Сага о Форсайдах - Джон Голсуори

- В самый раз, - сказала Джун. - Прелесть, как оригинально. Харолд прямо влюбится.

- Не знаю, - сказала Флер. Пока что темперамент рафаэлита казался ей не очень-то влюбчивым. Они прошли в ателье, ни разу не упомянув о Джоне. Портрета Энн не было. И как только Джун вышла принести "как раз то, что нужном для фона. Флер сказала:

- Ну? Будете вы писать портрет моего кузена Джона? Рафаэлит кивнул.

- Он не хотел, она его заставила.

- Когда начинаете?

- Завтра, - сказал рафаэлит. - Он будет приходить по утрам, одну неделю. Что в неделю сделаешь?

- Если у него только неделя, ему бы лучше поселиться здесь.

- Не хочет без жены, а жена простужена.

- О, - сказала Флер, и мысль ее быстро заработала. - Так тогда ему, вероятно, удобнее позировать днем? Я могу приходить утром; даже лучше чувствуешь себя свежее. Джун могла бы известить его по телефону. Рафаэлит пробурчал что-то, что могло быть истолковано как согласие. Уходя, она сказала Джун:

- Я хочу приходить к десяти утра, тогда день у меня освобождается для моего дома отдыха в Доркинге. Вы из могли бы устроить, чтобы Джон приезжал днем? Ему было бы удобнее. Только не говорите ему, что я здесь бываю, за одну неделю мой портрет вряд ли станет узнаваемым.

- О, - сказала Джун, - Кот это неверно. Харолд всегда с самого начала дает сходство; но он, конечно, будет ставить холст лицом к стене, он всегда так делает, пока работает над картиной.

- Хорошо! Он уже сегодня кое-что сделал. Так если вы беретесь позвонить Джону, я приеду завтра в десять.

И она терпела еще целый день. А через два дня кивнула на холст, прислоненный лицом к стене, и спросила:

- Ну, как ведет себя мой кузен?

- Плохо, - сказал рафаэлит. - Ему не интересно. Наверно, ум не тем занят.

- Он ведь, знаете, поэт, - сказала Флер.

Рафаэлит взглянул на нее глазами припадочного:

- Поэт! Голова у него неправильной формы - челюсть длинна, и глаза сидят слишком глубоко.

- А зато какие волосы! Вы разве не находите, что он приятная натура?

- Приятная! - повторил Рафаэлит. - Я все пишу, будь оно красиво или страшно как смертный грех. Возьмите рафаэлевского папу [32] - видали вы когда-нибудь лучший портрет или более уродливого человека? Уродство неприятно, но оно существует.

- Понятно, - сказала Флер.

- Я всегда говорю понятные вещи. Единственно, что сейчас истинно ново, - это трюизмы. Поэтому мое творчество значительно и кажется новым. Люди так далеко отошли от понятного, что только понятное их и ошарашивает. Советую вам над этим подумать.

- В этом много правды, - сказала Флер.

- Конечно, - сказал рафаэлит, - трюизм нужно выразить сильно и ясно. Если вы на это не способны, лучше ходить и ныть да ломаться по гостиным, как делают гагаисты. Трагикомический они народ - стараются доказать, что коктейль лучше старого бренди. Я вчера встретил человека, который сказал мне, что четыре года писал стихотворение в двадцать две строки, которые никто не может понять. Это ли не трагикомедия? Но он себе на нем составит имя, и о нем будут говорить, пока кто-нибудь и пять лет не напишет двадцать три строки еще более заумные... Голову выше... Молчаливый тип ваш кузен.

- Молчание - большой талант, - сказала Флер.

Рафаэлит ухмыльнулся.

- Вы, верно, думаете, что я им не одарен. Но вы ошибаетесь, сударыня. Я недавно две недели прожил, не открывая рта, кроме как для еды, а если говорил, так "да" или "нет". Она даже испугалась.

- Неважно вы с ней обращаетесь, - сказала Флер.

- Неважно. Ей моя душа нужна. Самая гадкая черта в женщинах - о присутствующих, конечно, не говорят - мало им своей души.

- Может, у них и нет ее, - сказала Флер.

- Магометанская точка зрения - что ж, не так уж глупо. Женщине вечно нужна душа мужчины, ребенка, собаки. Мужчины довольствуются телом.

- Меня больше интересует ваша теория трюизмов, мистер Блэйд.

- Вторая теория не по зубам? А? Попал в точку? Плечо немножко поверните. Нет, влево... Так ведь это тоже трюизм, что женщине вечно нужна чья-то душа, - только люди об этом забыли. Вот хоть Сикстинская мадонна! У младенца своя душа, а мадонна парит над душой младенца. Тем и хороша картина, помимо линий и красок. Она утверждает великий трюизм; но его уже никто не видит. Вернее, никто из профессионалов - у них ум "за разум зашел.

- Какой же трюизм вы собираетесь утвердить в моем портрете?

- А вы не беспокойтесь, - сказал рафаэлит. - Какойнибудь да окажется, когда будет готово, хотя, пока я работаю, я и сам не знаю, какой именно. Темперамент не скроешь. Хотите отдохнуть?

- Ужасно. Какой трюизм вы воплотили в портрете жены моего кузена?

- Мама родная! - сказал рафаэлит. - Ну и допрос!

- Ведь вы не сделали для нее исключения? Какой-нибудь трюизм да есть?

- Во всяком случае, что нужно, я передал. Она не на - стоящая американка.

- То есть как?

- Какие-нибудь предки другие - может быть, ирландцы или бретонцы. И на русалку похожа.

- Она, кажется, росла где-то в глуши, - сухо сказала Флер.

Рафаэлит поглядел на нее.

- Не нравится вам эта леди?

- Нравится, конечно, но вы разве не замечали, что живописные люди обычно скучны? А мой кузен - какой будет его трюизм?

- Совесть, - сказал рафаэлит. - Этот молодой человек далеко пойдет по пути праведному. Он не спокоен.

Резкое движение встряхнуло все бубенчики на костюме Флер.

- Какое страшное пророчество! Ну, будем продолжать?

IV

РАЗГОВОР В АВТОМОБИЛЕ

И еще один день Флер терпела; потом после утреннего сеанса забыла в ателье сумочку. Она заехала за ней в тот же день, попозже. Джон еще не ушел. Он только что кончил позировать и стоял, потягиваясь и зевая.

- Еще разок, Джон! Я каждое утро жалею, что у меня не твой рот. Мистер Блэйд, я забыла здесь сумочку; в ней у меня чековая книжка, она мне сегодня понадобится в Доркинге. Кстати, завтра я, вероятно, на полчаса опоздаю. Ты знал, Джон, что мы с тобой товарищи по несчастью? Мы будто в прятки играли. Как дела? Я слышала, Энн простужена. Передай, что я очень ей сочувствую. Как подвигается портрет? Можно взглянуть одним глазком, мистер Блэйд, мне интересно, выявляется ли трюизм? О! Будет замечательно! Я уже вижу линию.

- Да ну? - сказал рафаэлит. - А я нет.

- Вот моя несчастная сумочка. Если ты кончил, Джон, могу подвезти тебя до Доркинга; там попадешь на более ранний поезд. Поедем, повеселишь меня дорогой. Я так давно тебя не видела!

На Хэммерсмитском мосту к Флер вернулось самообладание, которого внешне она и не теряла. Ока легко болтала на легкие темы, давая Джону время привыкнуть к ее близости.

- Я езжу туда каждый день к вечеру, делаю там, что нужно, а рано утром возвращаюсь в город. Так что до Доркинга я всегда могу тебя довезти. Почему бы нам не видеться изредка? Мы же друзья, Джон?

- Наши встречи не особенно-то способствуют счастью, Флер.

- Милый мой, что такое счастье? Если можно без вреда наполнить свою жизнь, почему не делать этого?

- Без вреда?

- Рафаэлит считает, что у тебя жуткая совесть, Джон.

- Рафаэлит нахал.

- Да, но умный нахал. Ты и правда изменился, у тебя раньше не было этой морщинки между глазами, и челюсть стала очень уж мощная. Послушай, Джон, милый, будь мне другом, как говорится, и давай больше ни о чем не думать... Всегда с удовольствием проезжаю Уимблдонский луг - за него еще не взялись. Ты купил эту ферму?

- Почти.

- Хочешь, поедем через Робин-Хилл? Посмотрим на него сквозь деревья. Может, вдохновишься, напишешь поэму.

- Никогда больше не буду писать стихов. С этим покончено.

- Глупости, Джон. Тебя только нужно расшевелить.

Правда, я хорошо веду машину? Ведь я только месяц как выучилась.

- Ты все хорошо делаешь, Флер.

- Говоришь, точно тебе это не нравится. Ты знаешь, что мы никогда с тобой не танцевали до этого вечера в Нетлфолде? Доведется ли еще когда-нибудь потанцевать?

- Вероятно, нет.

- Джон-оптимист! Ага, улыбнулся! Смотри-ка, церковь! Тебя тут крестили?

- Меня вообще не крестили.

- Ах да. Ведь это был период, когда к таким вещам относились серьезно. Меня, кажется, два раза мучили - и в католическую веру, и в англиканскую. Вот я и получилась не такая религиозная, как ты, Джон.

- Я? Я не религиозен.

- А по-моему, да. Во всяком случае, у тебя есть моральные устои.

- В самом деле?

- Джон, ты мне напоминаешь вывески на владениях американцев: "Стой. Гляди. - Берегись. - Не входи!" Ты, наверно, считаешь меня ужасно легкомысленной.

- Нет, Флер. Куда там! Ты имеешь понятие о прямой, соединяющей две точки.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Ты знаешь, чего хочешь.

- Это тебе рафаэлит сообщил?

- Нет, он только подтвердил мою мысль.

- Ах, вот как? Не в меру болтлив этот молодой человек. Он развивал тебе свою теорию, что женщине нужна чужая душа, а мужчина довольствуется телом?

- Развивал.

- Он прав?

- Обидно с ним соглашаться, но, пожалуй, отчасти и прав.

- Ну, так я тебе скажу, что теперь есть сколько угодно женщин, которые держат свою душу при себе и довольствуются чужими телами.