Герой по принуждению. Трилогия (СИ) - Александр Абердин

Природная способность этой красавицы очень остро, чуть ли не с какой‑то болезненной реакцией, воспринимать даже просто невинные ласки, действовала неотразимо и тотчас привела меня в восторг. Каждый мой поцелуй, каждое прикосновение, заставляли эту прелестную вакханку громко вскрикивать от наслаждения, накатывающее волнами на её сильное, роскошное тело, вызывая в нем то внезапную дрожь, то, чуть ли не судороги. Эта страстная красавица извивалась в моих объятьях всем телом и, казалось, совсем обезумела. Стоило нам слиться воедино, как из груди Гелиоры стали исторгаться громкие, вибрирующие, какие‑то почти что звериные звуки, а её тело, словно бы перестало подчиняться сознанию женщины и полностью оказалось во власти страсти и наслаждения.

Это была уже не обычная ангелица, а просто какая‑то всесильная женщина‑анаконда, женщина‑дракон, и она стискивала меня в таких объятьях, что я просто был сражен, повергнут и буквально опрокинут в пучину наслаждения. Такого накала страсти я не смог бы пережить, не будь сам существом совершенно иного рода, человеком с мышцами, подобными стальным канатам и костями прочнее стали. Никакое Кольцо Творения с его волшебными эманациями, уже не могло ничем увеличить нашего взаимного плотского влечения и вожделения, не могло добавить нам наслаждения уже не астрального, а какого‑то иного порядка.

Спустя несколько часов мы лежали в обнимку и, тяжело дыша, изумленно смотрели друг на друга. Гелиора полностью преобразилась и теперь, когда я смотрел в её зеленые, с янтарными крапинками глаза, в них уже не было никакой тоски. Взгляд этой женщины был просто ласковым и любящим. Устраиваясь в её нежных, почти воздушных объятьях поудобнее и еще крепче прижимая к себе эту женщину‑вулкан, я спросил:

‑ Гели, надеюсь, ты не бросишь теперь Фламариона?

Она рассмеялась и целуя меня, сказала:

‑ Конечно же нет, дурашка! С чего бы это вдруг, я стала его бросать, Ольгерд? Ты огненная страсть моей души, а мой возлюбленный Фламарион, ‑ единственная моя любовь и самая сильная привязанность. Ты единственный мой любовник, на которого я только и могу выплеснуть весь тот огонь, который копится во мне день ото дня, Ольгерд. Меня вполне устроит, если и в следующий раз, когда в моей душе вновь начнет бушевать это неистовое пламя, которое я не могу излить на своего возлюбленного Фламариона, ты вновь вберешь его в себя без остатка и утолишь в моей душе жажду страсти.

Такой ответ меня более, чем устраивал. Он устраивал меня полностью и потому я сказал свое возлюбленной:

‑ Уже сейчас я мечтаю о том, чтобы это случилось поскорее, моя прекрасная Гелиора.

Она весело рассмеялась и, чмокнув меня в кончик носа, насмешливым тоном поинтересовалась:

‑ Где же ты пропадал целые сутки, Ольгерд, пока все мы так напряженно работали? Надеюсь, что твое дело вполне стоило того, чтобы ты, наш добрый повелитель, вдруг взял и покинул своих верных слуг, занятых созиданием? Да еще при этом напустил на нас целую свору этих старых, ворчливых зануд, ангелов‑патриархов.

Вспомнив о своих собственных тяжких трудах я горестно вздохнул, думая о том, как бы мне потактичнее рассказать своим друзьям об Аде, который мы сотворили с Бертраном. Почему‑то мне показалось, что как раз Гелиоре можно было не только рассказать об этом первой, но даже и показать кое‑что. Поэтому я поднялся с кровати и, попросив её встать рядом, применил магический способ передвижения, которому научился у Яххи. Прыжок сквозь пространство нисколько не удивил опытную крылатую женщину, она успела уже привыкнуть к магическому телепорту с другим своим возлюбленным Создателем, но вот золотой пульт управления со множеством рычагов и штурвалов, женщину изрядно озадачил.

Когда же огромная, полированная сапфировая плита магического зеркала вдруг показала ей один из уголков Ада, эта отважная и решительная женщина вздрогнула и в ужасе закрыла лицо руками. Дрожа всем телом, Гелиора бросила еще взгляд на магическое зеркало и стуча зубами от страха, спросила меня хриплым, дрожащим от ужаса голосом:

‑ Боже мой, Ольгерд, что это?

Приказав магическому зеркалу дать общий план, на котором не было видно деталей, я поднял дрожащую женщину на руки и сел вместе с ней в кресло. Устроившись в нем поудобнее, я прижал к себе Гелиору и грустным голосом сказал:

‑ Вот видишь, любовь моя, сколь ужасен твой возлюбленный. Это и есть то самое дело, ради которого я вас покинул почти на сутки. Это Ад, который я сотворил вместе с магом Бертраном Карпинусом для черных душ, которые, будучи в Зазеркалье самыми отъявленными негодяями, обрели в этом месте не умирающие тела и, наконец, получили по заслугам. На создание всего того ужаса, что ты видишь в этом магическом зеркале, у меня ушел почти месяц и мне тоже пришлось не сладко, хотя, в отличие от вас, мне при этом никто не читал нудных и глупых нотаций. Сейчас меня волнует только одно, увидев это, ты по‑прежнему будешь любить и уважать меня? Ты захочешь вновь прийти ко мне однажды?

Глядя на меня глазами полными ужаса, Гелиора какое‑то время молчала. Она уже успокоилась и не дрожала, но вдруг засмущалась своей наготы и нервным движением прикрыла свои груди рукой. Затем, поняв всю бессмысленность своего жеста, она слегка изменила положение тела, сев вполоборота к магическому зеркалу и, глядя на общий вид Ада с содроганием, тихо сказала:

‑ Мой повелитель, ты Защитник Мироздания и тебе одному решать, что правильно, а что нет, я лишь твоя рабыня.

Нежно взяв Гелиору за подбородок, я сказал твердым и непреклонным голосом:

‑ Нет, не правильно, Гели. Ты заблуждаешься в главном. Да, я Защитник Мироздания, да, мне приходится быть жестоким с черными душами, но Ад мне нужен только для того, чтобы заставит черные души повернуться к свету через боль и страдания. Такова была причина, заставившая меня взяться за столь неблагодарное дело, но сейчас меня больше всего волнует другое, то, что ты считаешь меня не другом и возлюбленным, а повелителем и назвала себя рабыней. Вот это ранит меня гораздо сильнее, чем то, что я был вынужден сотворить в Парадиз Ланде преисподнюю и если это положение уже никогда не изменится, то я буду самым несчастным Защитником Мироздания во всех Вселенных Господа Бога.

Не знаю, то ли от того, что я был достаточно убедителен, то ли Гелиора просто пожалела меня, но она, еще раз взглянув на пейзаж, который с огромной высоты не казался таким уж и ужасным, погладила меня по щеке и сказала:

‑ Пожалуй ты прав, Ольгерд. Хотя ты и Защитник Мироздания, ты ничуть не меньше нас нуждаешься в верных и преданных друзьях. Но упаси тебя Бог, показывать такие ужасы другим девчонкам, особенно Галле, уж она этого точно не сможет пережить. Любовь моя, хотя то, что ты мне показал ужасно, я вовсе не считаю тебя кровожадным монстром и клянусь тебе, Ольгерд, моя любовь к тебе от этого не станет меньше. Ты Защитник, моя любовь и только ты ведаешь что творишь, а мы ‑ Смущенно опустив глаза, моя возлюбленная сделала рукой небрежный жест ‑ Все мы, лишь несмышленые дети по сравнению с тобой. Глупые, наивные и беспечные, когда речь заходит о чем‑либо подобном. Как всякие дети мы пугаемся всего непонятного и страшного, хотя как раз этого может быть и не следует делать. Было время, когда мы учили тебя, сначала мой сын Ури, а потом, как мне хочется думать, и я, а теперь настало время, когда ты стал учить нас. Мне не очень то понятно многое из того, чему ты меня уже научил, да это и не главное то, что рано или поздно я все равно осознаю, что такое быть магом такого высокого уровня. Для меня же, Ольгерд, куда главнее и важнее то, что я не мыслю своей жизни без тебя, любимый, и хочу чтобы и ты любил меня, а потому я никогда не покину тебя и всегда буду твоим другом.