Битва - Уильям Кейт

– Но, генерал…

– Никаких «но». Когда становишься лидером, то обнаруживаешь, что все, до чего ты дотрагиваешься, становится политическим.

– Политическим? Но при чем здесь политика? – Грейсон всегда чихал на политику, всегда нервничал, когда сталкивался с системой, производившей больше слов и бумажной канители, чем дела.

– Я не знаю, осознаешь ли ты это, но ты и твоя группа являются как раз сейчас объектом для множества дискуссий.

Грейсон покачал головой.

– Я был слишком занят.

– Полагаю, что так. Но есть люди, именующие себя Группой Мира, и у них есть поддержка в министерстве, совете… Так вот, эти люди доказывают, что мы должны пойти на соглашение с бандитами.

– На соглашение!

– Не брызгай слюной, парень, – сказал Алел, – испортишь мебель.

Варней метнул недоброжелательный взгляд на Адела.

– Генерал, если не возражаете, можете оставить нас на минуту одних?

Челюсть генерала службы охраны приняла бульдожье выражение, но через мгновение он расслабился, встал и кивнул Станнику и Варнею.

– Очень хорошо. Все это в конце концов чепуха… вы понимаете это или нет? Станник, вам из всех остальных положено знать лучше. Вы были офицером перед тем, как стали политиком! Группа должна находиться под единым, унифицированным руководством, и именно служба охраны обладает политическим чутьем, чтобы направлять их операции.

Когда Адел их покинул, Грейсон заметил:

– Он не любит меня, так ведь?

Варней, дернув уголком рта, пожал плечами.

– Он авторитетный человек, у него есть влиятельные друзья. К тому же он хочет контролировать твою группу.

– Почему?

– Потому что группа представляет собой большую силу. Грейсон, я попросил его уйти, чтобы искренне, не впадая в полемику с генералом Аделом, сказать тебе, что в министерстве обороны очень много споров насчет группы. Есть фракции, возмущенные присутствием иноземцев в подразделении…

– Я иноземец, генерал.

– …и много тех, кто протестует против использования тобой известных бандитов. Эта женщина, Калмар… ее присутствие в твоем штабе вызывает бурю толков. А еще я знаю, что у тебя есть прошение на использование еще одного захваченного бандита… Энцмана?

– Гарик Энцельман… Он столько же знает о боевых роботах, сколько и сержант Калмар. Варней покачал головой.

– Знаешь, что я тебе скажу, Грейсон: правительство не собирается терпеть использование военнопленных на таких важных военных должностях. Тебе, сынок, нужно смотреть на вещи нашими глазами.

– И вам, несмотря на все мое уважение, нужно смотреть на все моими! Калмар и Энцельман представляют ценные технические кадры. Они знают машины как свои пять пальцев, не хуже любого геха! Было бы глупо не использовать их. Генерал, мне не с кем больше работать!

– Ладно, это возможно… возможно. Грейоои, я окажу тебе любую поддержку, какая в моих силах, но я пытаюсь тебе доказать, что ты нажил себе врагов, сильных врагов, которым хотелось бы, чтобы группа управлялась по другому… или была уничтожена полностью. С этими иноземцами ты заварил такую кашу во Дворце… Это дает оппозиции оружие… Знаешь, что я имею в виду?

– Генерал пытается сказать, – вмешался Станник, – лишь одно: это означает, что на карту поставлены политические карьеры, люди, которые возвысятся или упадут в грязь в зависимости от того, преуспеет ли твоя группа либо с треском провалится. Нам нужно действовать, действовать успешно, причем быстро, иначе мы не можем оправдать расходы или закончить споры о всей этой иноземной заварушке.

– Я думал, что за группой стоит сам король! Станник улыбнулся, но выражение глаз осталось мрачным.

– Даже король не сможет контролировать ситуацию, если она повернется против нас. И – сынок, если мы проиграем этот бой, то и ты тоже. Твоя группа не выживет, если правительство срежег дотации. Да поможет тебе Бог, если ты влипнешь. Понял?

Грейсон не вполне был уверен, что уловил смысл сказанного, но в словах Станника сквозила ледяная угроза.

Мороз кусался, колючий ветер, словно лезвие, вгрызался в маскировочные халаты, пробирал до мозга костей. Воздух был настолько сух, что моментально слизывал влагу с обнаженной кожи, но над горами к северу перемежающиеся вспышки отдаленных молний обнаруживали набрякшие снеговые тучи. Стояла середина Второй Ночи. Треллван снова приближался к солнцу, но это будет Дальнее Прохождение, когда солнце повиснет высоко в небе над противоположным полушарием, а Саргад останется в морозных объятиях ночи.

Вместе с Дальним Прохождением придут штормы Второй Ночи, а затем постепенное потепление. Но это случится через стандартную неделю.

Группа людей, окутанная мглой, скользила вдоль опушенной морозом кромки периметра маршировочного плаца возле Замка. Фонари на столбах, выставленных вдоль огражденного периметра, заливали железобетонное полотно неживым светом, что обособляло маячившую черную массу усеченной каменной пирамиды, вздымавшейся над ними. В открытой Бухте Ремонта кипела работа. Там двигались фигуры, видимые сквозь широкие стеклянные стены, подсвеченные красным светом.

Грейсон посигналил сержанту Рамаге: «Двигайcя». Он ничего не говорил, так как поблизости могли быть звуковые детекторы, оснащенные компьютерными фильтрами для устранения шума завывающего ветра и выделения шепота. Рамага кивнул и двинулся вперед осторожными, неровными шагами, рассчитанными на то, чтобы сбить с толку сенсоры, установленные для обнаружения обычного движения.

Рот Грейсона пересох, и не только из-за жгучей сухости воздуха. Он осознавал, что никогда прежде так не боялся.

Он следовал плану, угодному генеральному штабу Джеверида и совету министров, выработанному во время долгих заседаний со своими старшими штабными сержантами – Лори, Рамагой и Ларессеном. Когда план одобрили, они четверо работали еще дольше и упорнее, чтобы отобрать и обучить группу захвата из пятидесяти человек.

Объектами нападения стали Замок и погруженный в дремоту «Беркут». Военная разведка Саргада установила, что этот боевой робот был поврежден термитными гранатами во время операции на космодроме, но сейчас уже почти отремонтирован. Ударная сила Грейсона пробьется в Бухту Приюта, очистит ее огнем из ручного оружия и гранатами, встроит мощные термитные патроны в ключевые узлы на броне «Беркута» и удалится в темноту. Если повезет, боевой робот будет безнадежно угроблен и сгодится лишь на запчасти. Даже такой ущерб, который потребовал бы еще нескольких сотен часов ремонтного времени, компенсировал гибель почти любого количества людей и снаряжения, и когда Грейсон думал об этом, он знал, что ему самому придется возглавить эту миссию.

– Тебе нельзя, – сказал Варней. – Ты один стоишь целой группы! Без твоего специального знания боевых роботов и тактики…

– У Лори Калмар точно такие же знания, – возразил он. Это было не совсем верно, поскольку Кай Гриффит не обучал ее тактике малых подразделений, но сейчас было не время препираться. – Она сможет продолжить мое дело, если я не вернусь.

– Ни одна женщина не будет руководить этим подразделением, Грейсон. Особенно иноземка.

Варней продолжал протестовать, но в итоге Грейсон просто настоял на своем. Если его запрут в камере штаб-квартиры округа, то он вообще перестанет работать и отстранится от руководства своей командой. Он рассуждал, что своей подготовкой вполне соответствовал миссии, в то же время солдаты начнут действовать с большей энергией и энтузиазмом, если их командир в бою будет с ними.

Благодаря Гриффиту Грейсон чувствовал себя экспертом в командной тактике, но люди в его команде были по-прежнему зелеными юнцами. Еще недавно, четыре стандартные недели назад, большинство солдат в команде не могли, как надо, пользоваться камуфляжем, не могли подкрасться и пристукнуть вражеского часового, не могли даже зарядить и выстрелить из автоматического оружия менее чем за пять секунд. Грейсон штудировал тактику и технику малых подразделений в возрасте пятнадцати лет, и происходило это под пристальным вниманием и еще более острым языком Кая Гриффита. Он прикинул степень риска разных вариантов и в конце решил, что игра стоит свеч. Шансы на успех увеличатся в случае его присутствия и руководства.

Обучение Грейсона включало в себя владение широким диапазоном оружия, военных искусств, где были представлены несколько очень старых и эффективных боевых традиций, а также науку двигаться быстро, бесшумно и точно. Он верил в свои силы, даже радовался возможности проверить их. Тогда почему он так нервничает?

Он облизнул губы. Бой в Замке испугал Грейсона, но тогда это произошло из-за смерти отца. Ему было страшно во время уличного сражения, когда он вступил в поединок с «Шершнем», когда подкрадывался и встал под пулеметами «Страуса», но его подстегивала жажда мести. Эта жажда притупилась, растворилась в сотне административных дел, требовавших внимания Грейсона. Он боялся битвы с роботами один на один, но реальный бой боевых машин настолько походил на тренажерный, что, за исключением духоты, легко было позабыть обо всем на свете.