Николай Кровавый. Трилогия (СИ) - Аббакумов Игорь Николаевич

Пока что все было на стадии эскизного проекта. Причем, проекта было два. Первый – создание транспортной платформы на воздушной подушке. Перспектива явно не сегодняшнего дня. Я понимаю, что их привлекло в этой идее. Возможность транспортировки на большие расстояния тяжелых и негабаритных грузов. С виду тут все прекрасно. Грузим стотонный танк на платформу и доставляем его в район сосредоточения в собранном виде. То есть, повышаем оперативную подвижность при максимальной степени боеготовности. Да и вопрос преодоления водных преград упрощается. Перебрасывай их хоть через Ла‑Манш, хоть через Босфор. Недостатки очевидны. Прежде всего исключена транспортировка по сложно‑пересеченной местности. Ну и энергосиловая установка требуется мощностью в десятки тысяч лошадиных сил. Ее создание – вопрос десятилетий упорного труда и научного поиска. Но дело это перспективное. Так что пусть фантазируют.

Второй вариант решения проблемы явно возник с подачи Кованько. Я с интересом разглядывал специально для меня выполненные эскизы этого аппарата и слушал пояснения к ним:

– За основу взят дирижабль жесткого типа, который уже не является аппаратом легче воздуха. Он все‑таки немного тяжелей воздуха. И подъемная сила лишь частично обеспечивается за счет газа в баллонетах. Добавочную подъемную силу обеспечивают вот эти четыре винтокрыла, вынесенные наружу. Притом, за счет наклона лопастей винта, они обеспечивают не только подъем, но и движение вперед. Хотя и обычные толкающие винты имеются. Такое решение позволяет сообщить аппарату невиданную для дирижаблей обычного типа скорость – 300 километров в час.

– Полезная нагрузка?

– Первоначально мы рассчитывали на 100 тонн, но расчеты показывают, что 90 тонн – это максимум возможного в данный момент. Ну и есть еще одна проблема. В отличии от современных дирижаблей, пребывание нашего дирижабля в воздухе ограничено запасами топлива. Парить в воздухе с обсохшими двигателями он не может. Тем не менее, возможность переброски на значительные расстояния осадно‑штурмовых машин, имеется.

– На какие расстояния?

– Порядка 1000 километров.

Да, тут есть над чем задуматься. Гигантоманией уже прочно инфицированы головы военных стран Европы. Так что если слить им эти задумки, то они пожалуй ухватятся за них. Еще бы! Они мучаются с межремонтным пробегом, считая большим достижением каждый лишний километр оного. А тут им предлагают иное решение проблемы! По первому варианту сразу на три сотни верст перебрасывать технику в боеготовом состоянии. А по второму варианту аж на целую тысячу, да еще со скоростью летательного аппарата!

Клюнут? Как пить дать клюнут! Это же столько проблем решает! Правда, не меньше и порождает. Массовое применение танков и в этом случае исключается. Зато потребность в перехвате или прикрытии воздушных танковозов автоматически возникает. Значит, на базе танковоза могут создать скоростные боевые аппараты. А что? Скорость в 300 км час – это заманчиво! Но каковы хлопцы! Про аэромобильность уже задумались! А кстати, чем черт не шутит? Наши бронеходки весят не очень много. Переброска по воздуху бронеходного взвода вполне осуществима. Конечно, в зону боевых действий этим гибридным дирижаблям лучше не соваться, но в прифронтовом тылу они уместны. Так может передать этих чудиков в распоряжение Кованько? Как ни крути, но военно‑транспортную авиацию развивать придется. Да и "дирижабельная мафия" притихнет. А то надоели своим нытьем о том, что я уделяю недостаточное внимание развитию воздухоплавания.

Не успел я обдумать одну проблему, как возникла другая. Связана она была с радиофикацией городских жилищ. Споткнулись на ровном месте. Имея опыт работы в Америке, а потом и в Дании по устройству систем оповещения населения о воздушном нападении, мы бодро взялись радиофицировать свои города. Пока что речь шла о губернских городах. Ну а чтобы "тарелочки были не ради одной красоты, начали организовывать радиостудии, которые должны были пускать по радиосети разного рода музыкальные произведения и радиопостановки. С технической стороной дела проблем не было. В каждой городской квартире бесплатно устанавливалась радиоточка. Ну а при желании, но уже за отдельную плату, могли смонтировать и дополнительные точки. Проблема всплыла с другого бока. Я как то упустил из вида, что российское общество пока еще разделено на сословия. А духовные и материальные потребности сословий все‑таки отличаются. Взять ту же рекламу. Фирмы честно платили за время, необходимое для трансляции рекламы их товаров и услуг. Но так как канал был всего один, то рекламу вынуждены были слушать и представители высшего света, и фабричный рабочий. И вот, слушает рабочий радио после тяжелого трудового дня, а там реклама ресторана с перечислением тех блюд, которые прекрасно готовят их повара. Мало того, что названия блюд незнакомы человеку из простого народа, так еще и сообщаемые цены на блюда таковы, что у честного пролетария поневоле обостряется классовая ненависть. Но это один момент. Есть и другие. Представьте себе реакцию классных дам женских гимназий или Института благородных девиц. Собрались девочки‑припевочки возле "тарелочки" музыку послушать, а паузу между мелодиями заполняет реклама, в которой сообщаются адреса кабинетов, где можно вылечить венерические заболевания. Или адреса борделей сообщают. В общем, согласно принятому в стране порядку, дамы начали писать жалобы и отправлять их либо в Синод, либо депутатам Собора, либо на имя Аликс. А ведь были и более возмутительные с точки зрения высшего сословия случаи. Например, трансляция песен фривольного содержания, после прослушивания которых, за нравственность утонченных девиц трудно было поручиться.

Свою долю. Возмущения выражали и церковники. Потому как проведенная в монашеские обители радиоточки, способствовали введению в греховные соблазны монахов и монашек. А закон запрещал выключать радио, дабы не пропустить сигнал воздушной тревоги или важное правительственное сообщение. Бурлила и наша творческая интеллигенция. Но тут была иная причина. Творческие люди правильно оценили возникшие перспективы и прямо‑таки жаждали воткнуть в радиоэфир свои творения. Получалось не у всех. И тоже пошли жалобы на зажим творчества редакторами радиопередач, цензурные ограничения и прочие непотребства властей. А еще оживились наши публичные политики, которые просто жаждали получить в свое распоряжение такой прекрасный инструмент пропаганды и агитации.

Я понимал, что если игнорировать жалобы, то рано или поздно, они сменятся всеобщим возмущением. А уж раздуть пожар даже из малой искорки, желающих всегда хватает. Но с другой стороны, угодить всем явно не получится. Пускать дело на самотек чревато. А запреты только добавят задора всем недовольным. Что делать? Пришлось заняться этим вопросом, собрав совещание, которому присвоил статус секретного. Публика собралась разношерстная. И рецепты от них шли самые разные. От "тащить и не пущать", до внедрения полной свободы вещания. И каждый отстаивал интересы своего монастыря. Я уже хотел распускать эту говорильню, когда взял слово представитель Менделеевского комитета Борис Львович Розинг.

Для большинства присутствующих на совещании он был "темной лошадкой", но я про него знал достаточно. В данный момент он руководил Лабораторией Электрических телескопов – такое название он дал изобретенному им телевизору. В этом году он как раз построил первый в мире телевизор. Это был достаточно примитивный опытный образец, который не годился для широкого использования. Борису Львовичу еще предстояло решить множество технических проблем, прежде чем можно будет говорить про организацию телевещания. Но в отличии от моего времени, он располагал более лучшими возможностями для научно‑исследовательской деятельности. Да и команда у него была более солидная. Не один лишь Зворыкин, которому в моем времени присудили достижения его учителя. На это совещание Розинг попал потому, что кроме него подходящих инженеров под рукой не оказалось.