Избранные циклы фантастических романов. Компляция.Книги 1-22 (СИ) - Измайлова Кира Алиевна

– Я не об этом.

– А я – об этом. – В темных глазах горело опасное пламя. – Не знаю, что еще ты имеешь в виду.

– Ты слишком много говоришь, – невольно сказала я. – И сам забываешь, о чем болтаешь.

– А разве ты меня слушаешь без охоты? – без улыбки ответил он. – Довольно об этом. Что-то оба мы разошлись… должно быть, здешний воздух так действует. Скорей бы уж в море, там хоть ветер свежий…

– Ты же не любишь большой воды, разве нет?

– Не люблю. Но мы же не в кругосветное плаванье отправляемся, – серьезно сказал Рыжий. – Пару дней я вытерпеть могу.

– А кто-то говорил мне о сказителе, от которого слышал кое-что по ту сторону моря, – произнесла я. – Не напомнишь, кто бы это мог быть? И как это тебя занесло на чужие берега? В Шонгори берегом не попадешь, а дорога морем занимает не день и не два. И на корабле ты вроде бы служил…

– Охота пуще неволи, – криво ухмыльнулся он. – Нужда припрет – хоть под землей прокопаешься, а доберешься куда надобно. Не пытайся поймать меня на вранье. Я не лгу. Тебе – не лгу.

– Да, только от ответов уходишь, выворачиваешься, будто угорь какой-то! – в сердцах ответила я и позволила себя поцеловать. – Хуже даже… Ты как ветер: угря удержать можно, если постараешься, а ветер никак не задержишь, хоть какие сети ставь! Что ты замер?

– Подумал: может, ума у тебя и поубавилось, а чутье никуда не подевалось, – серьезно ответил Рыжий, но, видно, ему уже надоел разговор, поэтому он без лишних слов подхватил меня на руки и унес на широкую кровать. – Давай-ка, хозяйка, пользоваться моментом, а то на корабельной койке очень уж тесно, да и раскачаем мы эту шонгорскую лоханку больно сильно, а у Яна и так морская болезнь… А у береговых братьев нам с тобой особняк никто не предоставит, разве что хижину или там шалашик на отшибе. Но из шалаша все слыхать на всю округу, да и вообще, в лесу неудобно, сосновые иголки слишком колкие!

– Прекрати ты уже болтать! – невольно засмеялась я.

– А ты заставь меня замолчать, – коварно предложил он.

И я заставила.

Может быть, Рыжий лгал… даже наверняка лгал, но поймать его на вранье мне не удавалось и понять, в чем его выгода, тоже. Правда, что ли, я ума лишилась? Или, как думала уже однажды, слишком легко выхожу из себя, а тогда лишаюсь способности мыслить здраво? Что так, что эдак, что совой об пень, что пнем по сове, как выражался Ян…

«Я просто буду еще осторожнее», – подумала я, а Рыжий невнятно выругался, стукнувшись макушкой о ножны кинжала, который я держала под подушкой.

На следующий день Рыжий снова уехал: сперва с очередным визитом вежливости к Рикардо, потом – договариваться о чем-то с береговыми братьями, а заодно узнать, нет ли вестей с так называемой родины Рикардо.

– Хозяйка, я приеду хорошо, если под утро, – сказал он мне. – Надо поживее уносить отсюда ноги, я вот и пытаюсь подгадать, чтобы и гонца застать, и самим удрать.

– Делай как решил, – кивнула я. – Главное, возвращайся.

– Уж об этом не беспокойся, – серьезно ответил он.

День тянулся нескончаемо, а потом на столицу упал тяжелый душный вечер: над морем собиралась и никак не могла собраться поздняя осенняя гроза. Едва-едва виден был свет маяка, уцелевшие листья на деревьях замерли – не чувствовалось ни единого дуновения ветерка, и только вездесущий запах дыма преследовал меня…

Я улеглась и потушила свечу – здесь даже почитать было нечего, да и не хотелось, если уж на то пошло. Темень настала кромешная, и я все думала: если все-таки разразится буря, как Рыжий поедет под проливным дождем? Вернется ведь мокрым, хоть выжимай, не простыл бы… Приказать, быть может, согреть воды и держать котел теплым? Но он ведь сказал, что вернется разве что под утро, и что толку мучить слуг? Вдобавок Рыжий вполне может переждать где-нибудь непогоду!

Подумав так, я успокоилась и задремала, а очнулась оттого, что кто-то обнял меня. Впрочем, кто бы это мог оказаться, кроме Рыжего?

За окном было черным-черно, в комнате и вовсе не видно ни зги, а Рыжий не стал зажигать свечу. И то, мимо кровати он всяко бы не промахнулся!

– Уладил дела? – шепнула я, когда он поцеловал меня в щеку.

– Ага, – отозвался он и не дал мне произнести ни слова.

– Да погоди ты… – я отвернулась, – знаешь же, не люблю, когда ты небритый… Настолько невтерпеж?

Он только кивнул, да я и сама чувствовала, как напряжено его естество.

– На крыльях ветра, поди, летел, сказал же, что будешь под утро, ан ночью успел! – усмехнулась я, но он не поддержал шутки, продолжая исступленно целовать мои плечи и грудь.

Так Рыжий вел себя только однажды, когда ему было совсем скверно после приема в королевском дворце, и я подумала, что на этот раз, видно, ему тоже пришлось нелегко… и вдруг насторожилась. Рыжий не носил перстней, а я явственно ощущала холодок металлического ободка на его пальце. Может, Рикардо подарил, пришлось надеть? Но Рыжий бы снял дареное кольцо, едва только покинув дворец, я уверена! И запах… от Рыжего всегда, хоть в трех водах его мой со щелоком, пахло дымом. Он уверял, что виной тому краска Леаты, но это был совсем другой запах! Сейчас я тоже ощущала его, но… от Рыжего пахло лесным костром, а то и пожаром, а это была скорее печная копоть. И еще – он всегда много говорил, порой смешил меня до слез в самый неподходящий момент, а теперь молчал… Что же случилось?

И вдруг запястье мое рвануло болью, словно от ожога. Я невольно ахнула, скосила глаза – совсем позабытый тоненький браслет, который сплел мне Рыжий, светился тусклым золотым огнем, жег кожу на запястье… Я вдруг сообразила: Рыжий ведь всегда жаркий, как та самая печка, не обжечься бы! И это не от болезни, как я думала поначалу, просто таким уродился, как он говорил, зато в самые студеные ночи не замерзнешь… А сейчас меня касались самые обычные руки, и тело тоже было обычным на ощупь, чуть влажным, видно, от пота, а не горячим и сухим, как обычно у Рыжего… и шерсти у него на груди столько нет, и волосы намного длиннее и жестче!

– Подвинься, я по-другому хочу, – сдавленно проговорила я, и чуть только незнакомец приподнялся, вывернулась из-под него, заодно схватив свой топорик, я его держала пусть не под подушкой, но рядом. – Ты кто?!

– Госпожа, я… – прошептал он, и я узнала голос:

– Маррис?! Но как ты сюда пробрался?

– Окошко открыто, – проговорил он. – Госпожа, я…

Договорить он не успел: снаружи послышался перестук копыт, голоса, и Маррис, схватив одежду, выскочил в окно, благо было тут не слишком высоко.

– Рыжий! – позвала я чуть не во весь голос. – Рыжий!..

– Здесь я, хозяйка! – отозвался он, грохоча чем-то на лестнице. – Погоди чуток, хоть сниму с себя эти тряпки…

– Иди сюда, скорее!

– Ты что? Что стряслось? – даже попятился он, когда я кинулась ему на шею в чем мать родила. – То есть я рад такой встрече, но… мне бы помыться с дороги.

– Мне тоже… – выговорила я, держась за него изо всех сил. – Рыжий… Рыжий мой…

Потом, помню, он держал меня на коленях, завернув в шонгорское покрывало тонкой работы, и пытался дознаться, что же произошло. А я и сама не думала, что настолько испугалась! Не насилия даже – обмана, который едва не проворонила!

– Что же с Дерриком случилось, если он Марриса не устерег? – пробормотал Рыжий, когда все-таки разобрался в случившемся. – И что Маррису в голову стукнуло? Ну, не убивайся так! Ничего не случилось… не случилось ведь?

Я помотала мокрой головой: Рыжий сам засунул меня в лохань, не доверив Медде, и отмывал до скрипа, как я потребовала, чтобы смыть с меня следы чужих прикосновений.

– Твой браслет, – я протянула руку, – предупредил, как ты и сказал. А топорик у меня всегда при себе…

– Вот видишь, – улыбнулся он и улегся рядом. Мне показалось, что его татуировка едва заметно мерцает в темноте. – Жаль только, что ты башку этому поганцу не раскроила, лови его теперь… Да поди знай, что он отчудит! Надо сматывать удочки, вот что, а то, не ровен час, подведет он нас всех, подставит… Да что ты так дрожишь? Замерзла?