Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей - Евгений Титаренко

Это подействовало.

Мишка и Семка хохотнули в ответ на Владькину реплику, но хохотнули не очень уверенно.

— Покажите, если у вас есть дротик! — крикнул Мишка.

Никита быстро стал на колено, выхватил из-за пояса стрелу и мгновенно выстрелил в куст перед собой. Петька торопливо проделал то же самое.

Противник за спиной умолк.

Никита и Петька подобрали свои стрелы, с сожалением оглянулись по сторонам: «Неужели убежал?..» Но добычи в радиусе десяти шагов нигде не оказалось.

Петька опять внимательно глянул на солнце, и путешественники неожиданно быстрым шагом заторопились в деревню.

Противник опять вынужден был теряться в догадках.

Нужны ли воинам свистульки?

Слух о том, что беглецы, возвратившись домой, занимаются теперь какими-то загадочными прыжками, стрельбой, беганьем взад-вперед, облетел всю деревню. И даже последняя мелюзга подходила к Петькиному дому, чтобы с часок позевать на зеленый с отчаянной надписью флаг.

Половину пути к тайне адмирал-генералиссимус и его начальник штаба уже прошли, поэтому слава их больше не тяготила. Слава была заслуженной настолько, что можно было даже не обращать на нее внимания.

О чем бы ни говорили Никита и Петька, проходя мимо зевак, они умолкали.

Единственно, к чему не подготовился адмирал-генералиссимус — так это ко встрече со Светкой, которая в неизменном сопровождении именинника Димки-от-горшка-два-вершка и кучерявой Кравченко будто ждала на опушке, когда они выйдут из леса.

Адмирал круто свернул вправо, чтобы уйти от встречи, но Светка догнала их.

— Мальчики, вы правда будете еще странствовать?

Петька не ответил.

— Ну я же никому не скажу! — взмолилась желтоволосая.

— Не девчоночье это дело, — солидно отрезал весь закаленный длительной тренировкой начальник штаба.

— Подумаешь… — обиделась Светка, чуть отставая от них. — Я думала, вы хорошие…

— Надо нам! — огрызнулся Петька.

Начальник штаба не снизошел.

Светка опять догнала их.

— А Владика вы не видели?

— Там… — ткнул пальцем через плечо Никита.

— Он опять голый бегает?

— В перьях, — уточнил Никита.

— Ах!.. — сказала Светка и побежала домой жаловаться.

Никита прикинул в уме, что, с одной стороны, он как бы предал Владьку… Но с другой стороны — врать тоже нехорошо… Конечно, врать девчонке — это совсем другое дело, чем врать другу… И в конфликте с собственной порядочностью Никита минуты две погрустил. А Петька, злой, грустил даже дольше.

Зашли к Никите. Бабки Алены дома не было.

На столе стояла кастрюля с топленым молоком, хлеб, блюдечко соленых рыжиков и банка варенья.

Отложив из банки две ложки варенья в молоко, вывалили туда же грибы и отнесли эту аппетитную смесь в сарай поросенку, чтобы зря молоко не пропадало. Себе отрезали только два куска хлеба и съели их, запивая холодной колодезной водой.

А по дороге к Петькиному дому начальника штаба осенило: что они смогут прожить на одном хлебе — это ясно, как белый день.

Но вдруг к тому времени, когда придет ответ из Москвы, они ослабеют от недоедания?

И едва Петькина мать вывалила перед ними чугунок горячей картошки, друзья с такой энергией захрустели солеными огурцами, что Петькина мать только головой покачала.

Впрочем, слово, данное утром, путешественники все же сдержали — наелись не досыта. Досыта им не хватило бы и двух чугунков.

После обеда Петька разыскал в сарае плоский надломленный напильник, и друзья направились к дядьке косому Андрею в кузню.

Собственно говоря, домой они приходили именно за напильником, а не для того, чтобы поесть. Надо было срочно делать копье или дротик.

Но в кузнице возле дядьки Андрея вертелся Лешка, не поймешь даже, специально сюда подосланный или подошедший случайно.

Друзья вынуждены были сманеврировать.

Прямиком через деревню забрели глубоко в лес, потом свернули направо и бегом — сначала просекой, потом через кладбище — добрались до Курдюковской МТС.

В мастерской был перерыв, и один только слесарь Николай Павлович, сидя на ящике перед входом в мастерскую, большими промазученными руками вырезал ножичком свистульку из молодой веточки тальника. Забавный народ — взрослые. Сидит человек рядом с токарным станком, рядом с точилом, рядом с наковальней, железа — сколько хочешь, а он свистульки вырезает.

— Здравствуйте, дядя Николай! — поздоровались путешественники.

— Здравствуйте, здравствуйте… — ответил Николай Павлович и, пробуя свистульку, пробежал мазутными пальцами по четырем круглым дырочкам, — получилось: «Тур-лю-лю…» Спросил:

— Хорошо?

— Ничего… — слицемерил Петька.

— Садитесь, научу делать.

— Да мы, дядь Николай… — попробовал было отвертеться Петька. Но слесарь удивился:

— Или не нравится?!

— Нет, нравится, — сразу согласился Петька.

— Нож есть?

Петька достал ножик.

Никите слесарь нашел сапожный резак.

Друзья с фальшивым воодушевлением на лицах взяли себе по ветке тальника.

— Это ж музыка, — сказал слесарь Николай Павлович. — Где нынче хорошую дудку услышишь? А? Батька мой умел делать, я вот еще так-сяк…

И стал подробно объяснять приятелям, как правильно надрезать зеленую кожицу, как размять, чтобы не лопнула и чтобы снялась с ветки, на каком расстоянии друг от друга просверлить дырки, какой скос лучше сделать на конце для губ…

Приятели с полчаса терпеливо мастерили свистульки. Мучились. Но когда сделали и опробовали, убедились, что свистульки получились у них даже неплохие…

Только после этого Петька решился приступить к основному делу, по которому они прибыли в мастерскую. Честно признался, что соврали про дротик; надо бы теперь сделать — нет наконечника…

Николай Павлович выслушал их без сочувствия, потом вспомнил:

— А-а! Так это вы сбежали из дому?

— Мы не сбежали, — поправил Никита. — Мы путешествовали.

Слесарь задумался о чем-то, потом сказал:

— Ладно, наконечник я вам сделаю… Только не врите в другой раз.

Никита схватился крутить точило.

Придав напильнику форму наконечника и отшлифовав его до блеска, Николай Павлович слегка сточил острые кромки, чтобы нельзя было резать, и чуточку закруглил носик.

Друзья не унывали. Это они уже сами подточат где-нибудь.

Уходя, слышали, как слесарь опять занялся настройкой дудки.

Никита вдруг быстро выхватил из кармана свистульку. Петька даже испугался.

Голова начальника штаба пухла от идей, и время от времени они выплескивались из общей неразберихи наружу.

Наконечник им нужен был только для того, чтобы восстановить свой запятнанный авторитет. Свистульки могли оказаться нужнее.

— Сигнализация! — сказал Никита. И свистнул: «Фью-и…» — тревога! «Фью-и-ить!» — все в порядке.

Через несколько минут они продумали сигнализацию до того, что говорить им и вовсе не нужно было.

Один свисток на первой дырке: «Тревога!»

Два свистка: «Молчи!»

Три: «Не подавай виду».

Четыре: «Идем!»

Один свисток на второй дырке: «Рыжий что-то замышляет».

Два свистка: «Мишке надо дать по шее».

И так далее.

Всю дорогу до Белой Глины они разговаривали на дудках и до того отвыкли от человеческого языка, что при входе в деревню на вопрос опять подвернувшегося Мишки (не уследил он все-таки): «Куда ходили?..» — Никита сначала два раза свистнул на четвертой дырке: «Наше дело!», а уж потом разъяснил словами:

— На кудыкину.

А Петька просигналил: «Молчи!»

«Все в порядке», — ответил Никита.

«Пойдем ко мне?» — просвистел Петька.

Никита кивнул, свистнул: «В штаб». И добавил: «Мишке надо дать по шее».

«Рыжий что-то замышляет. Потом», — отсигналил Петька.

Мишка от удивления даже глаза выпучил. Это тебе не дротик: свистят люди, кивают головами, будто помешанные… И переговариваются, а подслушивать — никакого толку.

Вынужденное перемирие

Никита, опробуя новый дротик, изо всей силы всадил его в старую, иссеченную топором колоду посреди Петькиного двора. Им предстояло еще заняться борьбой, снова одолеть сильно пересеченную пятикилометровку и по тридцать раз нырнуть с обрыва.

Вдруг, стукнувшись лбом о покосившуюся калитку, во двор ворвался Колька тетки Татьянин.

— Кино в Рагозинке! — захлебываясь, со слезами на глазах от быстрого бега, сообщил Колька. — «Чапаев»!

Петька даже побледнел.

— Врешь…

— Честное октябренское! Чтоб мне провалиться! — заклялся Колька. — Уже собираются все!..

Колька, видно, был рад случаю восстановить отношения с беглецами, принеся им заведомо необычную весть.

Но Петька уже овладел собой. Сказал: