Media Sapiens. Повесть о третьем сроке - Сергей Минаев

– Да? Я спутал её по ходу с кем-то, – видимо, лицо моё выражало в этот момент состояние «не попал», и Костя, дабы не ставить меня больше в неловкое положение, перевёл разговор на другую тему.

– Ты расскажи лучше о себе, чем занимаешься? Я слышал, ты в структурах Вербицкого? Готовишь среду для оппозиции перед выборами?

– Ой, я тебя умоляю. Так, помогаю им по некоторым проектам.

– Да ладно, не скромничай. В Интернете, по ящику и на «Эхо» только и слышно «Дроздиков то, Дроздиков сё». Ты уже стал звездой.

– Я простой технолог. Это СМИ масштабируют просто. Вот ты у нас звезда. Главный по экономике в таком издании. Давай выпьем? За нас?

Угольников смотрит на часы, что-то прикидывает, потом соглашается. Мы какое-то время обсуждаем происходящее в стране, экономическую ситуацию, и я плавно вывожу Костю на скандал вокруг банка «Зевс», начавшийся в Интернете.

– Ты думаешь, это серьёзно? – спрашивает Костя.

– Я не думаю, я знаю. У банка большие проблемы из-за «обналички», со дня на день у него отзовут лицензию, и тогда… – я замолкаю, – давай ещё по одной, я тебе сейчас такую тему расскажу. Погоди. Молодой человек, можно вас?

Подходит официант и вопросительным знаком наклоняется над нашим столом:

– Молодой человек, принесите Dewars ещё. Граммов двести, да, Кость?

– Давай уж триста тогда.

– Слушай, чего человека зря гонять. Знаете, что? Несите шестьсот сразу.

– Не, не, Антон, мне ещё в редакцию ехать, – Костя снова смотрит на часы.

– Костян, я тебя прошу. Чего не допьём, то выльем. Давайте, давайте, несите. Видите, человек торопится?

Я рассказал Косте о целом букете заболеваний, поразившем «Зевс», накрутил три десятка подробностей, и по мере того, как Костя хмелел, я подкидывал ему разнообразные жареные факты. К концу литра я договорился о том, что падение «Зевса» может повлечь за собой падение «Альфа-банка», а там уже и всему рынку пиздец. Не зная, как обосновать свою заинтересованность в падении «Зевса», закончил я тем, что в данный момент работаю по заказу чиновников из Минфина, которые исполняют государственную программу по переделу банковского сектора России. Услышав это, Угольников снял очки, глянул на меня уже довольно мутным глазом и поинтересовался:

– А ты-то тут при чём? Ты же на другой лагерь работаешь?

– Как тебе объяснить, – а объяснить этот неожиданный поворот я мог только наглостью, рождённой пятьюстами граммами виски во лбу, – а я, Костя, профессиональный медийщик. Я на всех работаю. И на оппозицию, и на администрацию и… в общем… вот так.

– А «Альфа»-то тут при чём? Как она с «Зевсом» связана?

– А ты скандал с ценными бумагами помнишь? Когда в аппарате Минфина сняли пять человек?

– Чего-то… ик… не припоминаю, – Костя был уже изрядно пьян.

– Значит, у тебя пока доступа нет к таким вещам. Это же только близкий круг знает. В общем, я тебе скажу. Хотя, конечно, не должен, но, учитывая свою личную заинтересованность в банкротстве «Зевса», скажу. «Зевс» с «Альфой» участвовал и вместе в нескольких госпроектах. И на государственные деньги мутили свои операции с ценными бумагами. Где-то поднаебали чиновников, и у них эту кормушку Минфин отобрал. А в отместку решил ещё и проверку у них учинить. Типа в связи с обналичкой. Оба банка ринулись активы выводить за границу. «Зевс» почти прекратил выдачу денег вкладчикам. У «Альфы» эти проблемы только начались. Завтра у главных офисов этих банков уже народ собираться начнёт. В «Альфе» сегодня вечером уже закрыли главный офис. Раньше обычного. Хотя «Альфа», скорее всего, выкрутится. А «Зевс» так давно уже по уши в говне. Если ты первым напишешь о том, что падение этих двух банков вызовет этим летом новый банковский кризис, сильнее 1998 года, войдёшь в историю. Считай, инсайд тебе даю.

– А если не вызовет? – Костя глупо смотрит на меня.

– Вызовет, брат. Обязательно вызовет. Это уже решено… там, – я делаю серьёзное лицо и замолкаю.

– Слушай, ну про «Зевс» я вроде слышал. Но с «Альфой» мне что-то стремновато связываться. Может, ну его на хуй? Как проверить-то?

– А ты завтра с утра, часов в десять, пришли своих фотографов к офисам «Зевса» и «Альфы». Если толпу народа не заметишь, считай, что я ошибся. А если заметишь – садись и пиши статью о крахе «Зевса» и «Альфы». А я тебя по выходу материала поддержу своей медийкой по полной. Мне нужен «Зевс», а тебе исторический материал по поводу кризиса, согласен?

– Ну… типа того… а у нас виски ещё осталось?

– Говно вопрос, – я прикидываюсь совершенно пьяным и кричу официанту: – Человек! Человек, виски кончилось. Ещё пятьсот.

– Антох, а Антох. А если на газету «Альфа» наедет после материала? Или «Зевс»?

– Братишка… «Зевса» через два дня после выхода твоего материала и работы моих ресурсов не будет как структуры. Понимаешь? Не будет. Он обанкротится. И «Альфа», скорее всего. Даже если с «Альфой» ничего не случится, проблем не будет. Мы же не сами работаем, а по правительственному заказу, врубаешься? Тебе ещё грамоту пришлют правительственную. И, кстати, твой гонорар за статью – пятёрка евро.

– Евро? – Костя, как мне показалось, даже протрезвел, – а почему евро?

– Мы же Европа почти, правда?

– Информация проверенная?

– А вот завтра пришлёшь фотографов к офисам этих банков и проверишь. Наливай.

После того, как мы выпили по сто граммов, я решил, что дальнейшие возлияния могут привести к тому, что Костя завтра с утра попросту не сможет воспроизвести в памяти наш сегодняшний диалог. Я попросил счёт, Костя стал упорствовать, и мне пришлось включить программу «заботливый старый товарищ, тоже бухой в говно». После всех моих «брат, нам хватит», «завтра ещё работать», «я тебя прошу, как друга», «надо беречь себя – ты звезда журналистики», «не последний раз» и «я уже рассчитался, пошли» мне удалось вывести Угольникова на улицу. Там мы ещё продолжительное время обнимались и целовались, в итоге я загрузил пьяного Угольникова в машину и довёз до его дома. Судя по тому, что последние двадцать минут дороги он не блевал, наоборот, сокрушался по поводу «как же они, суки банковские, так лихо рынок скрутили» и рассказывал мне теорию взаимосвязи мировых финансовых кризисов, операция прошла успешно.

Часов в шесть вечера, приехав домой в весьма нетрезвом виде, я долго бродил по квартире, натыкаясь на дверные косяки, углы и бытовую технику. В какой-то момент я зашёл в гостиную и зачем-то лёг на пол. Минут десять я таращился в потолок, пока мне не показалось, что прямо на меня падает люстра. Тогда я вынул из кармана мобильный и набрал Генку Орлова:

– Алё, Ген, ты не спишь?

– Спишь? Какой на хер спишь, время половина седьмого вечера.

– Да? Ахуительно как… а я думал… Слушай Гена… тут такая ситуация нарисовалась. В стране начался финансовый кризис… это просто пиздец что будет. Хуже, чем даже в 1998 году.

– Антон, прости, ты бухой, что ли?

– Я? Да, бухой. Но к делу это не относится. Ты про кризис понял?

– Не очень, если честно. Может быть, мы завтра про него поговорим?

– Гена, слушай сюда. То, что я пьяный, кризису развиваться не мешает. Завтра мы уже про него не поговорим. Завтра мы про него в газетах прочитаем, сечёшь?

– Ну, да… то есть, честно говоря, нет. Поясни ещё раз, что нужно-то?

– Что нужно? А нужно мне, Гендос, чтобы сегодня вечером маниакально-депрессивная молодёжь и студенты города Москвы договорились между собой в Интернете о флеш-мобе. А завтра дружными рядами и с транспарантами в руках собрались у центральных офисов банков «Зевс» и «Альфа» на митинг обманутых вкладчиков, которым ни банкоматы, ни работники банков не выдают их законные лаве, понятно?

– Так… и что дальше? – мне кажется, что Гена понижает голос.

– А дальше, – я тоже понижаю тон, – дальше приедут газетчики из «Коммерсанта» и телевизионщики для съёмок, понятно?

– Понятно. А во сколько собраться людям? – ещё тише говорит Гена.

– Часов в десять будет нормально. Главное, я тебя умоляю, как можно больше людей, – шепчу я, – всё ясно?

– Абсолютно, – шепчет в ответ Генка, – у меня только один вопрос…

– Какой? – снова шепчу я.

– Нахуя ты шёпотом говоришь, боишься прослушки?

– Я? – говорю я уже нормальным голосом, – так ты первый начал тональность понижать. Я думал, тебе так лучше слышно.

– Нет, Антон, тебе показалось. Или с телефоном у тебя что-то, – отвечает Гена, но слышно его действительно фигово.

– Ладно, забей, мне показалось. Про завтрашний митинг вопросы есть?

– Вопросов нет. Антон, ты все это мне серьёзно говорил сейчас?

– Абсолютно.

– Ок. Сделаю.

– До завтра.

Я отключился, бросил телефон на кресло и отправился в ванную. Целый час я стоял, подставив голову струям контрастного душа. К концу сеанса ко мне даже вернулась способность чётко мыслить. Я думал о Зайцеве, финансовом кризисе, реакции Вербицкого, холодном шампанском и почему-то зелёном горохе в стручках. Не знаю, почему захотелось вдруг гороха? Вытершись полотенцем, я пришёл на кухню, открыл холодильник и нашёл там банку кукурузы «Бондюэль». Я открыл её, порезавшись консервным ножом. Непонятно кому сказал «суки, блядь», то ли производителям кукурузы, то ли поставщикам ножей. Выложив кукурузу на тарелку, я минут пять сидел, смотря на неё, и высасывал из пальца кровь. Через пять минут я бросил заниматься этой хуйней и достал пластырь. Заклеив рану, я прополоскал рот водой и вернулся на кухню, чтобы, наконец, поесть кукурузы.