ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ - ДЖОРДЖО ВАЗАРИ

В зале Большого совета он на большой картине изобразил Фридриха Барбароссу, представляющегося папе, с большим числом фигур в разнообразных костюмах и одеяниях, прекраснейшим образом и правдиво показывающих папский и императорский двор и венецианский сенат со многими дворянами и сенаторами Республики, написанными с натуры. В общем же произведение это по величию, рисунку и красоте и разнообразию положений таково, что заслуженно восхваляется каждым. Закончив эту историю, Паулино расписал маслом в нескольких помещениях, обслуживающих названный Совет десяти, потолки, изобразив там редкостные фигуры в сильных сокращениях. Подобным же образом расписал он фреской фасад дома одного купца по дороге к Сан Маурицио от Сан Моизе; работа эта была прекраснейшей, но ветер с моря портит ее постепенно все больше и больше. Для Камилло Тривизани в Мурано он расписал фреской лоджию и еще одно помещение, за что получил большое одобрение, а в Сан Джорджо Маджоре в Венеции он написал в торце большого помещения маслом на холсте Брак в Кане Галилейской, произведение дивное по своему величию, по многочисленности фигур, по разнообразию одеяний и по замыслу, и, если память мне не изменяет, там можно насчитать более ста пятидесяти разных голов, выполненных с большой тщательностью. Ему же прокураторами Сан Марко было поручено написать тондо по углам потолка Никейской библиотеки, где хранились драгоценнейшие греческие книги, оставленные Синьории кардиналом Виссарионом. А так как названные синьоры, приступив к росписи этой библиотеки, обещали тем, кто выполнит работу лучше других, сверх обычного вознаграждения, почетную награду, заказы были распределены между лучшими живописцами Венеции того времени. По окончании работ, после того как живопись была подвергнута тщательному осмотру, золотая цепь была возложена на шею Паулино, как на того, чья работа была признана лучшей из всех. Картиной же, принесшей ему победу и почетную награду, была та, на которой была изображена Музыка, на ней были написаны три прекраснейшие юные женщины, одна из которых, самая красивая, играет на большой виолончели, глядя вниз на гриф инструмента и повернувшись ухом и всей своей фигурой так, будто она, затаив дыхание, очень внимательно прислушивается к звукам; из остальных же двух одна играет на лютне, а другая поет по нотам. Рядом с женщинами бескрылый Купидон играет на гравичембало, показывая этим, что музыкой порождается любовь или же любовь всегда сопутствует музыке, а в знак того, что любовь никогда не расстается с музыкой, амур изображен без крыльев. Там же изобразил он Пана, бога пастухов, согласно поэтам, с многоствольной флейтой из древесной коры, какую в качестве обета жертвуют ему пастухи-победители в музыкальных соревнованиях. Там же Паулино написал еще две картины: на одной он изобразил Арифметику с несколькими философами в древних одеяниях, на другой – Честь, сидящую в кресле, которой приносят жертвы и подносят царские короны. Но так как молодой человек этот находится в расцвете творчества и еще не достиг и тридцати двух лет, ничего другого пока о нем не скажу.

Точно так же и веронец Паоло Фаринато – стоящий живописец, который, будучи учеником Никола Урсино, выполнил много работ в Вероне, главные же из них – расписанный фреской зал в доме Фуманелли, полный разнообразных историй, выполненных согласно желанию мессера Антонио, дворянина из этого семейства и знаменитейшего врача, известного всей Европе, а также две огромнейшие картины в главной капелле церкви Санта Мариа ин Органо, на одной из которых изображено Избиение младенцев, а на другой – как император Константин приказывает собрать большое число детей, дабы убить их и искупаться в их крови для излечения от проказы. В нише той же капеллы еще две большие картины, но меньших размеров: на одной Христос, к которому св. Петр идет по водам, на другой св. Григорий, угощающий нищих. Во всех этих весьма достойных похвал работах великое множество фигур, написанных с соблюдением рисунка, тщательно и умело. Им же выполнен на дереве св. Мартин для Мантуанского собора, которого он писал, соревнуясь с другими своими земляками, как об этом только что было рассказано.

И на этом пусть будет закончено жизнеописание превосходного Микеле Санмикели, а также и других достойных веронцев, безусловно, заслуживающих всяческих похвал за превосходство в искусстве и большие свои достоинства.

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ДЖОВАННАНТОНИО ИЗ ВЕРДЗЕЛЛИ ПРОЗВАННОГО СОДОМОЙ ЖИВОПИСЦА

Если бы люди сознавали свою удачу всякий раз, как судьба, снискав им благосклонность сильных мира сего, давала им возможность и составить себе состояние, и если бы они смолоду старались направлять талант свой по пути, предначертанному судьбой, мы были бы свидетелями чудесных действий, порождаемых таким поведением. Между тем на наших глазах сплошь да рядом происходит как раз обратное. В самом деле, если правда, что всякий, кто всецело полагается на одну только судьбу, чаще всего обманывается, то, согласно свидетельству нашего повседневного опыта, яснее ясного, что и один лишь талант мало на что способен, если ему не сопутствует удача.

Когда бы талант Джованнантонио из Вердзелли равнялся его счастливой судьбе, а таковым он мог бы стать, если бы был только подкреплен должными познаниями, то к концу своей жизни, прожитой разгульно и распутно, не довел бы он себя в своем легкомыслии до старости жалкой и нищенской.

Так вот, попав в Сиене в общество некиих купцов, приказчиков дома Спанокки, он, по воле доброй, а быть может, и злой судьбы, стал работать в одиночку, так как в течение некоторого времени в этом городе никаких соперников у него не было. Если это и принесло ему некоторую пользу, то все же в конце концов пошло во вред, ибо, тупея, он ничему уже больше не учился, но большинство своих вещей выполнял по навыку и присматривался внимательно разве только к произведениям Якопо делла Фонте, ценимым всеми. Только их он, пожалуй, и срисовывал.

Вначале, написав много портретов с натуры в свойственной ему манере, отличавшейся пламенным колоритом, усвоенным им в Ломбардии, он приобрел в Сиене много друзей, не столько потому, что он был хорошим живописцем, сколько по причине исключительной любви тамошних людей к чужеземцам. Ведь был он человеком веселым, разгульным и постоянно забавлял и развлекал других своим малопристойным образом жизни, почему, окружая всегда себя отроками и юношами, еще безбородыми и любимыми им превыше меры, он и заслужил себе прозвище Содомы, на которое не то что обижался или сердился, но которым даже гордился, сочиняя на него станцы и капитулы, которые с большим успехом распевал под сопровождение лютни. Помимо этого, он развлекался тем, что держал у себя дома всякого рода диковинных зверей: барсуков, белок, обезьян, мартышек, карликовых осликов, лошадей, берберийских призовых рысаков, маленьких лошадок с острова Эльбы, соек, карликовых кур, индийских черепах и других подобного же рода животных, каких ему только удавалось заполучить. Кроме всех этих зверюг был у него ворон, которого он научил говорить и который часто передразнивал голос Джованнантонио, кроме того, так хорошо отвечал на стук в дверь, что, казалось, говорит сам Джованнантонио, и это отлично знали все сиенцы. Равным образом и все остальные животные были ручными настолько, что постоянно ходили за ним по дому, разыгрывая самые странные игры и издавая самые дикие звуки, какие только бывают на свете, так что дом его казался сущим Ноевым ковчегом.

И вот этот образ жизни, странность его поведения, его произведения, его картины, так как он нет-нет да и создавал что-нибудь хорошее, настолько прославили его среди сиенцев, а именно среди простонародия и черни (ибо люди благородные знали ему цену), что многие считали его великим человеком.

И вот, когда ломбардец брат Доменико из Леччо был назначен генералом монашеского ордена Монте Оливето, Содома посетил его в Монте Оливето ди Кьюзури, главной обители этого ордена, отстоящей от Сиены на 13 миль, и умудрился столько ему наговорить и так убедить, что ему поручили дописать истории из жития св. Бенедикта, часть которых была написана на одной из стен Лукой из Кортоны. Работу эту он выполнил за весьма ничтожное вознаграждение, включавшее как его личные расходы, так и расходы по оплате помогавших ему подмастерьев и тех, кто растирал для него краски. И не пересказать словами всех тех развлечений, которые он во время работы в этой обители доставлял ее святым отцам, называвшим его «Маттаччо», ни всех тех дурачеств, которые он там проделывал. Что же касается самих росписей, то Маттаччо с привычной для себя легкостью, но кое-как намахал несколько историй и, выслушав жалобы огорченного этим обстоятельством генерала, заявил ему, что работает как бог на душу положит, что кисть его пляшет только под звон монет и что если генералу угодно заплатить ему больше, он со своей стороны готов сделать гораздо лучше. Получив от этого генерала обещание, что он в будущем собирается оплачивать его лучше, Джованнантонио дописал три истории, которых недоставало по углам, проявив в них настолько больше знаний и старательности, чем в предыдущих, что они и удались ему значительно лучше.