Приключения Ийона Тихого - Станислав Лем

6. XI.

Утром проснулся от ужасного грохота. Соскочил с кровати и вижу: над городом вздымаются столбы дыма и пламени. Позвонил в бюро информации отеля — что происходит?

— Ничего особенного, — ответила телефонистка, — можете не беспокоиться, это всего лишь смег.

— Смег?

— Ну да, сезонный метеоритный град; он выпадает у нас каждые десять месяцев.

— Но ведь это ужасно! — воскликнул я. — Может быть, мне спуститься в убежище?!

— О, никакое убежище не выдержит попадания метеорита. Но ведь у вас, как и у каждого, есть резерв, так что можете не беспокоиться.

— Что еще за резерв? — спросил я, но телефонистка уже положила трубку.

Я быстро оделся и вышел на улицу. Движение было вполне обычное; спешили куда-то прохожие, катились на службу чиновники, полыхая многоцветными орденами, а в садиках, разгораясь и распевая, играли дети. Взрывы становились все реже, и лишь откуда-то издалека доносился размеренный гул. Я подумал, что смег, должно быть, не так уж и страшен, раз никто его даже не замечает, и поехал, как было намечено, в зоологический сад.

Показывал мне его директор, худой, нервный ардрит с прекрасным отливом. Этотамский зоосад содержится в большом порядке; директор с гордостью сообщил, что у них есть коллекции животных из самых отдаленных частей Галактики, включая земную дичь. Растроганный, я захотел взглянуть на нее.

— Сейчас это, к сожалению, невозможно, — ответил директор и, заметив мой вопросительный взгляд, добавил: — У них мертвый час! Были немалые трудности с акклиматизацией, я даже боялся, что в живых не останется ни одного экземпляра; к счастью, разработанная нашими учеными витаминизированная диета дала превосходные результаты.

— Вот как? А что это, собственно, за животные?

— Мухи. Вы любите курдлей?

Он смотрел на меня как-то особенно, выжидающе, и я, стараясь продемонстрировать искренний энтузиазм, ответил:

— О, очень люблю, они удивительно милые!

Он посветлел.

— Это хорошо. Мы пойдем к ним, но сначала я вас на минуту оставлю.

Он вскоре вернулся, обмотанный альпинистской веревкой, и провел меня в курдельный загон, обнесенный девяностометровой стеной. Отворив ворота, он пропустил меня первым.

— Можете идти спокойно, — сказал он, — мои курдли совершенно ручные.

Перед нами было искусственное оргастбище; здесь паслось шесть или семь курдлей — отборные экземпляры, гектара в три каждый. Самый крупный подошел на голос директора и подставил нам хвост. Ступив на курдля, директор пригласил и меня; я последовал его примеру. Когда крутизна стала слишком большой, директор размотал веревку и велел мне обвязать ее вокруг пояса. Так, в связке, мы восходили около двух часов. На вершине курдля директор уселся в молчании, явно взволнованный. Я тоже молчал — из уважения к его чувствам. Через некоторое время он произнес:

— Взгляните, правда, прекрасный вид?

Действительно, под нами раскинулся чуть ли не весь Этотам с его площадями, храмами и пневмоскребами; по улицам тянулись прохожие, крохотные, как муравьи.

— Вы очень привязаны к курдлям? — спросил я тихо, видя, как ласково поглаживает он спину животного у самой вершины.

— Я люблю их, — просто сказал директор и взглянул мне прямо в лицо. — Ведь курдли — колыбель нашей цивилизации, — добавил он и, немного подумав, продолжил: — Когда-то, тысячелетья назад, не было у нас ни городов, ни великолепных домов, ни техники, ни резервов… Тогда эти добродушные, могучие существа выпестовали нас, спасая от смертоносного смега. Без курдлей ни один ардрит не дожил бы до прекрасных нынешних дней; и что же? Сегодня на них охотятся, истребляют и травят их — какая чудовищная, какая черная неблагодарность!

Я не смел прерывать его. Преодолевая волнение, он заговорил снова:

— Как же я ненавижу этих охотников, которые подлостью воздают за добро! Вы, верно, видели рекламу курдельной охоты?

— Да, конечно.

Пристыженный словами директора до глубины души, я весь дрожал, опасаясь, что он дознается о моем недавнем поступке; ведь я собственными руками уложил курдля. Чтобы отвлечь внимание собеседника от этой опасной темы, я спросил:

— Вы действительно столь многим обязаны им? А я и не знал…

— Как это — вы не знали? Но ведь курдли носили нас в своем чреве двадцать тысяч лет! Обитая в них, огражденные их мощными панцирями от губительного метеоритного града, наши предки стали тем, что вы видите ныне: существами разумными, прекрасными, светящимися в темноте. И вы об этом не знали?

— Я чужеземец… — прошептал я, мысленно поклявшись никогда не поднимать руку на курдля.

— Ну да, ну да… — пробормотал, не слушая меня, директор и встал. — Увы, пора возвращаться: меня призывают мои обязанности…

Из зоосада я поехал эборетом в «Галакс», где мне обещали оставить билет на вечернее представление.

В центре опять громыхало, все чаще и все оглушительней. Над крышами вздымались столбы дыма, сквозь который пробивался огонь. Видя, что прохожие не обращают на это внимания, я молчал, пока эборет наконец не остановился у «Галакса». Дежурный спросил, как мне понравился зоо.

— Ну да, там очень мило, но… о Боже!

Весь «Галакс» подпрыгнул. Два здания напротив — в окно я видел их как на ладони — разлетелись от попадания метеорита. Меня, оглохшего, отшвырнуло к стене.

— Ничего, — сказал служащий. — Побудете у нас подольше и привыкнете. Пожалуйста, вот ваш биле…

Он не докончил. Сверкнуло, прогрохотало, взметнулась пыль, а когда она осела, вместо своего собеседника я увидел огромную дыру в полу. Я окаменел. Не прошло и минуты, как несколько ардритов в комбинезонах заделали дыру и прикатили тележку с большим свертком. Когда его развернули, передо мною предстал дежурный с билетом в руке. Он стряхнул с себя обрывки упаковочной бумаги и, устраиваясь на вешалке, сказал:

— Вот ваш билет. Я же говорил, напрасно волнуетесь. В случае чего любого из нас продублируют. Вас удивляет наше спокойствие? Что ж, за тридцать тысяч лет привыкнешь. Если желаете пообедать, наш ресторан уже открыт. Внизу, слева от входа.

— Спасибо, что-то нет аппетита, — ответил я и, слегка пошатываясь, вышел под неумолчные взрывы и громыханье. Вдруг меня охватил гнев.

«Не дождетесь вы, чтоб землянин испугался»! — подумал я и, взглянув на часы, велел эборету ехать в театр.

По дороге в эборет угодил метеорит; я взял другой. Там, где вчера стоял театр, дымилась груда развалин.

— Можно вернуть билет? — спросил я стоявшего на улице кассира.

— Зачем же? Представление начнется вовремя.