.

Но разве возможна домашняя обстановка, когда ночью была разграблена шестая помещичья усадьба? С этим докладом и пришел новоиспеченный подполковник Приходькин:

– Разрешите, Петр Аркадьевич?

– Садитесь, Олег Вадимович. Что нового?

Денщик по заведенному порядку принес чаю и молча удалился.

Столыпину нравилось, что главный губернский сыщик не торопится рапортовать. Ночь он, конечно, не спал, но держался.

– Вы бы все равно не поверили, Петр Аркадьевич, если бы я доложил: поджигатели пойманы, порядок в Балашовском уезде восстановлен.

– Да уж не поверил бы. Дальше?

– Мои люди ищут и, думаю, в конце концов найдут погромщиков. Но опять, как и прежде, окажется: бродяги, пьяницы, всякий сброд. Да если и настоящие крестьяне – своим ли умом жгут?

Губернский сыщик все больше вдавался в несвойственную его должности политику. Столыпин не мешал ему мыслить шире обычного полицейского, однако ж…

– Сюрприз мне подготовили, подполковник?

– Подготовил, ваше превосходительство, – без иронии признался губернский сыщик.

– Выкладывайте.

Подполковник отхлебнул чаю.

– Как ни стараюсь, Петр Аркадьевич, а приходится много делать без вашего согласия.

– Ну, разумеется, я ж не нянька.

– Я уже начал говорить, что за всеми этими поджигателями и громилами стоят некто…

– …некто более грамотные?

– Да, Петр Аркадьевич. С первых дней утверждения в своей должности я собираю досье на всех неблагонадежных людей во вверенной мне губернии. Работного люда среди них почти нет, крестьян тоже немного – по сути, земские, интеллигентствующие бездельники. Горячий пирог с начинкой.

– …И вы эту начинку выпотрошили?

– Уважаемый Петр Аркадьевич, кто из нас сыщик? Откуда вы вести получаете?

– От верблюда, Олег Вадимович. От здешнего верблюдишка. Начинка вышла аж в семь десятков человек!

Подполковник занялся чаем. Простое доверительное обращение еще не давало ему уверенности в полицейском своевольстве. То, что он делал, называлось превентивным арестом. Человек еще ничего серьезного не совершил, а его, как говорится, берут на цугундер.

– Олег Вадимович, я не возражаю против ваших «превентивных» оплеух, но делайте это с крайней осторожностью… при некоторой доле противоправности, что ли. Через час ко мне явятся земские мессии, не обижайтесь, если я нескольких человек все-таки отпущу. В угоду собственному либерализму. Список составили?

– В полном порядке, ваше превосходительство, – достал он несколько скрепленных листов. – Против каждой фамилии – краткие данные, в том числе и противоправность.

– Хорошо, подполковник. Идите. Я посмотрю.

Тот встал, надел фуражку и отдал честь, показывая, что повинуется высшему начальству.

Столыпин кивнул, углубляясь в полицейские бумаги.

Он понимал, что вольно или невольно идет по следам министра Плеве. У того уже были крупные стычки с начальником сыскной полиции Лопухиным; при всем телячьем характере Алешке хотелось все-таки соблюсти некое юридическое правдоподобие. Но в распоряжении министра была еще и жандармерия, которая хватала кого ни попадя.

Не то ли самое делает и губернатор Столыпин?..

Чтобы избежать земского вече, он дал аудиенцию троим уполномоченным от только что прошедшего земского съезда. Ну, разумеется, сам председатель земской управы. Адвокат. Агроном из глубинки. Могли быть и учителя, и аптекари, и дамы из общества «синего чулка» – уму непостижимо, но так они и сами себя называли. «Чулки» губернатор просто отринул. И без того будет крику, хоть и вежливого.

Трое вошли, как и назначено было, ровно в двенадцать. Церемонные поклоны. Ответный поклон губернатора, который вышел из-за стола и каждому пожал руку. Затем пригласил к чаевому столику, в углу кабинета:

– Прошу, господа, без церемоний.

Земцы были немного шокированы таким простецким приемом. Им в том или ином составе приходилось, конечно, бывать у прежнего губернатора; но тогда уж добрый час уходил на сиденье в приемной. Все ограничивалось, собственно, подачей петиции или прошения. Сейчас выходило как-то непривычно…

– С мороза, господа? Согрейтесь чайком, а потом и поговорим. Водки, разумеется, не предлагаю. Обойдемся, думаю, без секретаря и денщика. Что мы, сами у самовара не сиживали?

Губернатор самолично наливал чай из небольшого самоварчика. Стеснительность нарастала, что поделаешь. Никому из них не доводилось принимать чашку из рук губернатора. Ершистые, а может быть, и злые вопросы, с которыми они пришли, уходили вместе с чайным парком. Губернатор сам напомнил после первой чашки:

– Я не требую у вас отчета о земском съезде, но там наверняка были критические запросы. В том числе и в мой адрес. Прошу не стесняться. Полиции в моем кабинете нет. Кто начнет?

Адвокат и агроном указали глазами на земского предводителя.

– Ваше превосходительство, о насущных нуждах земства утомлять вас не будем…

– Почему же? Земство делает большое дело, и губернатор просто обязан знать о ваших нуждах.

– Хорошо, ваше превосходительство. – Земский начальник обрел уже некоторую уверенность. – Мы попозднее изложим и эту озабоченность… Наверно, адвокат сие возьмет на себя. Пока же хотелось бы изложить жалобу съезда на действия вверенной вам полиции. Вы понимаете?..

– Разумеется.

Перед губернатором легли листки, напоминающие оставленные подполковником Приходькиным. Тоже фамилии, профессия, причины и место ареста. Невиновность, разумеется. Только фамилий было поменьше и причины ареста, само собой, подвергались сомнению.

Столыпин просматривал знакомый список не за служебным столом, а за чашкой дружеского чая.

– Да, надо разобраться… ошибки вполне могут быть… да, с кем не бывает… пока я знакомлюсь, покомандуйте самоваром кто-нибудь, господа…

Самовар взял под свою опеку агроном, в то время как у адвоката, как приметил краем глаза Столыпин, зрело ехидное замечание: «Раз уж вы, губернатор, такой добренький, так чего ж коньячку к чайку-то не подать?..»

Как по договоренности, и секретарь в дверь заглянул:

– Что еще потребно, ваше превосходительство?

Столыпин, не отрываясь от списка, бросил:

– А как господа пожелают.

Господа пожимали плечами.

Столыпин сам высказал:

– Когда мы закончим деловую часть, принеси нам по рюмочке коньячку.

Вот так закончилась часовая беседа с земством.

Пятком фамилий пришлось все-таки пожертвовать. Чтоб не показывать, как при сильных нервных напряжениях начинает подрагивать правая рука, велел:

– Кто-нибудь, господа, возьмите на себя труд поставить резолюцию «удовлетворить» против следующих фамилий… – Он знал их на память, но артистически растягивал небольшое удовлетворение. – Вельнер… Засыпкин… – Новая пауза, заглядывание под руку адвокату. – Иванов, Канторович… – Еще более длительное раздумье, – хоть в этом случае есть у меня сомнение, но освободим и адвоката. Делибасов! Лучше миловать, чем казнить, – так ведь адвокаты утверждают?

И встал от самовара в знак прощания:

– На посошок, пожалуй, господа?..

Секретарь с подносом тут как тут.

V

Ольга Борисовна ехала, ехала в сторону Саратова… да так до ноября и не могла доехать. Тому было немало причин, уж три-то точно. Во-первых, дом княгинюшки, превращаясь постепенно в губернаторский дворец, все еще достраивался, обретая и водопровод, и канализацию, и, главное, электрический свет – чего в Гродно Столыпин так и не успел завести. Здесь немецкие инженеры, с немецкой же обстоятельностью, устраивали собственную дизельную электростанцию. Конечно, губернатор думал уже и о городе, но когда это будет? На городскую электростанцию надо деньги со всех богатых горожан собирать. Сдохнут от жадности, но будут при керосиновых лампах сидеть.

Второе. Пятеро дочек – это мало или много? Старшей уже семнадцать, о женихах пора думать, да и другие подрастают. Стало быть, гувернеры, гувернантки, учителя танцев… и прочая, прочая! Гимназии. И «высший свет», как ни крути батюшка-провинциал. Легко тронулись из Гродно, да застряли в Москве. И кажется, в охотку. Ах, маман, как хорошо в Москве, зачем нам еще куда-то ехать? Могла ли мама Оля ругать их за пристрастие к Белокаменной?