Рубеж. Пентакль - Марина и Сергей Дяченко

– Спасибо, что помочь хотите. – В голосе Михаила проступили глумливые нотки.

Или это Глебу только чудится?

– Но я должен сам, понимаете? Сам! Иначе цветок мне не дастся. Глеб, вы же разумный человек! Надеюсь, вы сделаете правильные выводы…

Правильные выводы лежали на поверхности. Ясное дело, потомок знаменитого Басаврюка никак не должен мешать убиению безвинной жертвы. Напротив, обязан оказать всемерное содействие.

Экзамен неотвратимо шел к логическому завершению.

В призрачном тумане, окружавшем цветок, началось суматошное движение. Туман задергался, словно в припадке эпилепсии, стал рваться на части. Ошалело заметалась вспугнутая нечисть. Глебу послышался писклявый козлетон:

– Атас, братва! Менты!

В следующий миг на месте чертячьего кубла, над цветком, изрядно сбавившем яркость свечения, обнаружились две вполне человеческие физиономии. Правда, в милицейских фуражках. И одна собачья, без фуражки. Вспыхнул слепящий свет фонаря. Глеб невольно зажмурился, заслоняя глаза рукой.

– Тэ-эк, граждане… Ночью по лесу шастаем? Бомжуем? Нарушаем?

– А ну-ка, предъявите документики…

– Серега, у него нож!

– Стоять, руки за голову! Бросай нож! Стрелять буду!

Миг-другой короткой возни.

Злобное рычание, треск веток.

И металлический щелчок наручников, сковавших запястья Михаила.

– Товарищи потерпевшие, успокойтесь. Ситуация под контролем. Лейтенант Беляк, – представился первый милиционер, с ловкостью опытного дирижера взмахнув перед лицом Глеба гербовой «корочкой».

– Старший сержант Выдра, – вспорхнула рядом вторая «корочка».

– Гав!

Это представилась овчарка.

Фонарь больше не светил в лицо, и Глебу наконец удалось рассмотреть спасителей.

Толстяк-лейтенант с надутыми щеками, сняв фуражку, отирал пот со лба. Под фуражкой у героического патрульного, несмотря на молодость, обнаружилась изрядная лысина в обрамлении редких волос. Чубатый малыш-сержантик в этот момент прикуривал, кривя тонкие губы в брезгливой гримасе. Поводок овчарки сержант намотал на руку. Пес, утратив всякий интерес к «товарищам потерпевшим», глухо ворчал на Михаила, уложенного в траву лицом вниз. Поводок натянулся струной. Когда б не бдительность сержанта Выдры, лже-клиенту сейчас пришлось бы туго.

Оба блюстителя порядка были в полной экипировке: портупеи, пистолеты, запасные обоймы, баллончики с «черемухой», рации, фонарики, дубинки, наручники…

Месяц услужливо спустился ниже, позволяя рассмотреть амуницию в подробностях.

– Все путем, граждане. Ваша милиция вас бережет. Обождите, никуда не уходите. А мы пока займемся этим криминальным элементом. Серый, переверни козла на спину. Поглядим, что за долбо… – Лейтенант покосился на Ольгу и, видимо, учуял филологическое образование, смутившись. – Что за сомнительный кадр у нас образовался.

Сержант Выдра указание начальства выполнил с энтузиазмом, от души пнув задержанного ботинком под ребра. Охнув, главменеджер ковена, взятый вне конкурса по протекции, резво поменял диспозицию. «Супротив милиции – никаких чудес!» – вспомнил Глеб строчку из Высоцкого. – Нет, иначе: «Супротив милиции он ничего не смог». Это «Кроме мордобития – никаких чудес». Холодное железо в виде наручников, оно против всякого колдовства – первейшее дело. А за мордобитием, похоже, дело не станет…»

Мысли были путаные, какие-то второстепенные.

– Михалыч, гляди: тебе его рожа ничего не напоминает?

– Фоторобот она мне напоминает. Из ориентировки, – отдуваясь, буркнул лейтенант Беляк. – Нож, серийные нападения на влюбленные парочки… Маньяк! Серега, выходи на связь!

Сержант извлек рацию, щелкнул кнопкой. В динамике затрещало.

– Нечипорук? Позови-ка мне Виева. У нас задержание… Товарищ майор? Докладываю: задержали подозреваемого по серии. Басаврюк, он самый, больше некому!.. С поличным. Так точно, товарищ майор. Да, свидетели имеются! Они же потенциальные жертвы… Обошлось, мы вовремя успели… Есть выполнять!

Лейтенант развел пухлыми ручками:

– Порядок, товарищи потерпевшие! У нас на трассе машина – доставим вас в райотдел, снимем показания…

И тут вмешалась Ольга:

– Колдуй!

От жаркого шепота Ольги, прозвучавшего для Глеба как землетрясение, сперва рухнули стены рассудка, а там и крыша. Бедный философ едва не схватил девушку за руку, чтобы броситься прочь: от доблестных ментов, лживого «клиента» Миши, зубастого Рекса, сволочного папоротника…

– Колдуй, говорю!

– Как?

– Как угодно!

Рогатый месяц боднул ветки ближайшего клена, с интересом разглядывая философа в пикантной ситуации. Впрочем, Глеб привык доверять Ольге – в кризисах и стрессах филологичке не было равных. Он сосредоточился. В голову, как назло, лезла всякая ахинея. Например, дурацкая скороговорка про попов, которую Глеб стал на ходу перелицовывать, словно старое пальто, под заговор:

– Шли три мента, три Момента-мента, говорили менты про Момента-мента, про Момента-мента, про Моментовича…

Лейтенант Беляк чихнул. Чих вышел оглушителен.

– Будь! – пожелал начальству сержант Выдра, для острастки ткнув дубинкой охнувшего маньяка Мишу. Но, отдадим должное, ткнул без злобы, скорее для проформы.

Овчарка легла и насмешливо высунула язык.

– Ну! Дальше! – не унималась Ольга.

Глеб в ужасе обнаружил, что правая рука его сама собой залезла в карман джинсов и скрутила увесистый кукиш. Рука жила отдельной замысловатой жизнью. В пальцах плясали искорки, предплечье било током. Философ чуял, что готов выхватить дулю в долю секунды, будто Клинт Иствуд – верный «магнум», и без промаха поразить стражей порядка.

Отчего-то идея показать неприличную фигуру ментам выглядела чертовски привлекательной. Это усиливалось надеждой, яркой, пылающей надеждой, без причин вспыхнувшей во взгляде арестованного Миши.

– Глебушка… я вас умоляю… – простонал лжеклиент. – Не останавливайтесь!

– В городском саду играет духовой оркестр, – вспомнил Глеб ретроволну радио «Мелодия», с которой и началась вся эта катавасия. – На груди у генерала… э-э… золоченый крест! Генерал бдит, генерал глядит! Озирается окрест: в каталажке, где сидим мы… м-гм… нет свободных мест!

Чертов кукиш вырвался-таки на свободу.

– А может, и не тот, – рассудительно сказал сержант Выдра, пробуя маньяка дубинкой в разных местах. Результаты анализа явно выходили неутешительными. – Щуплый какой-то. Недокормыш. Жертва блокады.