Запрещённая реальность. Книги 1-10 - Василий Головачёв

своим противником, но и они не желали идти напролом, сквозь плотный огонь обороны «газели». Теперь у защитников грузовика и парней Маюмуры появилась общая цель.

Однако вмешаться Василия вынудила не задержка атаки, а действия телохранителя Носового. Убив двух охранников контейнера внутри фургона, Маюмура с помощью одного из своих подчиненных уже вытащил контейнер из фургона и стремительно удалялся к узорчатой ограде музея. Почему он направился именно туда, а не к своей машине, Васе стало ясно, когда он увидел у здания музея еще одно авто — «порше-турбо-928», развивающее скорость до двухсот восьмидесяти восьми километров в час. Сомнений не оставалось: вездесущий телохранитель Хейно Яановича знал, что в перехвате бесценного груза будет участвовать еще одна спецкоманда, и тщательно подготовился.

Взяв темп, Василий обошел поле боя, которым стала площадь Революции, и достал Маюмуру, когда тот засовывал в багажник «порше» контейнер с партией суггесторов «удав» и генераторов боли «пламя».

Пока напарник японца палил из двух стволов по людям Каледина, бросившимся преследовать ускользающую добычу, к нему присоединился и водитель «порше», вооруженный посерьезнее — штурмовой винтовкой с подствольным гранатометом «скорпион». Первым же выстрелом он взорвал одну из машин КОП, вторым снес голову одному из «копов» (как потом узнал Василий, это был Жора Баранович). Пришлось отвлечься от выполнения прямой задачи и выключать гранатометчика, который оказался серьезным противником, потому что был зомбирован и держал не только удары, но и выстрелы в упор. С трудом уложив парня одним из приемов космек, Вася понял, что перехватить Маюмуру уже не успеет. И в этот момент в бой вмешался еще один неожиданный соперник, и события для обеих сторон приняли непрогнозируемый оборот. Этим соперником, внимательно наблюдавшим за развертывающимся действием от начала до конца, был Самандар.

Он нанес удар именно тогда, когда этого натребовала ситуация: ни секундой раньше, ни секундой позже.

Маюмура, уже севший за руль «порше», застыл в нелепой позе, потом оглянулся, глаза его расширились. Несмотря на то, что он действительно носил на голове под волосами генератор защиты от гипноизлучения, ментальный импульс Вахида Тожиевича дошел до цели, ослабив на несколько мгновений волю японского мастера. Этих мгновений хватило Самандару на преодоление двух десятков шагов от стеклянной двери в здании музея, где он прятался до сих пор, до появления машины Маюмуры.

И все же телохранитель Носового оказался крепким орешком. Он успел выхватить «глушак», выстрелить, метнуть в надвигавшуюся страшную тень сюрикэн, причем попал Самандару в плечо, однако это было и его ошибкой, потому что противником японца был не обычный человек, а Посвященный, прошедший Путь воина длиной, по крайней мере, в полста лет. Если бы Маюмура сразу нажал на акселератор вместо того, чтобы пытаться вывести врага из строя, он успел бы набрать скорость и скрыться. Ни выстрел из «глушака», ни бросок сюрикэна Вахида Тожиевича не задержали, и Маюмура вылетел из кабины машины, как камень из пращи, едва не сбив подбежавшего в этот момент Котова.

Вася с ходу врубил японцу «колун» в стиле русбоя, остановился, не зная, что делать.

— Садись! — рявкнул басом Самандар. Василий нырнул на сиденье рядом, и «порше» с визгом шин и грохотом ударивших из-под колес струй гравия рванул за угол здания музея, сразу оставив позади звуки утихавшего боя.

Видимо, директор МИЦБИ неплохо ориентировался в Зарайске: попетляв по аллеям парка вокруг музея, они выехали на дорогу с другой стороны, пересекли несколько улиц города и вырвались на шоссе в сторону Клишина. Еще через полчаса, миновав Каширу, «порше» выехал на Симферопольское шоссе, ведущее к Москве. Василий, за это время успевший разоблачиться, снять шлем и оружие, представил лицо Каледина, оставшегося с командой в Зарайске, вряд ли что успевшего понять и предпринять, и засмеялся. Но вспомнив, что в бою погибли люди, примолк.

— Лихо мы их! — пробормотал он. — Но вы-то как здесь оказались, Вахид Тожиевич?

— Стреляли, — ответил Самандар словами Сухова из фильма «Белое солнце пустыни».

Василий посмотрел на его чеканный профиль, хмыкнул:

— М-да… Неисповедимы пути Посвященных… И куда мы теперь направляемся?

— Передадим этот ящик по назначению.

— Рыкову, что ли?

Самандар промолчал.

— Разве КОП действовала не по его указке?

— У меня свои резоны. Надо набирать очки…

Василий понял. Самандар имел в виду доказательства своей полезности Рыкову, пообещавшему ему место в Союзе Девяти.

— А почему эти ребята кружили по Москве и Подмосковью с контейнером? Не проще ли запрятать его в каком-нибудь укромном уголке?

— Во-первых, в дело замешаны деятели Союза Девяти, для которых найти спрятанный груз не проблема. Вычислил же его Рыков, несмотря на запутанный маршрут. А во-вторых, его должны были в скором времени переправить военным самолетом на Алтай.

— Кто?

— Юрьев.

— А кто это?

Самандар промолчал. Машина шла по шоссе под двести, но ни один инспектор ГАИ ее ни разу не остановил.

— Главный претендент на пост координатора Союза Девяти. Вместо Бабуу-Сэнгэ, настоятеля Храма Гаутамы на Алтае. И «глушаки» он должен был отправить ему.

— Зачем?

Вахид Тожиевич насмешливо глянул на водителя и не ответил.

— Значит, в этом явно грязном деле замешаны чуть ли не все Неизвестные? — не унимался Василий. — Рыков, Носовой, Юрьев, Бабуу-Сэнгэ… кто еще? Все «сливки» общества, так сказать. На каждом пробы ставить негде… Неужели вам хочется работать с такими людьми?

— Не суйте нос не в свое дело, — без всякого выражения сказал Самандар. — Эти люди всего лишь олицетворение закона, а закон не может быть ни злым, ни добрым, ни хорошим, ни плохим, ни чистым, ни грязным. Когда-нибудь вы поймете это… если дойдете до конца Пути.

— Дойду, — легкомысленно ответил Вася, уходя мыслями а мечты о встрече с Ульяной. Мечты были розовыми, как клеверный луг, и недостижимыми, но очень хотелось верить в их скорое осуществление.

Расстались Василий и Вахид Тожиевич в районе Домодедова.

Самандар свернул с шоссе на окраине Домодедова, проехал километра четыре по извилистой проселочной дороге, остановился у глухого