Летописи Дорна. Белый воин - Алексей Осадчук

Юлю он застал спокойно играющей с теплым камешком, высокие стенки дупла надежно охраняли малышку от падения. Увидев обеспокоенное лицо принца, девочка протянула к нему пухленькие ручки, просясь на руки. Саша, взяв ее, нежно прижал маленькое, пахнущее молоком тельце.

— Лю? — Казалось, малышка понимала состояние принца после битвы.

— Пошли искать твою маму, — произнес Саша севшим от перенапряжения голосом.

Плотно укутав ребенка в шкуру, он направился обратно на поляну — нужно помочь бедным женщинам, да и Юлину маму не терпелось найти. Очень хотелось верить, что она не осталась на той страшной кровавой поляне.

Выйдя снова к лагерю, он обнаружил, что пленницы продолжают сидеть на снегу — наверное, плен очень сильно истощил женщин. Только одна из них, стоявшая спиной к приближающемуся принцу, пыталась что-то сказать своим подругам по несчастью. Со своего места он не мог разобрать слов, но, судя по тону, она старалась поднять их дух.

Он заметил, что у заметивших его женщин глаза снова округлились от страха. Саша, стараясь не показать слабость, наступившую после использования Дара, медленно приближался к несчастным. Видимо, единственной стоящей женщине сказали, что он приближается, потому что она резко обернулась.

Это была молодая девушка — наверное, даже ровесница Саши. Страх и обреченность в ее больших зеленых глазах, обращенных на приближающегося принца, постепенно сменялись удивлением и радостью. Сколько надежды было в этих красивых светлых глазах! Даже сквозь растрепанные грязные волосы, сквозь засохшую корку то ли грязи, то ли крови на лбу, сквозь копоть и грязь на щеках и шее просматривалась необычайная волевая красота этой девушки.

Ее восхищенный взгляд блуждал по одежде и оружию Саши — если бы не шлем, то она бы непременно заметила его смущение. Подойдя совсем близко к женщинам, он отбросил капюшон и снял шлем. По рядам бывших пленниц прошел вздох удивления. «Я бы тоже удивился», — подумал уставший Саша.

Юля зашевелилась в свертке и, словно напоминая о себе, загугукала. Не зная, как поступить дальше, принц протянул шевелящийся сверток, с надеждой глядя на женщин. Вдруг одна из них, будто очнувшись от оцепенения, с радостным криком подскочила к ребенку и бережно прижала Юлю к груди.

Из свертка раздалось веселое «Лю!».

— Ну вот, а ты боялась, — произнес уставшим голосом Саша. — Нашли мы твою маму!

Огромный груз напряжения спал с сердца. Ноги стали ватными, лица улыбающихся и счастливых женщин поплыли перед глазами. Кто-то даже попытался поддержать падающего Сашу за локоть, но сознание медленно оставляло его, принося покой и тишину…

Глава 18

СТОЯНКА ОХОТНИКОВ

Утро приветствовало землю солнечным светом. Уже по-весеннему пригревало, и на открытых участках земли снег полностью растаял, обнажив темную каменистую почву полей. Только кое-где, особенно в тени далекой стены леса, грязный снег, будто изъеденное домашними паразитами дырявое покрывало, коряво укрывал землю.

Птицы заливались вовсю, неся весеннюю песнь пробуждения всему живому. С крепостной стены дозорные часто замечали быстроногих полевых жмыхов,[6] копающихся в земле. Они забавно прыгали и играли между собой, а когда один из них находил что-нибудь съедобное, начиналась свара, сопровождаемая громким верещанием и писком.

Весна вступала в свои права. Даже Холодное море,[7] постоянно бурлящее и недовольное, сегодняшним утром радовало голубой спокойной гладью. Далеко на горизонте оно сливалось с чистым, без единой тучки небом.

Жители Хирмальма продолжали готовиться к осаде. Несмотря на раннее время, с внешней стороны крепостных стен велись работы по обновлению глубокого рва, опоясывающего, словно гигантский змеиный след, всю крепость. Сотни людей копошились внутри рва, вычерпывая зловонную талую жижу и укрепляя на дне остро отточенные деревянные колья разных размеров.

Люди работали споро, сменяя друг друга ночью и днем. Никто не отлынивал от работы — жить хотелось всем. Вчера к морской пристани подошли баррканы из стольного Мирольма, принеся весть о гибели славного городища. Много воев пало в той страшной сече, и с ними сложил голову сам Рыжебородый конунг.

Люди молча, со слезами на глазах, толпились у пристани, встречали высаживающихся из кораблей жителей уже не существующей столицы лоримов. Остатки потрепанной мирольмской дружины привел легендарный богатырь воевода Валдо Белоус. Смертельно уставший, с перевязанной левой рукой, он спустился последним с главного судна.

Теперь Хирмальм оставался последним оплотом лоримов. Если падет город-крепость, лоримы перестанут существовать. Это понимали все. Каждый старался принести как можно больше пользы, работая не жалея сил.

Укреплялись стены города, кузни, работая денно и нощно, оглашали железным перезвоном всю округу. Оставшиеся в живых друиды со всех селений ходили сейчас по городу, леча заболевших и отбирая более или менее сведущих в лекарском деле людей — скоро у них появится много работы.

Все мужское население — и беженцы, и местные жители — разбивалось на десятки и сотни. Вооруженные длинными копьями и деревянными щитами, некоторые в старых дедовских шлемах и кольчугах, бывшие рыбаки и землепашцы переходили под начало ветеранов-дружинников, назначенных теперь десятниками и сотниками.

Внутри крепости на бывшем ярмарочном пустыре свежеиспеченные десятники гоняли до седьмого пота не державших ранее оружия и не умеющих сражаться в строю ополченцев. Крики и ругань ветеранов оглашали ставший похожим на потревоженный пчелиный улей военный лагерь. Людям, сменившим косы на копья, вдалбливали тяжелую науку выживать. Никто не ныл и не жаловался. Молча сносилась ругань вечно орущих командиров. Если падут они, больше некому будет защищать их семьи.

Из охотников была собрана неполная сотня стрелков: именно на них лежала разведка местности и, если повезет, возможная охота. Они уходили далеко в глубь захваченных тарками земель. Вести поступали неутешительные. Орда шла со всех сторон медленно, но неотвратимо.

Осада еще не началась, а продовольствие уже таяло с пугающей быстротой. Седовлас еще седмицу назад сократил раздачу еды людям, и жители безропотно принимали такие меры.

Постаревший и осунувшийся, Икер этим ясным весенним утром стоял на самой высокой смотровой башне, с надеждой вглядываясь в даль леса, — такая привычка появилась у него в эти дни. Валдо принес обнадеживающую весть о Наюшке — он видел ее с двумя дружинниками в Ульме живыми и здоровыми. Он думал, что дочь ярла уже давно рядом со своим отцом, — Седовлас даже заметил, как расстроился воевода, узнав, что Анаи нет в Хирмальме. Он приметил, как заметно погрустнел этот вечно веселый воин. «А что? — думал Икер. — Чем не жених для дочери? Хорош собой, уважаем, неглуп — лучшего мужа для Наюшки не сыскать. Только вот совладает ли он с упрямым нравом дочери?»

Словно отвечая на мысли задумавшегося ярла, за его спиной тихо прозвучал голос старого друида, заставив вздрогнуть от неожиданности:

— Другая доля у твоей дочери, сын мой. Верь Ему. Он не может обмануть. Сбываются дни древнего пророчества, которые изменят жизнь твоего народа.

Ваянар, все еще слабый, поддерживаемый под руку все тем же служкой, стоял рядом с Икером. На старце был надет его длинный белый балахон, перетянутый на поясе сплетенной втрое веревкой[8] — знак Высшего друида. Левой рукой он опирался на длинный резной посох, вырезанный из черного дерева.[9]

— Оставь нас, Роли, я позову тебя, когда потребуется, — сказал он быстро поклонившемуся и исчезнувшему в дверях башни слуге.

Когда они остались одни, Икер, придерживая своими крепкими, как камень, руками дряхлого старца, спросил:

— Отец, ты действительно веришь в приход Белого воина? В эту сказку, придуманную каким-то длинноухим из давно канувшего в небытие народа?

— А ты? — испытующе, как когда-то в детстве, задал вопрос Ваянар.

— Я хочу верить, учитель, но у меня не выходит, — ответил Икер, обреченно опустив голову. — Хочу, но не могу. Может, потому, что времена моего детства давно растаяли в прожитых зимах? А в погоне за лучшей жизнью для своего народа я почти полностью растерял самого себя.

Они стояли молча, глядя на далекую темную кромку леса. Что притаилось там, в глубине чащи, ставшей за эти дни такой чужой?

Молчание нарушил друид:

— Завтра, я слышал, будет совет, и ты станешь конунгом лоримов.

Икер горько улыбнулся:

— Да, для оставшихся в живых членов Сейма как будто не существует смертельной опасности. Эти жалкие жмыхи надеются отсидеться за спинами воинов. Пытаются закрепить свою власть, избрав меня на Сейме конунгом. Разве они не понимают, что завтра наш народ, возможно, перестанет существовать?