Орден Ультрамаринов: Омнибус - Грэм Макнилл

Вождь бескожих рухнул на колени, вскидывая руки к небу… мертвые жители Хатуриана заполняли его, выдавливая его личную боль и страхи в последний сопротивляющийся уголок разума.

Теперь вместо своей боли он ощущал всю бесконечность страданий призраков.

Их гнев и ярость теперь стали его собственными.

И только одно могло положить им конец. Смерть.

Глава девятая

Уриил вынырнул из глубокого забытья, удивленный тем, что сумел с такой легкостью заснуть и что в этот раз его не посещали видения крови и смерти. Он так долго пробыл вдали от реального мира, что уже начал забывать, каково это — ложиться спать, не испытывая страха.

Пазаний звучно похрапывал на кровати у противоположной стены, и глаза его быстро двигались под сомкнутыми веками. Уриил нахмурился, когда в его памяти вдруг всплыл обрывок того, что ему снилось.

Он видел перед собой пещеру и что-то очень яркое и злобное, выползающее из нее. Уриил не мог в точности разглядеть его очертания и природу, но был абсолютно уверен, что это нечто неописуемо жуткое. Он потряс головой, прогоняя последние остатки сна, и свесил ноги с кровати.

Стараясь двигаться как можно тише, он налил в кубок воды и прополоскал рот. При этом капитан ощутил привкус пепла и еще чего-то металлического, напомнившего о крови. В воздухе витал слабый запах чего-то подгоревшего, и Уриил решил, что, должно быть, где-нибудь рядом с их комнатой находится кухня или столовая.

Он потер ладонями глаза, смущенный той вялостью, которая одолела его мышцы и мысли. В нормальных обстоятельствах космический десантник был способен перейти из сна в полную боевую готовность буквально за один вдох, но с самого первого дня на Салинасе всем его существом овладела странная апатия.

Возможно, была какая-то причина, которая могла объяснить и это его состояние, и то, что повсюду на улицах и среди самих Фалькат он видел только удрученные лица. Это была грустная планета, и меланхолия, захватившая в плен самого капитана, вполне могла быть составной ее частью, пропитавшей саму материю этого мира и населявших его людей.

Пазаний потянулся на кровати и сел, а затем поднял руки, чтобы почесать затылок… затылок, изрядно обросший за последнее время. Поднял сержант обе руки, но вот прикоснулась к волосам только левая.

— Черт, никак не привыкну, — произнес Пазаний, глядя на покрасневшую культю правой руки. — Пока она была заражена ксеноинфекцией, я ненавидел ее, а теперь мне ее не хватает. Тебе не кажется это странным?

— По мне, так вполне естественно, — отозвался Уриил. — Я слыхал, что некоторые люди, потеряв конечность, утверждали, будто чувствуют, как та чешется, словно она все еще на месте.

— И от кого же ты это слышал?

— Это было на Тарсис Ультра, — объяснил Уриил. — Магос Локард рассказывал мне о древнем адепте Марса. Звали его Симеоном, и он ввел в обиход целую серию новых разновидностей аугметических имплантатов. Что-то там было такое про то, что этому самому Симеону удалось сделать электрографические снимки пациентов, на которых все конечности оказывались видны даже после того, как их уже ампутировали.

— И как он их делал? — спросил Пазаний, почесывая культю, которая, как видел Уриил, была ярко-красной от воспаления и покрытой коричневатой коркой там, где еще не наросла кожа.

— Локард этого не знал, — ответил капитан, поднимаясь с постели и начиная серию упражнений, чтобы размять затекшие мышцы, — но рассказал мне, что Симеон был членом некого Драконьего культа и что никто точно не знает, существовал ли этот человек на самом деле. Рассказы о его трудах — на Марсе нечто вроде сказок. Говорят, он умер во время Марсианской схизмы в конце Древней Ночи.

— Зубы Императора, это же такая седая древность, что кто тут разберется, правда это или ложь! — сказал Пазаний, присоединяясь к зарядке Уриила.

— Примерно то же самое сказал и Локард, — ответил капитан. — Кроме того, он тогда еще добавил, что Марс забыл столько всего, что все что угодно из истории этой планеты может оказаться просто легендой.

— Легенды рождает время и пустая болтовня, — кивнул Пазаний, — разве не так говорят на Марсе?

— Дай достаточно времени, и все что угодно станет легендой, — согласился Уриил. — Однажды настанет момент, когда и мы с тобой в нее превратимся. Быть может, нам даже посвятят фрески в Храме Исправления.

— Или поставят статуи на Аллее Героев, — улыбнулся Пазаний.

Два друга провели первые утренние часы, вспоминая жизнь на Макрагге и красоты этого мира, который оба надеялись скоро увидеть. Спустя некоторое время они вдруг пришли к осознанию того, что уже слишком давно не проходили подобающие Астартес тесты на силу и выносливость. Оказавшись вдали от своих боевых братьев, они не имели возможности состязаться с ними и пытаться их превзойти, что не могло не сказаться на навыках. Этот факт был весьма неприятным.

Когда они как раз заканчивали с зарядкой, в дверь вежливо постучали, и в комнату вошел Эвершем, двигавшейся все с той же угрожающей кошачьей грацией. Его лицо не выдавало никаких эмоций; впрочем, Уриил всегда испытывал некоторые затруднения, когда пытался разобраться в чувствах простых смертных.

— Доброе утро, — сказал капитан.

— И в самом деле доброе, — отозвался Эвершем. — Надеюсь, вам хорошо спалось?

— Вполне, — заверил Пазаний.

— Чем можем быть вам полезны, мистер Эвершем? — спросил Уриил.

— Губернатор Барбаден посылает вам свой привет, — начал Эвершем, — и просит меня уведомить, что распорядился назначить для вас встречу с Яницепсами.

Ощущение солнечных лучей на коже стало для Сержа Касуабана приятным разнообразием после тесных, провоцирующих клаустрофобию Палат Провидения. И хотя воздух Мусорограда вряд ли можно было назвать свежим, он все равно был куда приятнее, нежели затхлая атмосфера смерти и отчаяния в металлических коридорах и больничных палатах.

Мусороград — именно такое «говорящее» название заслужил крупнейший район Барбадуса, и оно, как полагал Касуабан, как нельзя лучше ему подходило. Многие из изначальных построек, некогда возведенных здесь, были разрушены еще во время первой войны при усмирении планеты и так и не отстраивались заново. Те же, что сохранились, стояли впритирку к домам, созданным из оставленного гвардией наследства.

Это место стало кладбищем брошенных боевых машин полка. Дюжина бронированных рот оставила здесь свою технику, чьи экипажи уволились из Фалькат, или же просто поломанную и не поддающуюся ремонту. Находчивым гражданам не понадобилось много времени, чтобы, проявив смекалку, поселиться прямо в этих машинах, некогда несших в бой их врагов, и теперь бывшие танковые эскадры служили пристанищем для многих семей. Моторы были отремонтированы и переделаны в обогреватели, а отсеки боеприпасов превратились в спальни.

Тысячи людей жили в этих стесненных условиях, с первым заводским гудком отправляясь на работу в оружейные цеха или на фабрики по переработке прометия. На всем Мусорограде лежал налет усталости и меланхолии, и Касуабан понимал, что его собственное присутствие здесь терпят постольку, поскольку нуждаются в его лекарствах и врачебных способностях.

Касуабан сидел за металлическим столиком, установленным на козлы, и ставил успокаивающий бацитрациновый компресс рабочему, обварившему руку, когда подготавливал к отправке в другие миры топливный гель. Этот человек в некотором роде был счастливчиком — опытный санитар оказался неподалеку и обработал его рану прямо на месте, что, впрочем, не избавляло впоследствии от ужасных шрамов.

Закончив с компрессом, Касуабан отпустил мужчину со строгим наказом следить за чистотой раны, хотя и понимал, что исполнить это указание в таком месте, как Мусороград, весьма проблематично.

Позади медикае стоял грузовик, в кабине которого скучал санитар, а кузов был набит упаковками ампул с вакцинами, стерильных игл, марли, синтобинтов, витаминов, таблеток для очистки воды и прочими жизненно необходимыми медицинскими припасами.

Касуабан потер виски и тяжело вздохнул. Затем поднялся из-за столика и помахал людям, стоявшим к нему в очереди на осмотр.

— Вернусь через пару минут, — сказал он, прежде чем отойти к своему грузовику и принять из рук санитара кружку чуть теплого кофе. Напиток был мерзким на вкус и почти остывшим, но это все-таки было лучше, чем ничего.

Серж прикрыл веки и присел на подножку, опоясывавшую корпус двигателя. Он решил дать отдых своим усталым глазам — несколько часов прерванного сна, проведенные на раскладушке в кабинете, не смогли восстановить его силы.

Касуабан с самого рассвета работал в Мусорограде, и скоро ему предстояло ехать к очередному импровизированному медицинскому пункту. Серж покосился на кабину грузовика, раздумывая, как бы ему отвлечь санитара, когда увидит «Леман Русс», помеченный Паскалем Блезом, и суметь тайком выгрузить припасы.