Полина Сергеевна - Наталья Нестерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, пусть вообще в школу не ходит? — предложил Сеня. — На черта она сдалась? Пригласим учителей, пусть дома ему преподают.
— Такая социально активная личность, как Эмка, — не согласилась Полина Сергеевна, — без коллектива затоскует.
— Я буду возить его в бассейн, — поддержала мужа Лея, — в какие-нибудь кружки.
— А я посижу с Маленькой Полинькой, — вызвалась Ольга Владимировна. — Хотя, конечно, я разделяю тревогу Полины Сергеевны.
— Под колпак мальчишку? — задумчиво произнес Олег Арсеньевич. — Нам так проще, а ему каково?
— Давайте исходить из того, что говорят врачи, — сказала Полина Сергеевна.
— Они ничего толком не говорят! — зло бросил Сеня.
— Они не предлагают перевести Эмку на домашнее обучение. Что это там за возня? — повернула голову к двери Полина Сергеевна.
— Опять подслушивает! — вскочила Лея. — Это не девочка, а прирожденная шпионка! Мата Хари сопливая!
Тайка действительно подслушивала, сначала одна, потом вместе с Эмкой, которого тихо привела, — про тебя говорят.
Эмка проявлял странное задумчивое равнодушие, когда распекали Тайку. Обычно он или соболезновал, или злорадствовал — все шумно и активно, но никогда не безмолвствовал безучастно.
— Я сильно навсегда больной? — спросил Эмка с дрожью в голосе. — Что, мне даже в школу нельзя? — Разревелся и убежал.
— Если ты! Еще раз! — Красная и злая, Лея с кулаками пошла на дочь. — Нет, именно в этот раз! Ты сейчас получишь!
Сеня перехватил жену, обнял:
— Тихо! Успокойся! Тайка, брысь отсюда!
— Поговорили, называется, — буркнул Олег Арсеньевич. — Сейчас Полиньку Маленькую разбудят, — кивнул он в сторону комнаты, где рыдали дети.
— Я предлагаю до Нового года, две четверти, — поднялась Полина Сергеевна, — ничего не менять. Эмка не переезжает и ходит в старую школу. А там посмотрим. — Хотела идти успокаивать внука, и все именно этого ждали от нее. Но вдруг остановилась: — Сенька, Лея, поговорите с ним.
«До Нового года ты дотянешь, — сказала она себе мысленно. — И пора уступать место родителям».
* * *На августовскую встречу Полина Сергеевна предложила домочадцам остаться, не уезжать в Москву. Полина Сергеевна гнала от себя мысль, что этот праздник будет для нее последним, но вместе с тем сознавала, что скорее всего так и случится. Друзья в один голос говорили о том, что она постройнела, похорошела и выглядит как молоденькая девочка.
— Со спины и при слабом освещении, — отшучивалась Полина Сергеевна.
Среди их приятелей не было врачей-онкологов, которые увидели бы грозный симптом в потере веса, и похудение приписывалось переживаниям, связанным с травмой и болезнью внука.
В этом году участок был украшен особенно красиво — Лея с детьми сделали гирлянды из бумаги и цветов, Сеня по периметру беседки развесил маленькие лампочки.
Когда гости расселись за длинным столом, Олег Арсеньевич традиционно начал:
— Все свое…
Ожидали, что он заведет речь об овощах и консервах, но Олег Арсеньевич указал на родных:
— Свои дети, свои внуки, своя теща. — Он кивнул в сторону Ольги Владимировны. — И своя жена!
— Чехов в «Вишневом саде», — первой отреагировала Леночка, — говорил, что дачники размножаются до необычайности.
— Выращивание жены ему удалось особо, — подхватил Леночкин муж.
— Точно! — согласился Олег Арсеньевич. — Братцы, какая у меня жена! Я иногда думаю, даже когда трезвый, а сейчас я пока трезвый, поэтому у меня что на уме, то и… — запнулся он. — Словом, как на духу! Я, вы знаете, государственник, служу отечеству не за страх, а за совесть, но иногда мне кажется, что я родился для того, чтобы встретить Полиньку и любить ее. В этом смысл моего появления на свет, и радость, и счастье, и наслаждение, и бессмертие в лице внуков.
Олег Арсеньевич задал тон, и все с готовностью подхватили, словно давно искали возможность выразить Полине Сергеевне свое восхищение. Она понимала, что нужно остановить восхваления, оборвать шуткой. Но ничего кроме: «Спасибо, друзья! Вы устроили репетицию моих поминок!» — не приходило в голову. Говорить о поминках не хотелось. И она слушала с улыбкой, впитывала каждое слово. Делала скидку на то, что преувеличивают, гиперболизируют, напускают пафоса, — и наслаждалась этим неожиданным подведением нравственных итогов своей жизни.
Говорили о мудрости Полиньки, ее деликатности, умении отделить важное от второстепенного и сосредоточиться на главном, о ее конструктивной доброте и потрясающем чувстве юмора. Друзья не просто перечисляли благородные качества Полиньки, а приводили примеры, вспоминали случаи, истории, ее фразы, характеристики, заключения. Полина Сергеевна поразилась, сколько они помнят того, что она давно позабыла.
Она слушала несколько отстраненно — словно разговор шел не о ней самой, а о другой женщине, за которую Полина Сергеевна ответственна, воспитанию, наблюдению за которой посвятила жизнь, словно достоинства этой женщины ей можно записать на свой счет. Казалось, друзья никогда не выдохнутся, они сошлись в общем порыве — высказать то, что давно накопилось в душе.
Эмка, которого строго предупредили «не встревать в разговоры взрослых!», ерзал на стуле, вертел головой и кусал губы — ему тоже хотелось сказать.
— Говори уж, — позволил дедушка.
— Моя бабушка, — Эмка вскочил и взволнованно (все заготовленные слова вылетели у него из головы) выпалил: — лучше всех народов!
— За это и выпьем! — поднял бокал Олег Арсеньевич.
После обеда азартно и с бурными спорами по поводу счета играли в городки и крикет. Хотя раздавались голоса, что Пановы приобрели эти игры специально для страдающих одышкой пенсионеров, для которых бег с барьерами остался в прошлом. На самом деле городки и крикет покупались для Эмки, чтобы не носился как угорелый, а бросал палочки по домикам и бил деревянными битами по шарикам.
Ужин плавно перетек в «культурное развлечение» — проверку того, насколько хорошо Полина Сергеевна и Олег Арсеньевич знают друг друга. Им заранее велели заполнить опросник, чтобы не играли в поддавки. Потом каждому задавали вопрос и зачитывали, как на него ответил супруг или супруга. Если ответы совпадали, это говорило о крепости их союза, если разнились — свидетельствовало о больших перспективах пары Пановых: им еще оставалось над чем работать. Выяснилось, что Олег Арсеньевич считает, будто он похож на горного оленя, а Полина Сергеевна ассоциирует его с медведем.
Она удивленно рассмеялась:
— Какой олень, Олежка? Он же рогатый!
— Значит, по-твоему, я на полгода в спячку впадаю?
— Если ты случайно ударишь молотком по пальцу, — спросили Олега Арсеньевича, — что вскрикнешь?
— Тут же дети! — напомнил он. — Отказываюсь отвечать.
А у Полины Сергеевны в ответах было написано, что он воскликнет: «Какой досадный промах!» Ей никто не поверил.
Некоторые вопросы были хулиганскими и не предназначались для детских ушей. На вопрос: «У Полиньки родинка на левой или на правой ягодице?» — Олег Арсеньевич ответил письменно: «На левой». А Полина Сергеевна заявила, что никаких родинок в этих местах у нее нет. Эмка и Тайка тут же стали тихо терзать родителей: откуда дедушка может знать, какие у бабушки родинки на попе, он что, за ней в ванной подсматривал?
Дети ведь не шутят, они просто иногда говорят смешное для слуха взрослых. А юмор абстрактный до определенного возраста человеку недоступен. Поэтому Тайка и Эмка не поняли, отчего бабушка на вопрос: «С какой ноги Олег надевает носки?» — ответила, что сначала он надевает синий, а потом красный. Ведь дедушка никогда не ходил в разных носках!
Эмку и Тайку особенно восхищало, что они вместе с папой будут ночевать в палатке — «как настоящие индейцы или другие исследователи». В доме было три комнаты на втором этаже, кухня и еще одна комната на первом, веранда служила столовой-гостиной. Ночью дом превращался в нечто вроде пионерлагеря для взрослых, все помещения становились спальнями, где размещались по половому признаку. Второй этаж отдавался мужчинам, на первом ночевали женщины. В этом году Лея, Полинька Маленькая и Ольга Владимировна остались в своей комнате на втором этаже, а по обе стороны, через стенки, были мужские опочивальни. Одна — для нехрапящих мужчин, другая — для храпунов. Каждый год мужчины устраивали шутливые споры, кому в какой спальне ночевать, то есть кто храпит, а кто спит тихо. Глубокой ночью Лея с ребенком вышла на улицу и отправилась в палатку к мужу.
— Возьми Полиньку, подвинься, — растолкала она Сеньку.
На его встревоженные вопросы ответила:
— Как они храпят! Чокнуться можно. Это надо записать и продавать диски с храпом десяти мужчин в качестве средства для изощренной пытки. Любые секреты выдашь.
— А как же Ольга Владимировна?