Фирменный поезд «Фомич» - Виктор Колупаев

«А где же все-таки Иван?» — вдруг вспомнил я. Семен, конечно, оскорбил его самым чувствительным образом. И не снес бы такого Иван, если бы тут и в самом деле не была замешана Тося. Тяжело было сейчас Ивану. Но я был уверен, что согнуть его невозможно. И, однако же, исчез Иван, не появлялся больше в нашем купе.

— Пойду поищу Ивана, — сказал я.

— Да, да, — на мгновение встрепенулся Степан Матвеевич. — Желательно, чтобы он все-таки был с нами.

В радиоузле его не оказалось. И я пошел через вагоны в конец поезда. В основном я задерживался в тамбурах, потому что был уверен, что Иван не осядет в каком-нибудь купе. Не очень он и разговорчив был для новых компаний.

Остался последний тамбур. Я даже подумал сначала, что он будет наверняка закрыт, все-таки ведь последний… Но тамбур был открытым, правда, неосвещенным. И лишь слабый свет красного фонаря позволял рассмотреть, что здесь происходит. Красный фонарь держал в руке товарищ Обыкновеннов. Он был в каком-то дождевике, хотя осадков не предполагалось, наверное, в течение тысячи лет, с капюшоном, натянутым на велюровую шляпу.

Рядом стоял Иван. Оба молчали. Лишь товарищ пришелец иногда приподнимал руку с фонарем, словно пытался что-то рассмотреть в темноте, остающейся за хвостом поезда. А сам тамбур был открытым, как в товарных вагонах. И жары здесь не чувствовалось, так как ветер, создаваемый самим фирменным поездом, завихрялся и кружился именно в тамбуре, вернее, смотровой площадке последнего вагона.

Я с минуту постоял молча. Они на меня и внимания не обратили. Тогда я тронул Ивана за плечо, а товарищу Обыкновеннову сказал:

— Извините.

Иван оглянулся, а пришелец продолжал пристально всматриваться во тьму, словно там действительно можно было что-то рассмотреть.

— А, Артем, — виновато сказал Иван. — Здесь вот я. Связь по проводам установили. Одностороннюю, правда… Но, может, там догадаются… Поговорили немного…

— Это хорошо, — сказал я. — Это прекрасно.

— Ну а что там у вас нового?

— Валерий Михайлович вернулся, — начал я.

— Ишь ты! — удивился Иван. — Валерий Михайлович…

Я вкратце рассказал ему, что произошло в нашем купе. Он слушал внимательно, только иногда быстро оглядывался на убегающее и едва различимое в свете фонаря полотно железной дороги.

— Так что гипотеза о том, что нашим поездом играет мальчик Володя, отпадает. Тут что-то другое…

— Да. Тут что-то другое, — согласился Иван.

— Ты разве догадывался об этом? — удивился я.

— Не то чтобы догадывался. В игрушку эту я верил, только казалось, что здесь и еще что-то. Словом, что здесь не один фактор, не одна причина, а две или даже больше.

— Артемий, — вдруг обратился ко мне товарищ Обыкновеннов. Лицо его было печально. Горестные складки залегли возле рта. — Вы, Артемий, ведь не верите в пришельцев?

— Да как вам сказать… — растерялся я. — Раньше не верил. Прецедента не было. А теперь…

— А в сказки? — перебил он меня. Какая-то боль чувствовалась в его вопросе.

— В сказки? — переспросил я.

— Я ведь вот что имею в виду… Иванушка, Емелюшка. Дурачки они. Это в ваших сказках. А смысл этого дурачества? В сказках они вам симпатичны? Симпатичны. Знаю. Почему же в реальной действительности у них ничего не получилось, а в сказках — будьте любезны? Чего-то мы не учли в нашей просветительской миссии. Я вот в диссертации своей пытаюсь выяснить связь космических пришельцев с героями сказок. Сюжетно они идентичны, а в смысловом значении огромная разница. Тут какая-то тонкость, нюанс. Ведь рядом, на виду лежит, а ускользает. Сколько столетий бьюсь.

— Что ж тут непонятного, — сказал я. — Сказочные Иванушки были нужны людям.

— А разве настоящие Ива Нушки не были нужны?

— Они не были настоящими. Настоящими были те, которые в сказках. Люди так хотели. Понимаете, товарищ Обыкновеннов, они так хотели. Один хотел, сто, миллион. И получился обкатанный мечтами людей, отшлифованный их желаниями реальный образ, который для них непременно, необходимо и обязательно существовал.

— Надо подумать, — задумчиво пробормотал пришелец. — Если вы правы, то опять главу или две переписывать.

— Не огорчайтесь, — попросил я.

— Вам прислать кого-нибудь, чтобы не так скучно было? — спросил Иван.

— Будьте любезны.

Мы с Иваном двинулись в обратный путь.

Вот и опять пришелец в нашем поезде. И теперь уже не в качестве безбилетного пассажира, а работника поезда, что ли.

А поезд, что бы там ни случилось, засыпал. Утомился он за день, намаялся от жары и духотищи и теперь пытался отдохнуть. В купированных вагонах стояла тишина. Разве что какой-нибудь отец семейства, едущего отдыхать на море, стоял возле раскрытого окна и курил. Курил и думал, наверное: вот попал в переплет! Черт дернул ехать поездом! А может, совсем о другом он думал. О кружке прохладного пива или о своей уже давно начавшейся бессоннице.

В каждом вагоне, теперь я это заметил, дежурили по два студента строительного отряда. Их подтянутость, какая-то организованность, зеленые брюки и куртки со смешливыми надписями и рисунками внушали уверенность в безопасности. Даже я это почувствовал. Они все были преисполнены ответственностью поставленной перед ними задачи. И я был благодарен им за помощь.

В общих вагонах, где все на виду, все открыто, все нараспашку, картина была, конечно же, другая. Здесь никто не курил, но зато многие и не спали, тихонечко переговариваясь друг с другом или провожая нас с Иваном вопросительными и чего-то ждущими взглядами. Студенты здесь стояли в коридорчиках, внимательно оглядывая проход вагона, готовые прийти на помощь пассажирам, если те в этом будут нуждаться.

В нашем купе сидели Степан Матвеевич, Валерий Михайлович, писатель Федор и два студента. Эти последние наверняка для оперативной связи со всем остальным отрядом, для передачи сообщений и приказов. По лицам сидящих можно было предположить, что в мое отсутствие ничего значительного не произошло.

30

— Проветрились? — устало спросил Степан Матвеевич у Ивана.

— Проветрился, — отозвался Иван. — Прошу прощения за свою вспыльчивость. Проклятый характер!

— Ничего нового? — спросил я на всякий случай.

— Закрылся магазин, — сказал один из студентов.

— Конечно, — согласился я, — там уже ночь.

— Не в этом дело, — сказал писатель Федор. — Его закрыли совершенно в другом смысле. Это теперь просто макет без всяких фокусов и тайн. Взгляните в окна.