Попал (СИ) - Дейнеко Никита

— Дай веревку! Савватеевна!

Знахарка мгновенно соорентировалась: быстро достала из сундука моток не толстой но достаточно прочной бечевки и передала мне.

Через пять минут все евробандиты, нагло наехавшие на ведунью, смирно сидели на табуретах со связными за спиной руками и примотанными к ножкам табуреток ногами. А чтобы им было удобнее сидеть, мы их прислонили спинами к стенке. Руки я им связал по способу почерпнутому из детективной литературы и творчески мной доработанному, а именно, вместо удобной капроновой стяжки для пучка проводов, использовал бечевку, которой крепко связал между собой указательные пальцы каждого из бандитов. Той же бечевкой дополнительно скрутил запястья и привязал внизу к ножкам табурета.

Похожий на крысу господинчик, очухавшись, стал качать права, уверяя на чистейшем русском, что он является доверенным человеком тюменского исправника и стал грозить нам нешуточными карами за избиение иностранных ученых путешественников, которых он сопровождал. У меня, к этому времени начался адреналиновый откат, и на угрозы непонятного господинчика мне было наплевать. Но его вопли раздражали, поэтому, найдя на лавке у печи тряпку непонятного назначения, я зажал пальцами левой руки ему нос, а когда тот открыл рот, чтобы вдохнуть, сказав, что «жопе слова не давали», с силой забил ему эту тряпку в рот. Баба Ходора, видя это непотребство, пожалела:

— А если у него насморк? Задохнется ведь болезный.

— Задохнется туда ему и дорога. Все равно придется их всех под лед спровадить.

Услышав про мои кровожадные замыслы, крысомордый задергался и замычал. Видимо поверил. А собственно, что делать с этой шайкой и самое главное, что же хотели эти евробандиты от скромной знахарки? Но это потом, а сейчас надо доделать начатое.

— Архипка, выглянь во двор. Там еще один должен быть, ну этот как его — кучер …, ямщик. Позови его, а сам заскакивай и хватай полено, когда я свалю этого кучера на пол, то ты его поленом по башке отоварь, но не сильно, не убей.

Но тут вмешалась Баба Ходора:

— Хватит! Ишь развоевались! И так делов натворили — не разгребешь. И чего ты, варнак такой, на них накинулся? Хорошо бошки у них крепкие, а то б поубивал.

— А че они тут…, развыеживались! Тебя за руки хватают. Катьку вон напугали.

Блин! Катька! А Катька сидела под столом с круглыми на пол лица глазами. Ну и что теперь с ней делать? Но Баба Ходора похоже решила взять ситуацию под контроль.

— Катюша, доченька, вылезай и ко мне подойди. — Ласковым голосом произнесла она. Катька выползла из под стола и тихонько приблизилась к знахарке. Та погладила девчонку по голове и тихим, но проникновенным голосом сказала:

— Катюша, на сегодня урок закончен. Иди доченька домой отдохни, поспи. Завтра оставайся дома, а послезавтра приходи, продолжим занятия. — Говоря все это, знахарка приложила ладони к Катькиным вискам. Я вспомнил, какое действие производят на организм ее руки и озаботился Катькином душевным здоровьем:

— Ты, Баба Ходора, поосторожней ручками шуруй, не повреди девчонке мозги. Она мне здоровая нужна.

— Ишь забеспокоился! Раньше надо было думать, а не пестиком господ иностранцев глушить. — И видимо вспомнив нашу с Архипкой эпическую, но скоротечную битву хихикнула: — А ловко ты кота этого приложил, ну и ступкой красномордого хорошо пригладил. Да и Архипка не подкачал, вон как знатно господинчика носом в пол воткнул. И откуда что взялось?

— Тренируемся мы! Каждый день занимаемся. — Буркнул я, с беспокойством глядя, как Катька заторможено одевается и идет к выходу. Знахарка, перехватив мой взгляд, понимающе хмыкнула:

— Не бойся, проспится девка, назавтра забудет все, что тут увидела, а если что и вспомнит, будет уверена, что это ей приснилось. И с мозгами у ней будет все в порядке.

— Ну дай бог, дай бог…. А с этим …, с кучером, что делать будем?

— Что делать, что делать? Что-нибудь да сделаем. — пробормотала Баба Ходора и подпустив елея в голос сказала:

— Архипушка, сынок, оденься и за Софрон Тимофеевичем сбегай. А как из сеней выскочишь, скажи ямщику чтоб в хату зашел. Господа, мол, кличут.

Архипка понятливо кивнул, быстро оделся и шмыгнул за двери. Блин, ну и нервы у пацана. Вот что значит экология не тронутая цивилизацией и правильное деревенское воспитание. Чуть руку не сломал взрослому мужику и как будто так и надо, раскаяния ни в одном глазу.

Через минуту порог переступил, заросший бородой по глаза, мужик. Он хотел по привычке покреститься на иконы, но увидев своих работодателей, примотанными к табуретам, застыл столбом. Баба Ходора скользнула к нему, открытой ладонью поводила перед глазами остолбенелого мужика, пробормотала что-то маловразумительное и тот, повинуясь ее рукам, деревянной походкой дошёл до скамьи, сел и застыл истуканом. За тем она подошла к мычащему господинчику и, приставив ладони к его вискам, произнесла что-то тихонько и тот, расслабленно обвис на табурете. Потом вытащила у него изо рта забитый мною кляп. Оглядела не пришедших в сознание иностранцев. Покачала головой при виде расквашенной физиономии здоровяка и обратила свой взор на меня, явно желая сказать в мой адрес «пару ласковых» слов. Но я ее опередил:

— Колись Савватеевна! Какого хрена добивались от тебя эти европейские пидоры. — Видя некоторое непонимание уточнил: — Гомосеки, или как это по русски? А вот! Содомиты европейские зачем приперлись из своего Парижа к тебе в хату? Что такое ты прячешь от просвещенной Европы?

Баба Ходора со странной смесью брезгливости и интереса вновь осмотрела сладкую парочку и вынесла вердикт:

— Нет, эти нормальные. И не из Парижа они приехали, а из Рима, точнее из Ватикана.

— О как! Неужто от самого папы римского? Однако высоко летаешь Феодора Савватеевна!

— Папа скорее всего и не знает ничего. Это все аббата Бальцони дела. Как я поняла, он архивом ватиканским заведует. А приехали эти двое за «ларцом Парацельса», так они называют эту штуку. Не хотела тебе про нее говорить, ну да ладно.

Говоря это, Баба Ходора покопалась за божничкой, отодвинула в сторону дощечку с иконами, извлекла нечто, завернутое в чистую холстинку, развернула и показала мне.

— Смартфон! — не удержался я от восклицания. Но, взяв в руки в руки плоскую коробочку, понял — не смартфон, хотя габаритами вещица походила на мобильник, но толще раза в два, раза в три тяжелее и без всякого намека на экран и каких либо кнопок. Повертев артефакт в руках в поисках скрытых кнопок, ничего не нашел и вернул его знахарке:

— Спрячь пока Савватеевна, потом будем разбираться с вещицей. Но сразу могу сказать, что в моем мире таких штук еще не было и скорее всего ты даже не догадываешся на, что она способна. А заряжаешь ты ее как?

— Как ее заряжать то? Не ружье чай.

— Не ружье говоришь? Вполне может оказаться и пострашнее всякого ружья. На солнце эту штуку выставляешь?

— А ты откуда знаешь?

— Выставляешь значит. И с какой периодичностью? Раз в месяц или еще как?

— Один раз в месяц и на весь день. Это летом, зимой чаще нужно.

— Понятно! Ладно, потом разберемся. С этими то, что будем делать? Может и правда под лед их. Как говаривал один деятель, «нет человека, нет проблемы».

Сказав это, я поднял валяющуюся на полу трость. Блин, реально тяжелая тросточка. Вспомнив читанную в детстве книжку про какого то авантюриста восемнадцатого века, у которого в трости были запрятаны золотые монеты, стал искать способ разобрать палку. Понятно, что нужно открутить ручку, но сколько я ее не крутил и по часовой стрелке и наоборот, ничего не выходило — ручка держалась как приклеенная. Значит была какая то защелка. Кнопки, открывающей защелку, не было ни на ручке ни на самой трости. Ощупав ручку наверное раз в десятый нашел на ней внизу какое то углубление. Вспомнив про подъездные домофоны, полез под табурет к которому был принайтован, все еще не пришедший в сознание, котообразный господин. На среднем пальце правой руки у него обнаружился перстенек-печатка. Чтобы его снять пришлось прибегнуть к местному мылу и попыхтеть. В конце концов перстенек сдался и слез.