Я тебя ненавижу - Елена Рахманина

я. Смысла задавать вопросы не было абсолютно. На меня смотрели враждебно, и вряд ли что-то вразумительное услышала бы в ответ.

Зашла без стука в тренерскую, Таисия Андреевна шагами мерила комнату, но, заметив меня, остановилась и жестом показала на стул.

– Таисия Андреевна, что случилось?

– Нас сегодня посетил высокий чин из Федерации спортивной гимнастики, сообщил, что к нам в штат приходит новый тренер, его ученица уже у нас занимается – Анастасия Малевская. Признаться, я не была в курсе этого.

Не сказать, чтобы тренер выглядела осчастливленной этим известием.

– Троянский конь?

Сумина проигнорировала мою шутку, а я всё ещё не понимала, как это может касаться меня.

– Алёна, ты должна сделать всё от тебя зависящее, чтобы попасть к нему.

Почувствовала, будто меня хлыстом ударили.

– Вы не хотите больше меня тренировать?

Она недовольно поджала губы, как бывало, когда я плохо осваивала новый элемент.

– Успокойся, Алёна, и выслушай, – строго, как с маленькой девочкой, начала она, – давно мне следовало уже тебя отпустить, да не могла, ты моя самая талантливая ученица, сама хотела подвести тебя к Олимпийским играм, но я понимаю, что не хватает у меня ресурсов для этого как у тренера, тебе нужны сложные элементы, нужно учиться тому, что могут американки и китаянки. Я считаю, что у тебя есть реальный шанс попасть в сборную России на Олимпийские игры, но для этого ты должна показать новую программу, сильную, а я не могу тебе этого дать.

– Таисия Андреевна, я не понимаю.

– Новый член нашей команды – это Сергей Данилевский, – тренер опустила глаза на свои переплетённые пальцы.

О Данилевском знали все в спортивной гимнастике. К своим подопечным он относился так же, как относились тренеры в Советском Союзе и Румынии в семидесятых. Безжалостно и беспощадно, не считаясь с чувствами и вообще не думая о том, что работает с живыми людьми. Но, несмотря ни на что, его ученики выигрывали золотые медали на олимпиадах раз за разом. Я была не из тех, кого пугали трудности, и сейчас испытывала даже в некоторой степени азарт и предвкушение.

– Кроме Малевской, он не планировал больше никого тренировать, и ты должна убедить его в обратном. Точная дата приезда Данилевского ещё не известна, сейчас заканчивается его контракт в США, после чего начнутся бумажные формальности здесь, в России, и он приступит к работе на нашей базе.

Вместе с тем теперь мне стали ясны взгляды девочек в раздевалках, это был какой-то микс жалости и злорадства одновременно – не меня он выбрал.

– Будь готова к тому, что он тиран и моя школа по сравнению с его методами – это детский сад, – призналась тренер.

Данилевский не просто тиран, он чудовище, самое настоящее. Но если после него я выживу и приму участие в Олимпийских играх, то несомненно стану чемпионкой.

– Хорошо, – кивнула я, и тренер безошибочно распознала в моих глазах решимость.

Возможно, будь на моем месте кто-то другой, перспектива работать до кровавых мозолей и пугала бы, но меня она будоражила.

Вечером я зашла в раздевалку, не ожидая в ней кого-то ещё застать, потому что выходила из зала последней, но, к моему удивлению, на скамейке, прислонившись к шкафчикам, сидела Катя. После душа, с ещё влажными волосами и в повседневной одежде, очевидно, её тренировка давно завершилась, и когда она увидела меня, то едва заметно вздрогнула. Зная её отношение ко мне, решила не лезть на рожон и игнорировала её присутствие. Но когда я вышла из душа, Катя всё так же сидела.

Она очень медленно встала, будто ноги ко мне не несли, и подошла, сложив руки на груди в оборонительной позе, прислонилась к дверце соседнего шкафчика.

– Комар, – начала она, – я просто хотела сказать тебе спасибо.

Хмурюсь, не понимая её, ожидая подвоха.

– За что?

– За Кирилла.

Пазл в голове начал складываться. Внимательно смотрю на девушку, осознавая, что не просто так тогда, в автобусе, ею были произнесены те слова, не в ревности дело, а в личном опыте.

– Катя, он тебе что-то сделал?

Она тут же опускает глаза, но за секунду до этого я успеваю прочитать в них то же, что видела в своём отражении, когда смотрела в зеркало, – уязвимость.

Замечаю, как она теснее прижимает к себе руки, сжимая их в кулаки, словно от одних воспоминаний про Кирилла ей хотелось защититься. Кивает, не поднимая на меня головы, и я чувствую её страх и беспомощность.

– Только тебе повезло больше, – искажённым от подступающих слёз голосом говорит она, – со мной он успел довести дело до конца.

– Почему ты не обратилась в милицию? – глупый вопрос, знаю. Без Клима я бы сама не пошла туда.

Катя смотрит на меня затравленным взглядом, которого я раньше не замечала.

– Если мой папаша об этом узнает, убьёт меня, а не его.

– Ты никому не рассказывала?

Она отрицательно качает головой, вытирая слёзы, как беззащитный ребёнок, и я понимаю, как мне повезло, потому что мои близкие не осудили, не обвинили и не предали анафеме. Не думая, я поддалась желанию и неуклюже обняла её, желая разделить вместе с ней её боль и свой страх. Сначала мне показалось, что Катя оттолкнёт меня, её мышцы задеревенели, она будто сжалась вся в комок, а потом расслабилась и уже не сдерживала слёз, пока не выплакала часть своих переживаний. Я понимала, как важно ей было с кем-то поделиться, прекратить держать всё это в себе, и постепенно слёзы угасли, а девушка начала успокаиваться. Но нам обеим станет лучше только после того, как виновный понесёт наказание.

Когда мы неловко отстранились, обе не могли смотреть друг на друга, правда, Катя перед уходом всё же буркнула, что это не мир, а мы не подруги, но с того дня наши отношения изменились навсегда.

***

С момента аварии прошло шесть месяцев, в течение которых я испытывала адские муки ради того, чтобы вновь встать в строй, но без полноценных тренировок ещё не ясно, на что способно моё тело. И всё же я не позволяла себе мыслей о том, что функциональность не вернётся или будет ограничена. В плохие дни, когда боль одолевала, я сидела сложив ноги по-восточному, представляя, как поднимаюсь на пьедестал, не видела травм, не видела препятствий, но отчётливо видела, как мне на шею надевают золотую медаль. И каждый раз, когда боль была нестерпимой, когда хотелось всё бросить, я визуализировала себе этот момент и ради него готова была пойти на всё.

Я должна стать олимпийской