В погоне за тайной века - Василий Пасецкий

Между тем Кашеваров осматривает окрестности своего становища и бродит по однообразной галечной косе, под обрывистыми скалами мыса Лисбурн, на которых нашли себе приют чайки, топорики и кайры. Их непрерывный резкий крик оглушает путешественников. Кое-где виднеются следы оленей. Всюду мелкий камень, ни одного цветка, ни одной зеленой травинки.

«Все было пусто и уныло. Только относимый ветром от берега лед утешал нас надеждою долго не встретить на предстоящем нам пути препятствий от ледяных глыб», — писал Кашеваров в дневнике.

По неизведанным берегам

7 июля начальник экспедиции разбудил своих спутников очень рано. Ветер не утихомирился за ночь и по-прежнему налетал порывами, срывая верхушки волн. Рискованно было выходить в море. Но всем не терпелось как можно скорее сделать хотя бы несколько шагов вперед.

В 5 часов утра путешественники оставили свой лагерь. Байдару вели бечевой, боясь, что порывами ветра отнесет ее в море, а маленькие легкие байдарки смело шли у самого берега.

Вот уже осталось позади 9 верст. Невысокие скалистые горы уклонились к юго-востоку. Ветер вдруг утратил свою буйность. Можно было смотать бечеву, которой тянули байдару, и плыть дальше на веслах. Исследовано и нанесено на карту еще 9 верст. Горы снова приближаются к берегу, на котором возвышается одинокий чум эскимосов. Путешественники решают навестить его обитателей.

«Когда мы приближались к палатке, то дети и женщины, — писал Кашеваров, — схватя в руки что попало и ведя за собой своих собак, пустились бежать в тундру. Остались только трое мужчин, которые в страхе суетились около палатки, не зная, на что решиться. По-видимому, ничто не могло их успокоить. Я подарил каждому из них по листу черкасского табаку, который они приняли от нас с величайшей робостью и, казалось, не верили, что такая наша щедрость проистекает из дружеского расположения». [176]

Тем временем на небе появились облака. Ветер сменился на попутный и задул ровно, спокойно.

Кашеваров покидает стойбище эскимосов и снова спешит на восток. Отмелый берег сменяется обрывами. Неподалеку высится гряда льдов. Байдара и байдарки идут вблизи нее. Края льдин так заострены прибоем и течениями, что при первом же касании они могут вспороть кожаную обшивку суденышек.

Вперед! Надо спешить! Лишь бы не переменился ветер и не погнал байдару и байдарки к берегу… Изо всех сил гребут алеуты, гребут помощники Кашеварова, гребет он сам. И тут случается самое неприятное. Шквалы один за другим пробегают над морем. Снег и дождь неистово хлещут по лицам путешественников. Ветер меняет направление и разводит такую толчею у ледяных закраин, что плыть дальше опасно. Приходится срубить мачту на байдаре, конца припая не видно. Пристать ко льду — равносильно самоубийству.

«Положение наше было гибельным», — признается Кашеваров. Он решает повернуть назад, к становищу эскимосов. Но и здесь, у недавно отмелого берега, бьет исполинский бурун, пенясь и неистовым грохотом оглашая окрестности.

И начальник экспедиции, и его друзья-алеуты внимательно наблюдают прибой, ища места, где можно было бы с меньшим риском выброситься на берег. Им помогают в этом и эскимосы.

Первым в путь через бурун на маленькой байдарке отправляется Кашеваров и в промежутке между набегами волн достигает твердой земли. За ним следуют остальные четыре байдарки. Две из них застревают на мели, но набежавшая волна перебрасывает их через это препятствие в устье ручья, где они оказываются в полной безопасности.

Но что делать с тяжелогруженной, глубоко сидящей байдарой, на которой находится 15 человек, продовольствие, оружие и порох?

«Можно себе представить чувства людей, оставшихся на байдаре, — писал Кашеваров. — Но и мне было не легко. Мысль потерпеть несчастье на первом, так сказать, шагу — тяготила меня. В жизнь мою много раз я встречался с морскими опасностями, но никогда не изгладится из моей памяти та минута, когда, стоя твердо на берегу и смотря на гибельное положение байдары, я обдумывал, как спасти ее; в то же время встречал я и взоры людей, обращенные ко мне с покорностью и упованием, — людей, находящихся между жизнью и смертью и вверенных моему попечению».[177]

Каждая минута промедления грозила печальными последствиями. Волны становились все выше и выше, верхушки их все чаще перелетали через борт байдары, обдавая брызгами людей и грузы.

Кашеваров принял решение. Он жестами показал, чтобы путешественники направлялись к берегу. Когда байдара приблизилась, моряки бросили два конца. Люди, бывшие на берегу, ухватили их и стали быстро подтягивать байдару. Вдруг исполинская волна ударила ее и бросила на отмель. Несколько человек кинулись в воду, схватили суденышко за борт и потащили к берегу…

«…Гребцы, почти машинально, перешли на тот же борт, — писал Кашеваров, — таким дружным действием мы не дали байдаре перевалиться на морскую сторону. То был отчаянный момент. От него зависел успех благополучной пристачи байдары, так как отмель была довольно крута; на ней тяжело нагруженная байдара при стремительном отливе буруна могла опрокинуться, или следующий бурун мог на нее обрушиться со страшной силой».[178]

Опасность осталась позади. И путешественники с облегчением смотрели, как с монотонным шумом разбиваются об отмель волны, как ветер играет льдинами, сталкивает их друг с другом и выбрасывает на берег.

Путешественники дарят листья табака эскимосам, которые помогли им в трудную минуту, и просят жителей привести из тундры своих детей и жен, где они страдают от дождя и ветра. Подарками и дружелюбием Кашеварову удается завоевать некоторое доверие, но настороженность местных жителей так и остается несломленной.

9 июля ветер, растеряв свою буйную силу, переменил направление. Льды стали отходить от берегов, бурун прекратился. Под вечер экспедиция уже находилась в пути. Все благоприятствовало плаванию.

Карта плавания А. Ф. Кашеварова.

Было тепло и тихо. Байдара под парусами, а байдарки на веслах уходили дальше на северо-восток. В 6 часов утра 10 июля достигли мыса Бофор и продолжали исследовательские работы до тех пор, пока снова не началось ненастье. Когда большая байдара причалила к берегу, волны дважды оставили в ней гребни своих валов, и только находчивость и смелость путешественников помогли сохранить сухими продовольствие и боящиеся воды вещи.

Кашеваров решил пробираться прибрежными озерами, но они изобиловали мелями, среди которых было трудно плыть даже на трехлючных байдарках, не говоря уже о большой байдаре. Приходилось часто перетаскивать суденышко через мели или снова выходить в море и с риском для жизни пробираться среди льдов.