Час ночи - Аркадий Адамов

С доброго имени фабрики и начал Михаил Прокофьевич в тот день своё вступительное слово на оперативном совещании.

— Мы, значит, надеялись, — сурово начал он, — что план полугодия будет перевыполнен. Такового и добились. Это, товарищи, морально приподымает. Знамя облпрофсовета наше. И, понятное дело, премия тоже. Но указанного выше мало. — Он сделал многозначительную паузу. — Достигнута договорённость с Иваном Зосимовичем, нашим уважаемым мэром, что сверх установленного лимита фабрика получит к ноябрьским дням ещё семнадцать квартир.

— Вот это да! — восторженно воскликнул самый молодой из присутствующих, заместитель начальника цеха раскроя Саша Буланчик. — Качать Михаила Прокофьевича!

Все заулыбались. А член фабкома и ответственный за спортивную работу Боря Новохижин мечтательно сказал:

— Ну, теперь Сметанин наш, деться ему некуда! А нам в первой лиге без него полный крах. Так что одну трёхкомнатную на это дело надо бросить, Михаил Прокофьевич, как хотите. Вы же наши дела знаете.

Сметанин был известный тренер, и вокруг него давно интриговало руководство фабрики.

— Бросим, — снисходительно кивнул Михаил Прокофьевич. — Теперь можно. Но надо повышать уровень. Условия, кажется, есть.

— Мало работают, — поддержал один из самых страстных болельщиков, заместитель директора по сбыту Тихон Артемьевич Богословец. — У западных профессионалов в год сто и больше одних только официальных встреч, а у наших пятидесяти не наберёшь. Откуда взяться уровню, я вас спрашиваю?

— Там сезон длится одиннадцать месяцев, — обиженно возразил Боря. — А у нас…

— Да кто им мешает играть хоть все двенадцать?! — вскипел Богословец. — Я давно говорю…

— Ну ладно, хватит, — оборвал его Михаил Прокофьевич. — Сейчас сезон в разгаре, деньги им идут, так что пусть трудятся. А осенью, если будут молодцами, мы их шапками закидаем.

Он скупо улыбнулся, и все тут же рассмеялись, оценив директорское остроумие.

— А насчёт Сметанина пока ни гу-гу! — Михаил Прокофьевич погрозил пальцем. — Такие дела только после конца сезона решают. Вот так. Ну и всё об этом. Есть вопросы посерьёзнее. Техническое управление министерства согласилось на поставку нам нового оборудования согласно нашей заявке.

Все восхищённо переглянулись. Такого успеха никто не ждал. Такого вообще не бывало, чтобы удовлетворили всю заявку. А между тем новое оборудование гарантировало выполнение и даже перевыполнение плана, крупные премии, почёт и славу.

— Собирайся в Москву, Тарас Петрович, — обратился Михаил Прокофьевич к главному механику. — После совещания останешься, обсудим детали.

— Слухаю, — хмурясь, буркнул в ответ усатый и толстый Тарас Петрович. — Треба ехать, конечно.

Хмурился он не случайно. Ему вдруг показалось, что под внешним спокойствием и уверенностью директора скрывается какая-то тревога, какая-то немалая неприятность, и связана она с Москвой. Слишком уж хорошо изучил он своего друга за одиннадцать лет совместной работы.

— Теперь дальше, — невозмутимо и твёрдо продолжал между тем Михаил Прокофьевич. — Нами получено согласие министерства на изменение баланса поставок сырья. Ещё семнадцать процентов будем получать по прямым контрактам с заготпунктами нашей и соседних северных и восточных областей. Это сильно облегчит нам обеспечение сырьём. Это прежде всего тебя касается, Гвимар Оскарович, — обернулся он к Лесевицкому.

Большинство из присутствующих приняли эту новость спокойно, и только несколько человек вздрогнули от этой неожиданной радости и многозначительно переглянулись, ибо эта новость сулила им в будущем такие радужные перспективы, с которыми мало что могло сравниться.

Сообщение было неожиданным даже для Гвимара Оскаровича Лесевицкого, заместителя директора по снабжению, юркого седенького человечка с вытянутой мышиной мордочкой и воспалёнными веками. Впрочем, застать врасплох его было невозможно. Вот и в данном случае он этой новости не знал, но предвидел, точнее, учитывал возможность такого решения и исподволь готовился к нему.

— Новые пункты мною уже намечены, — поспешно доложил он. — И предварительная договорённость там имеется по всем позициям. Решительно по всем, — с ударением повторил он.

— Ну даёт наш Гвимар! — удовлетворённо усмехнулся Михаил Прокофьевич. — Вот, товарищи, как надо работать. С прицелом на будущее, с учётом перспективы и линии развития. Нас на это постоянно ориентируют сверху. И я об этом не раз писал. Отмечаю важность. — И он погрозил пальцем.

— Мы все учимся у Гвимара Оскаровича, — польстил кто-то из начальников цехов директорскому любимчику.

— Так. Моя информация закончена, — хлопнул ладонью по столу Михаил Прокофьевич. — Займёмся текущими делами. Что там у нас в третьем цехе? Потом коротко по всем цехам пройдёмся. И по-деловому, товарищи, по-деловому. Нас производство ждёт.

Однако совещание продолжалось ещё не меньше часа, пока наконец дверь директорского кабинета не раскрылась и в приёмную стали выходить участники совещания, оживлённо переговариваясь, обсуждая новости, о чём-то условливаясь и доспоривая.

К тому времени в приёмной уже скопилось немало людей на приём к директору. Но первой туда зашла его секретарь Лёлечка, тоненькая длинноногая девица с намазанными глазами, в коротенькой юбочке и яркой, весьма открытой кофточке, очень конфузившей мужчин, ибо они начинали с трудом управлять своими взглядами при разговоре с Лёлечкой и сбиваться с мысли, и Лёлечку это ужасно забавляло. Ухаживаний она никогда не отвергала, а всякие подарки тем более, но шефу своему была предана неподкупно и пользовалась его немалым доверием, об этом все знали.

Вынырнув через минуту из кабинета, Лёлечка объявила ожидавшим приёма:

— Михаил Прокофьевич ещё занят.

Кроме Гвимара Оскаровича и Тараса Петровича, в кабинете задержались заместитель директора по сбыту Тихон Артемьевич Богословец, не только страстный футбольный болельщик, но и отменный хитрец и весельчак, неизменный тамада на всех дружеских застольях, и Анна Григорьевна Горева, яркая блондинка лет тридцати, высокая, статная, державшаяся со всеми необычайно высокомерно и покровительственно. Это объяснялось её особым положением при директоре. Об их отношениях на фабрике говорили почти в открытую, и Анны Григорьевны многие побаивались. Однако даже её недоброжелатели не могли отрицать, что своё дело Анна Григорьевна знала отменно, до тонкости, и в хозяйственной деятельности фабрики главный бухгалтер играл, как и положено, весьма важную роль.

Таким образом, Михаил Прокофьевич собрал у себя, как он любил выражаться, «мозговой центр» и одновременно самых близких и доверенных людей.

— Давайте по порядку, — сурово сказал он и повернулся к Богословцу: — Тихон, какой сигнал получил комитет народного контроля, от кого? Что там твой Егудеев говорит?

— Ерунда, — махнул рукой Богословец. — Ещё одна жалоба на качество. Из Вольского торга.

— Ты руками-то не очень маши, — одёрнул его Михаил Прокофьевич. — Как он её получил?

— От Денисова, — неохотно признался Богословец.

Это означало, что с жалобой ознакомился председатель комитета, давний недоброжелатель Михаила Прокофьевича.

— Вот видишь, — укоризненно произнёс тот, словно Богословец был виноват во всём. — И это уже не первый случай. Ты узнал, кто с фабрики пишет?

— Пока нет. Егудеев…

— А! Да чего он стоит, твой Егудеев, — поморщился Михаил Прокофьевич. — Сморчок он. Плюнуть и растереть. Надо понимать. Он не помощник, он в лучшем случае информатор, да и то, как видишь, хреновый.

Михаил Прокофьевич снял очки и устало потёр глаза, как бы давая понять, что вот он-то неусыпно стоит на страже интересов коллектива, он трудится прямо-таки адски, забывая о сне и отдыхе, а вот некоторые позволяют себе работать спустя рукава и допускают ляпы, как только он не уследит, чуть ослабит контроль.

— Ничего, Денисов не вечен, — успокаивающе сказал Богословец. — Уберут, переведут. Уже такой разговор был.

— Мы тоже с тобой не вечны, между прочим, — вздохнул Михаил Прокофьевич. — Нашёл чем утешать. Думать надо, а не утешать. Ты его на рыбалку приглашал?

— Не поехал. Сказал, жена больна. А её, — Богословец хихикнул, — в городе видели, в общей очереди.

— Ай-ай-ай! — покачал головой Лесевицкий. — Вы видите, что делается? Нет, этот Денисов — чрезвычайно опасный человек.

— О чём и разговор, — согласился Михаил Прокофьевич. — Подумаешь, он Егудеева купил! Да его кто хочешь купит! — Он тяжело повернулся к Богословцу: — Твоя главная задача — Денисов. Найди ключ. Изучи. Нет такого человека, заруби себе на носу, к которому нельзя было бы подобрать ключ. Нет и не будет. И тут ничего не жалко.

— Подберём, Михаил Прокофьевич.

— Ну-ну. Поглядим. Теперь дальше. — Он хмуро посмотрел на Лесевицкого. — Ты тоже хорош. Опять в обком шастал?