Темные ночи (сборник) - Боб Шоу

— Доброе утро, сэр, — сказал Гринглдунк голосом, полным дружелюбия. — Надеюсь, катер, который мы сконструировали для вас, был удобным.

— Катер? Ах да, очень мягкий ход. Один из студней заявил, что корабль готов. Это так? — Потмен ступил на платформу.

— Все в полном порядке, сэр, — ответил гьёнк. — Покорнейше надеемся, что сделали все наилучшим образом в соответствии с…

— Знаю, знаю… Ладно тебе. Если вы поставили новые генераторы, я вполне удовлетворен.

— И даже более того, сэр, — сказал гьёнк. Шеренга раздвинулась, открыв неглубокую впадину в платформе, в центре которой виднелось круглое отверстие дюймов шести в диаметре. Из-под впадины через корму внутрь корабля вели пластиковые трубы.

— Что это? — рявкнул Потмен.

— Мы используем это только на больших расстояниях, но в наших библиотеках…

— Да ладно! — оборвал его Потмен.

Он оттолкнул Гринглдунка в сторону и, перегнувшись через платформу, заглянул под корму. Хэл слишком поздно заметил, что над впадиной поднимается какое-то странное излучение, выходящее из маленькой полупрозрачной панели, расположенной по ее окружности. Он попытался отскочить назад.

Но его кости размягчались слишком быстро, и ступни уже вытекали из ботинок, присоединяясь к тому, что когда-то было его ногами, а также к остаткам нерастворившегося тела. Вопли Потмена затихли, но глаза, казалось, оставались зрячими до тех пор, пока голова, завершив изящный спуск, не шлепнулась лицом в огромную лужу, в которую он столь непостижимым образом превратился. Хэл продолжал разжижаться и дальше, и наконец бренные останки Харольда Потмена с прискорбно лишенным благородства шумом всосались в отверстие у основания платформы. Пластиковые трубы помутнели, перекачивая его в недра корабля.

— Это всего лишь традиция, — гордо объяснил Гринглдунк присутствующим. — Наши сведения о терранском космическом флоте отрывочны, но все они совпадают в одном — почетные проводы без труб не обходятся.

ТРЕТЬЕ ЖЕЛАНИЕ

Well-Wisher

Перевод с англ. © А.И. Кириченко, 2003.

Ибн Зухайн, владыка Большой долины, прогуливался по тенистому вечернему саду. Снаружи, за тройной изразцовой стеной, песок и камни пустыни возвращали окрестностям накопленный за день жар, но в обители Зухайна воздух оставался прохладным, свежим и влажным благодаря пышно украшенному фонтану в центре выложенного мозаикой дворика.

Вода, вырывающаяся из недр земли, была столь холодна, что, приблизившись к фонтану, Зухайн даже зябко поежился. В этом, как он считал, проявлялась еще одна из многочисленных милостей Аллаха, и улыбка все еще играла на его губах, когда он заметил маленький голубой флакон, стоящий на ониксовом цоколе.

Не прикасаясь к флакону, он внимательно рассмотрел его и пришел к выводу, что эта простенькая вещица, покрытая неряшливой глазурью и выпачканная в смоле, вряд ли может принадлежать ему. Стало быть, в сад вторгся кто-то чужой.

В тяжелом вздохе Зухайна раздражение мешалось с печалью. Вечера должны быть посвящены молитвам и удовольствиям, а сегодня ему придется отдать приказ об одной или даже нескольких казнях. Он не любил бессмысленной жестокости, но все слуги знали, что за любую небрежность их неизбежно ожидает наказание, и это приучило каждого со всем тщанием избегать всякого рода оплошностей.

Краем мантии Зухайн смахнул преступную бутылочку, и она разбилась, упав на сверкающий мозаичный пол. Он повернулся и пошел было прочь, чтобы призвать начальника стражи, но не успел сделать и нескольких шагов, как за его спиной раздался голос:

— К чему такая спешка, мой господин? Разве ты настолько богат и могуществен, что во всем мире уже не осталось того, чего бы ты мог пожелать?

Положив руку на рукоять богато украшенного кинжала, Зухайн резко повернулся и увидел перед собой высокого человека, похожего на перса или индуса. Незнакомец встретил его гневный взгляд дружелюбной улыбкой. Спокойствие и свободные манеры незваного гостя были одновременно оскорбительными и пугающими — казалось, убийца совершенно хладнокровен и уверен в себе. Зухайн оглядел его, раздумывая, возможно ли, что стража и слуги перебиты незаметно для господина.

— Я один и не желаю тебе зла, — сказал незнакомец, очевидно, догадываясь, о чем думает Зухайн.

— Прежде чем я получу удовольствие, казнив тебя, ответь мне, зачем ты здесь, — потребовал Зухайн.

— Удовольствие ты можешь получить, только приняв от меня три дара — все, что пожелаешь, и никак иначе.

Незнакомец стоял у самого фонтана, и водяные брызги окутывали его радужным ореолом, мешая ясно разглядеть лицо.

— Ты, может, и вправду один, зато я — нет, — возразил Зухайн. — И от меня ты сможешь получить лишь один дар — смерть.

— Смерть? Для меня? — Улыбка незнакомца сделалась еще шире. — Должно быть, владыка Большой долины и в самом деле могущественный правитель.

— Откуда ты? — резко спросил Зухайн, выведенный из себя дерзкими манерами собеседника.

Носком сандалии незнакомец пошевелил голубые осколки на полу.

— Неужели это так важно?

— Да.

— На твой вопрос нет и не может быть ответа. Начинай, мой господин, у меня мало времени — загадывай свое первое желание.

— Мое первое… — Зухайн прищурился, пытаясь разглядеть сквозь сияющий туман размытые очертания фигуры незнакомца, и тут на него нахлынули старые воспоминания. Восемь лет назад он повредил левую руку, и с тех пор, несмотря на все усилия придворных врачевателей, она была похожа на сухую клешню.

— Верни мне руку, — сказал он. — И я узнаю, кто ты или что ты есть на самом деле.

— Исполнено, — бесстрастно ответил незнакомец, и пальцы Зухайна распрямились, как лепестки медленно распускающегося цветка. В этот миг в его уме расцвело понимание. Аллах и в самом деле благоволит к нему больше, чем к прочим смертным, и теперь у него появился шанс снова стать молодым, а сила юности в союзе с его мудростью распространят царство Зухайна до границ ислама и далеко за их пределы. Но как бы ни хотелось сбросить бремя лет, неугомонный разум владыки увлекал его к другой, еще более заманчивой возможности. Давнишней страстью, к которой он по-прежнему остался неравнодушен, была история. Зухайн самозабвенно любил ее не за те уроки, которые можно извлечь из прошлого, но потому, что она приоткрывала завесу над будущим. Мир представлялся ему чередой непрерывных изменений, и более всего Зухайн сожалел о том, что жизнь человеческая слишком коротка и позволяет всего лишь мельком взглянуть на грандиозное зрелище, узреть, как Сыны Пророка триумфально несут истинную веру во все концы земли. И вот теперь прямо в руки дается возможность парить подобно орлу над скрытыми ландшафтами грядущих времен.