Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин

class="p1">Нет никаких сомнений, что гостеприимство Попова объяснялось просто: Шолоховы поставляли повстанцам яйца и птичье мясо. В автобиографии 1928 года писатель сообщит: «С белыми ни разу никто из нашей семьи не отступал, но во время Вёшенского восстания был я на территории повстанцев». В автографе эта фраза есть, а в опубликованном варианте – уже нет. Наверняка сам Шолохов её и вычеркнул – чтоб не ловили на противоречиях.

С одной стороны, правду сказал: «был я на территории повстанцев». С другой – лукавил: «с белыми ни разу никто из нашей семьи не отступал». Ну да, не «отступали», а «переехали» – из Плешакова в Рубежный.

Заметим, что в «Тихом Доне» под своими именами действуют десятки персонажей – но Филиппа Андреяновича Попова там нет. Как отсутствует и описание боя – того самого, накануне убийства Павла Дроздова, что случился в Плешакове и которому Шолохов был свидетелем. Боя, в котором участвовали и Дроздовы, и, вполне возможно, Попов. Потому как много сразу лишних вопросов могло возникнуть: а что всё-таки делали Шолоховы во время боя? За кого, в конце концов, переживали в тот день?

Как-то – когда писатель Шолохов уже вошёл в масть – собрались журналисты и начали закидывать его вопросами о жизни, о юности.

Он слушал-слушал, да вдруг ответил:

– Жила-была бабушка с внучкой. Однажды бабушка шила на ручной швейной машине. Подошла внучка и говорит: “Бабушка, дай я покручу?” Бабушка ответила: “Вот помру, тогда и крути…”»

* * *

В те же дни, когда Александр Михайлович сбежал от красных в Рубежный, его брат Пётр Михайлович по той же причине покинул свой дом в Каргинской. Его сын, Николай Петрович, рассказывал потом: «Рано утром выехали на подводе. Оглянулись (как десятки раз оглядываются в романе на хутор Татарский персонажи. – З. П.) – уже внизу лежит тихая, опустевшая станица… И тут отец вскрикнет: “Золото, деньги забыли! Под загнеткой сундучок!”»

Отправили сына бегом в хутор обратно: тот, девятилетний, рванул вниз с горы, а потом с увесистым сундучком – обратно на гору.

Пётр Михайлович решил переждать приход красных в моховском доме. Из Каргинской он предусмотрительно прихватил каустической соды; во дворе временного пристанища устроил кустарную мыловарню и обменивал мыло на продукты.

Нет, всё-таки уроки купца второй гильдии Михаила Михайловича Шолохова не прошли зря. Когда его дети перешли 45-летний рубеж, они кое-чему, наконец, научились.

2 июня в станицу Вёшенскую неожиданно явился из Рубежного Миша. Едва ли отец мог отправить одного 13-летнего подростка из хутора в хутор во время боевых действий. Значит, сын прибыл с надёжной оказией: почти наверняка это был Попов со своими повстанцами. Сдав Мишу дядьке Петру, Попов ушёл к линии фронта, до которого было подать рукой – красные части стояли на другом берегу Дона.

В «Тихом Доне» о том дне написано: «До вечера Григорий с двенадцатью отборными сотнями удерживал натиск красной 33-й Кубанской дивизии». Речь идёт о том бое, в котором, судя по всему, участвовал Попов, явившийся на подкрепление.

Миша и его двоюродный брат Николай – тот самый, что за деньгами отцу бегал в Каргинскую, – провели весь день вместе. Они, как вспоминал позже Николай, не усидели дома – стрельба же вокруг! интересно! – и отправились гулять.

«Тихий Дон»: «…казаки готовились к позиционным боям: спешно рыли траншеи, рубили и пилили тополя, вербы, дубы, устраивали блиндажи и пулемётные гнёзда. Все порожние мешки, найденные у беженцев, насыпали песком, укладывали внакат, бруствером, перед сплошной линией траншей».

Посмотрев на воинские приготовления, мальчишки отправились на центральную площадь – и тут начался обстрел.

«Тихий Дон»: «Первая граната разорвалась на площади, а потом серые дымки снарядных разрывов и молочно-белые, тающие на ветру шапки шрапнелей покрыли станицу».

Красные били из пушек и пулемётов с базковской горы.

Завизжали бабы, заполыхали дома, залаяли собаки – началась немыслимая круговерть.

Вместе с толпой братья Шолоховы побежали за станицу: куда не добивала артиллерия.

«Тихий Дон»: «…на лугу показывались согбенные от страха фигурки беженцев, пробиравшихся подальше от Дона. Красноармейский пулемёт выщёлкивал по ним несколько очередей, тягучий посвист пуль кидал перепуганных беженцев на землю. Они лежали в густой траве до сумерек и только тогда на рысях уходили к лесу, без оглядки спешили на север, в ендовы, гостеприимно манившие густейшей зарослью ольшаника и берёз».

Вдоль дороги лежали трупы красноармейцев. Среди убитых был скрипач. Рядом с ним лежала скрипка со смычком. Николай смычок подобрал.

В «Тихом Доне» есть сцена, когда красноармейский оркестр попадает в плен, – дело происходит как раз в Вёшенской, – и музыкантов пытаются заставить играть «Боже, царя храни…» – а они не умеют: кажется, этот мёртвый, когда-то зарубленный скрипач и сцена в романе друг с другом как-то связаны.

В тот день братья стали свидетелями ещё одного жуткого эпизода, который, работая над романом, Шолохов чуть сместил во времени. Уже за станицей, в безопасности, они столкнулись с колонной пленных красноармейцев, которую конные казаки, орудуя плетьми, гнали в сторону хутора Дубровка. Один из пленных тронулся рассудком.

«Тихий Дон»: «Конный конвой плотно окружал их нестройно шагавшую толпу… На десятивёрстном перегоне Вёшенская – Дубровка двести человек были вырублены до одного. Вторую партию выгнали перед вечером. Конвою было строго приказано: отстающих только рубить, а стрелять лишь в крайнем случае. Из полутораста человек восемнадцать дошли до Казанской… Один из них, молодой цыгановатый красноармеец, в пути сошел с ума. Всю дорогу он пел, плясал и плакал, прижимая к сердцу пучок сорванного душистого чеборца. Он часто падал лицом в раскалённый песок, ветер трепал грязные лохмотья бязевой рубашки, и тогда конвоирам были видны его туго обтянутая кожей костистая спина и чёрные порепавшиеся подошвы раскинутых ног. Его поднимали, брызгали на него водой из фляжек, и он открывал чёрные блещущие безумием глаза, тихо смеялся и, раскачиваясь, снова шёл».

* * *

Некоторое время Миша Шолохов так и будет жить между двумя станицами – то возвращаясь в Рубежный, то снова приезжая в Вёшенскую.

Николай Петрович рассказывал, что они были свидетелями прилёта из Новочеркасска аэроплана с делегацией из добровольческого штаба.

«Тихий Дон»: «Над хутором Сингиным Вёшенской станицы в апрельский полдень появился аэроплан. Привлечённые глухим рокотом мотора, детишки, бабы и старики выбежали из куреней: задрав головы, приложив к глазам щитки ладоней, долго глядели, как аэроплан в заволочённом пасмурью поднебесье, кренясь, описывает коршунячьи круги. Гул мотора стал резче, звучней. Аэроплан шёл на снижение, выбрав для посадки ровную площадку за хутором, на выгоне.

– Зараз начнёт бонбы метать! Держися! – испуганно крикнул какой-то догадливый дед.

И собравшаяся на проулке толпа брызнула врассыпную. Бабы волоком тянули взревевшихся детишек, старики с козлиной сноровкой и проворством прыгали