Поход Русов на Константинополь в 860 году и начало Руси - Сергей Цветков

В средние века на Руси существовало немало храмов Положения ризы Богоматери, в частности, такой храм был воздвигнут как надворотный в Новгороде 6703 г. от сотворения мира. Может быть, все дело в том, что об этом крещении русов, последующим почти сразу после похода 860 г. на Константинополь, на Руси знали и, возможно даже, его отмечали, но политическая ситуация времен написания Повести временных лет заставила забыть об этом событии, выведя на передний план факт крещения Руси князем Владимиром.

Не следует забывать, что редактором Повести временных лет, как установил А.А. Шахматов, был сын Владимира Мономаха Мстислав. Вот, что пишет по этому поводу Б.А. Рыбаков: «Все тяготение вставок в “Повести временных лет” к северу, все проваряжские элементы в них и постоянное стремление поставить Новгород на первое место, оттеснив Киев, — все это становится вполне объяснимым, когда мы знакомимся с личностью князя Мстислава Владимировича. Сын англичанки Гиты Гаральдовны (дочери английского короля), женатый первым браком на шведской, варяжской принцессе Христине (дочери короля Инга Стенкильсона), а вторым браком на новгородской боярышне, дочери посадника Дмитрия Завидовича (брат ее, шурин Мстислава, тоже был посадником), выдавший свою дочь за шведского короля Сигурда, Мстислав всеми корнями был связан с Новгородом и Севером Европы»{268}. Не исключено, что он был тем самым человеком, который «вымарал» из летописи все, что касалось истории Руси доваряжского периода, в том числе и сюжет о крещении.

В Никоновской летописи описано крещение Аскольда и Дира при императоре Василии{269}, но наиболее подробно это освящено в Иоакимовской летописи, известной нам только в трудах В.Н. Татищева. «Олег бе муж мудрый и воин храбрый, слыша от киевлян жалобы на Оскольда и позавидовав области его, взем Ингоря, еде с войски ко Киеву. Блаженный же Оскольд предан киевляны и убиен бысть и погребен на горе, идее же стояла церковь св. Николая, но Святослав разруши ю, яко речется», исходя из чего, Татищев считает, что по крещению Аскольду было дано имя Николай{270}.

Кроме Десятинной церкви, построенной во времена князя Владимира, известна еще соборная церковь св. Илии, упомянутая в тексте договора 944 г. князя Игоря с Византией. «Мы же, елико нас крьстилися есмы, кляхомъся цьркъвию святого Илие в съборней цьркъви и предълежащим чьстьнымь крьстъмь…» Церковь святого Илии находилась в торговой части Киева, на Подоле, «над Ручаем, коньць Пасынъче Беседы». Важно отметить, что она была соборной церковью, т. е. главной, что предполагает наличие и других христианских храмов{271}. Так что, христианство после прихода Рюрика, скорее всего, окончательно искоренено не было.

Необходимо отметить, что очень важен церковно-исторический фон, на котором происходило крещение «народа Рос». Главный источник этого события — знаменитое Окружное послание патриарха Фотия к восточным архиерейским престолам и представляет собой приглашение восточных патриархов на Константинопольский собор 867 г., который был задуман Фотием как вселенский. Созыв столь грандиозного мероприятия был вызван догматическими новациями западной церкви, прежде всего учением об исхождении Святого Духа не только от Бога-Отца, но и от Бога- Сына (Filioque). К тому действующий в то время римский папа Николай незаконно осудил и отлучил патриарха Фотия от церкви на Римском соборе 863 г. Это послание является важнейшим догматическим и историческим памятником эпохи, отражающим начинающуюся борьбу западного и восточного христианства. Послание датируется концом 866 или первой половиной 867 г.

Что касается деятельности папы Николая I, то она заключается в следующем. В течение своего понтификата (857–867 гг.) он пытался коренным образом усилить папскую власть. Он был уверен, что папа Богом предназначен для спасения Церкви, как на Западе, так и на Востоке. Поэтому, все формы существования национальной и государственной Церкви, повсюду должны быть признаны незаконными. Только папа — живой закон и его декреты имеют силу канонов, все решения соборов имеют законную силу только после утверждения их папой. Сам же папа может требовать отчета от любого духовного лица, может судить всех, но сам при этом неподсуден никому, включая императора. В ультимативной форме Николай I требовал, чтобы и Восток признал его своим верховным судьей.

Его правление еще больше способствовало отчуждению между Восточной и Западной Церквями. Надо сказать, что идея папского превосходства встретила решительный отпор со стороны патриарха Фотия, и Константинопольский собор объявил Николая I отлученным от церкви. Это обострение отношений было еще связано обращением в христианство болгар, которые колебались в выборе между Византией и Римом{272}.

Послание патриарха Фотия разделено на несколько частей. В первой, которая посвящена главным образом крещению Болгарии, описаны противозаконные действия в этой стране католических клириков. Затем патриарх Фотий переходит к рассмотрению основных отличий западных церковных обрядов и традиций от византийских и достаточно подробно опровергает учение о Filioque. В конце послания патриарх Фотий приглашает патриарха Александрийского Михаила I прибыть лично или прислать своего представителя.

Кузенков обратил внимание на место, которое занимает в послании сообщение о крещении руси. «В начале первой части Фотий говорит об успехах миссионерской деятельности своей церкви среди языческих и уклонившихся в ересь народов, особо называя новокрещенных болгар и возвращенных к православию армян. Однако о руси при этом не упоминает. Сообщение о том, как “паче чаяния” был крещен недавно наводивший ужас на христиан “народ Рос”, радостно принявший епископа и ревностно предавшийся христианской религии, вставлен перед заключительной, третьей частью послания без какой-либо логической связи с предыдущим и последующим текстом. Это позволяет сделать предположение, что об успехе миссии среди руси Фотий узнал в ходе составления текста послания и придал этому особое значение»{273}.

Интересно так же, что свидетель нападения 860 г. патриарх Фотий ничего не пишет о чудесной буре, якобы начавшейся после погружения ризы Богоматери в воды залива. «Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения»{274}. Вместе с тем вскоре, в честь этого события по инициативе Фотия вводится новый праздник Положения честной ризы Богоматери во Влахерне, который отмечается Православной Церковью 2(15) июля. Видимо, в этот день войско русов отступило от стен Константинополя.

Несколько слов необходимо сказать и о самой личности патриарха Фотия, явившемся, по сути, вторым, после апостола Андрея Первозванного крестителем Руси и охарактеризовать духовную среду того времени. «Пора Фотия, — писал С.С. Аверинцев, — это время, когда византийская культура, пройдя через кризис, делает некий необходимый и неотменяемый выбор, когда закладываются основы для подъема интеллектуальной жизни на несколько веков вперед. Господствует педагогический пафос, идеал здравой школьной рассудительности, а в связи с этим — императив самоограничения. Никак не скажешь, что кругозор у Фотия узок, совсем напротив, — идеи и книги, попадающие в этот кругозор, подвергаются решительной и жесткой оценке по утилитарным критериям: что именно нужно? В какой мере? Для какой потребы? Это уверенный хозяйский взгляд, и перед нами хозяин, но, так сказать, скопидомный; отлично знающий, чего он хочет, и вовсе не склонный предоставлять гостеприимство ценностям культуры из одного почтения к культуре, когда ценностям этим не сыскать применения в реализации собственного культурного замысла»{275}. Именно патриарх Фотий стал выразителем, по мнению Литаврина, идеи необходимости в повышении уровня образованности и «духовенства, и чиновничества, в систематизации христианского богословия и в овладении наукой управления». Именно ему «принадлежит смелая политическая идея, высказанная им в сочинении “Амфилохий”, — тип государственного устройства, — утверждал патриарх, — не предопределен богом, а устанавливается людьми в соответствии с их собственным опытом».

Оценивая роль взаимоотношений Византии с Римом, он также пишет: «Византия утратила средства прямого давления на папство, пользовавшееся защитой франкского престола. Константинопольский патриарх обрел безусловное главенство среди восточных владык; но опора на них стала весьма зыбкой — они оказались вне зоны политического воздействия византийского двора, находясь “в плену”, под властью арабов. В “римской ойкумене” василевса образовалась обширная брешь: с 800 г. началась история средневековой западной христианской империи — бесспорные ранее претензии императора Константинополя на приоритет в христианском мире таковыми более не являлись. Василевсы и церковь Византии втягивались в упорное соперничество с Западом, ставшее серьезным фактором внешнеполитической жизни империи вплоть до ее падения. Византия резко усилила свою дипломатическую активность: ее церковные миссии направляются в Хазарию, Аланию, Великую Моравию, Болгарию, сербские земли и, видимо, на Русь. Религия стала важнейшим инструментом политического воздействия. Постепенно, со второй половины IX в. стала оформляться восточнохристианская культурно-идеологическая зона, получившая в историографии не вполне адекватное определение — “Византийское сообщество государств”. Идейно-политическое обоснование “прав” императора в этом ареале стало с тех пор одним из непременных атрибутов возрождаемой универсалистской имперской доктрины»{276}. Необходимо отметить некую искусственность существования «Византийского сообщества государств», поскольку такие государства, как Болгария, а вслед за ней и Русь после принятия христианства из рук Византии всячески отстаивали не только свою политическую независимость от империи, но и церковную. Однако в самом факте крещения Византия часто видела, вернее, желала видеть политическую зависимость от нее.