Эта горькая сладкая месть - Дарья Донцова

– Пожалуйста, можете ознакомиться, только там совсем мало сведений.

Что верно, то верно. Оказалось, Катюше было от роду всего несколько часов. То есть неизвестная роженица произвела ее на свет ночью. Завернула девочку в кухонное полотенце, постелила на дно коробки газету “Вечерняя Москва”. Сама коробка представляла большой интерес. Дело и том, что она являлась упаковкой магнитофона “Грюндиг”, произведенного в ФРГ. Это сейчас коробки из-под импортной бытовой техники никого не удивляют! Но в 1959 году редкие люди могли позволить себе такую покупку. Либо женщина нашла картонный ящик на помойке, либо была из обеспеченной семьи, члены которой ездили за границу. Полотенце же самое простое – белый лен с красным орнаментом – и абсолютно новое. Ни пятен, ни меток прачечной. Любопытство вызывала газета. На полях кто-то небрежной рукой написал: …упы, б. 7, ком. 3. Скорей всего почтальон пометил адрес, по которому отнес корреспонденцию. Но милиционеры установили, что в 1959 году ни одна из улиц столицы не называлась словом, заканчивающимся на “упы”.

Поиск заглох.

Я посмотрела на Евдокию Семеновну:

– Не густо!

– Да уж, – ответила та, – теперь понимаете, почему мать не нашли.

– Жаль, что нельзя поговорить с няней, обнаружившей подкидыша. Вдруг женщина что-то заметила?

– Почему нельзя? – удивилась директриса. -

Екатерина Михайловна до сих пор работает в Доме малютки. Выучилась на медсестру и всю жизнь трудится на одном месте. Идите к ней, здесь рядом, буквально через дорогу.

Я двинулась на поиски Красновой. Интересно, почему мне пришло в голову, что смерть Катюши связана с квартирой Павловских? Вдруг корни истории надо искать в прошлом погибшей женщины? Во всяком случае, такую версию не следовало сбрасывать со счетов.

Екатерина Михайловна сидела в кабинете и самозабвенно читала газету “Криминальная хроника”. Женщина выглядела моложаво: аккуратная фигура, короткие каштановые волосы, легкий макияж.

Интересно, сколько ей лет? И, вероятно, любит детективные истории.

Медсестра приветливо закивала головой.

– Это вы хотите узнать о Катюше? Мне Евдокия Семеновна звонила. Неужели правда, что ее убили? Какая жалость!

В глазах женщины горел неподдельный интерес, но сожаления в ее взгляде я не увидела, только любопытство. Ее даже не пришлось спрашивать, сведения так и посыпались горохом.

В 1959 году Екатерине Михайловне только-только исполнилось двадцать. Девушка училась в медицинском училище и подрабатывала нянечкой. День 16 марта запомнился молоденькой техничке на всю жизнь. Коробку увидела сразу, как только открыла калитку. Сначала подумала, что кто-то подсунул котят.

– Чуть не умерла, сняв крышку, – делилась воспоминаниями Краснова, – только приподняла картонку, а младенец как заверещит! Ужас! Такая хорошенькая, здоровенькая, из богатой семьи.

– Почему решили, что мать состоятельная?

– Ну, – замялась медсестра, – коробка из-под магнитофона…

– Вы сразу поняли, что это упаковка от дорогостоящего прибора? Владеете немецким и прочитали надписи?

– Нет, – покраснела Краснова, – потом милиционеры сказали.

– Тогда что навело на мысль о благополучии роженицы? – вцепилась я мертвой хваткой в свидетельницу. Ох, чует мое сердце – тетка что-то скрывает!

– Полотенчико новое совсем, кто же такое выбросит! – вяло отбивалась медсестра, явно жалея о своей оговорке. Но я решила не отступать.

– Прямо так сразу и заметили качество полотенца? Не разворачивая?

Краснова замолчала, кусая губы. Видно было, что медсестра не хочет говорить дальше.

– Екатерина Михайловна, я всего лишь адвокат, который пытается установить истину. Разговор с вами ведем с глазу на глаз, никто ничего не узнает. Но мне кажется, что вы скрываете информацию. Не хотите рассказывать – не надо. Сейчас поеду на службу, свяжусь с коллегами из уголовного розыска, которые занимаются делом Виноградовой. Тогда придется давать показания официально, с оформлением протокола. Это неприятно, тем более если есть что скрывать. И еще – тем, кто помогает следствию, выдают денежную премию.

Я достала из кошелька сто долларов и положила на стол. В глазах собеседницы отразилось колебание. Она поглядела на приятную бумажку и решилась.

– Все так давно происходило, меня не должны наказывать!

– Конечно, за сорок лет истекли все сроки давности, наказания не будет.

– Ладно, – вздохнула Краснова и принялась каяться.

В восемь утра в Доме малютки работала только одна дежурная санитарка. Врачи и воспитатели приходили к половине девятого. Девушка втащила находку в кабинет и распеленала младенца. На шейке ребенка болталась красивая необычная золотая цепочка с крестиком. А в коробке лежал конверт с деньгами. Екатерина Михайловна пересчитала купюры – ровно тысяча. Огромная для 1959 года сумма. Зарплата санитарки в то время составляла 50 рублей в месяц. Девушка дрогнула и забрала конверт с цепочкой.

Я возмутилась:

– Оставили бы хоть крестик, по нему, возможно, могли бы отыскать мать!

Екатерина Михайловна вздохнула.

– А зачем ее искать? Сама решила от младенца избавиться. А на цепочке никаких знаков, смотрите.

Краснова сняла с шеи тоненькую золотую ниточку. Действительно, оригинальное плетение, крестик маленький, на оборотной стороне буква В и дата – 1934 год. Я сжала улику в кулаке, расстегнула у себя на шее красивую золотую цепочку с кулоном и предложила:

– Давайте поменяемся. Глядите – моя толще вашей и длинней, вот проба.

Медсестра ловко схватила украшение и сунула в карман. Больше она не сообщила ничего интересного и страшно обрадовалась моему уходу.

Жара стояла немыслимая. Небо затянули серые облака, но дождь никак не начинался. Асфальт плавился под ногами, от шоссе поднимался бензиновый смрад. Хотелось пить. Я тихо побрела к ближайшим ларькам. Может, позвонить Павловским? Небось пейджер переполнился сообщениями!

– Деточка, – укоризненно сказала Виолетта, – вызываю, вызываю, и все без ответа! Куда подевались?

– Простите, сидела в библиотеке, а там велят пейджер выключать.

– В такую жару и работаете! – восхитилась профессорша. – Впрочем, Альберт Владимирович тоже за столом и ждет вас.

Шлепая пятками о скользкие босоножки, я поползла искать такси.

– Милочка, – заявила Виолетта, увидав мое красное и потное лицо, – сбегайте в магазинчик, купите минеральную воду. Предпочтительно “Веру”, без газа. Ее такими упаковками продают, по восемь бутылок.

Когда я перла прозрачные бутылки, ноша казалась почти неподъемной. На крыльце столкнулась с

Димой.

– Здравствуйте, – неожиданно приветливо сказал обжора и отобрал тяжеленную упаковку. Ощутив легкость в руках, я невольно прониклась к парню добрыми чувствами. Может, и не такой противный!

Дима легко внес эту самую “Веру” в холл, и я смогла наконец перевести дух. В квартире Павловских стоял прохладный полумрак. У Виолетты Сергеевны голова обвязана полотняной повязкой.

– Ужасная мигрень, – сообщила старушка, – как только люди при такой погоде на улицу высовываются. Дашенька, поделитесь секретом жароустойчивости.

Я пошевелила лопатками и почувствовала, как тонкая маечка отлипает от потной спины. Ни за что бы не поехала к тебе, любезная бабуля, но ведь кто-то должен доставить академику минералку.

Тут в кухню вплыло само светило. По причине зноя профессор облачился в светлый костюм из легкого тика. Больше всего Павловский напоминал Винни-Пуха, собравшегося ко сну. Впрочем, это я зря! У плюшевого медвежонка такой добродушный взгляд и очаровательная морда. А Альберт Владимирович глянул на меня, как хозяйка на таракана, и довольно нелюбезно каркнул:

– Ждал почти целый день, пока соизволили отозваться, чуть от жажды не умер!

Он нетерпеливым движением скрутил пробку и с наслаждением глотнул. Тотчас на лице появилась гримаса:

– Минералка с газом!

И правда, со дна стакана бодро поднимались быстрые пузырьки воздуха. Наверное, продавщица перепутала упаковки.

– Совершенно ничего нельзя поручить! – возмущался академик. – Самому прикажете в такую погоду по магазинам шляться? Вот и в науке вы так: тяп, ляп, без внимательности и аккуратности, безобразие.

Он шлепнул стакан об стол. Прозрачная жидкость забурлила. Альберт Владимирович гневно фыркнул и выкатился из кухни.

Скажите, пожалуйста, какой нежный. “Вера” с газом ему не подходит!

Виолетта Сергеевна прижала пальцы к вискам.

– Только не подумайте, что академик капризничает. Врачи строго-настрого запретили ему употреблять газированные напитки – очень пучит. Ну ничего, сейчас быстренько еще разочек сбегаете, только теперь будьте внимательней.

Жаль, что плохо знакома с ненормативной лексикой. Три известных мне существительных и один глагол, произнесенные про себя, не принесли облегчения. Хотя ругаться, разумеется, следует вслух, только тогда успокаиваешься.