Убийство Президента Кеннеди - Уильям Манчестер

Машина с представителями прессы была взята напрокат у телефонной компании, и водитель был оттуда же. Килдаф и Меримэн Смит от Юнайтед Пресс Интернейшнл сидели впереди, Килдаф — справа. Старший корреспондент при Белом доме, Смит всегда ехал в середине. Таким образом, из всех корреспондентов он был ближе всех к радиотелефону, расположенному под панелью с приборами. Джек Белл из Ассошиэйтед Пресс, Баскин, репортер далласской «Морнинг ньюс», и Боб Кларк, корреспондент «Америкен бродкастинг компани», сидели позади. В критической ситуации они не могли ничего передать из этой машины, если бы Смит не дал им телефона. А Смит, человек с жестким лицом в оспинах, был одним из наиболее пробивных журналистов.

Следующими шли открытые машины с фотографами. За ними следовали остальные машины кортежа.

Президентский кортеж проехал мимо статуи «Дух полета» — стройной фигуры с вытянутыми вверх руками, а затем повернул на Мокингберд-лейн. Сначала по сторонам не было ничего примечательного. Джон Коннэли не предполагал, чтобы тут мог собраться народ, однако он ошибся. Бэрфут Сандерс вспомнил, что, когда Кеннеди и Джонсон ехали по Леммон-авеню 13 сентября 1960 года, она была пустынной. Однако тогда Кеннеди был всего лишь кандидатом в президенты. Теперь он был президентом. Служащие заводов «Хэггар Слакс» фирмы «Интернейшнл бизнес машинз», стоявшие перед низкими плоскими зданиями автоматизированных цехов, казалось, с безразличием встретили кортеж. Местами обочины дороги были пусты. Жаклин порой ловила себя на том, что машет рукой фанерным щитам с рекламой «Стеммонс-фриуэй — Торговый центр Юго-Запада», «Настоящее нежное виски», «Дом Большой Сосиски» и вульгарной вывеске, приглашавшей ее потанцевать в «Музыкальном ящике».

Жара усиливалась, солнце ослепляло. Жаклин инстинктивно закрыла глаза. Она надела черные очки, но президент попросил ее снять их, объяснив, что люди хотят видеть ее лицо, а очки мешают этому. Тем не менее фирма, производящая электронно-вычислительные машины. Жаклин вертела очки в руках и тайком надевала их, когда вдоль дороги не было зрителей. На Леммон-авеню «линкольн» прошел через тоннель, и ей это было приятно: короткая полоска тени принесла облегчение.

Дважды по приказу Кеннеди кортеж останавливался. На углу Леммон-авеню и проезда Ломо Альто за плакатом «Г-н президент, пожалуйста, остановитесь и пожмите нам руки» стояла шеренга ребятишек.

— Давай остановимся здесь, Билл, — крикнул Кеннеди Гриру. Он вышел из машины и едва не был сбит с ног рванувшимися к нему с криком ребятишками. За этой сценой с симпатией наблюдала чета Гаудет — сторонники президента. В конце ее у г-жи Гаудет возникла подсознательная ассоциация. Этим утром она слышала местную радиопередачу, посвященную подробностям убийства Линкольна, и теперь рассказала об этом мужу, заметив:

— Президента Кеннеди следовало бы наградить орденом «Пурпурного Сердца» только за то, что он прибыл в Даллас.

Келлерман и его люди деликатно предложили ребятишкам разойтись. Пока город казался им безобидным. В головной машине Лаусон предложил, чтобы тоннели были очищены от всех, кроме полицейских в форме, и, судя по первому тоннелю, его совету последовали. Казалось, все идет по расписанию. Когда президент вторично вышел из машины, агенты, хотя и были начеку, вели себя сдержанно. Кеннеди хотел поздороваться с группой монахинь. Католик, он всегда был рад хотя бы мельком увидеть их, и эта встреча была бы хорошо знакомой картиной. Лишь бестактные агенты охраны могли нарушить ее своим вмешательством.

Линдон Джонсон приказал в своей машине включить радио. Раздался громкий голос диктора местной станции, передававшего сообщение о следовании кортежа.

На Риган-стрит, за три квартала до того как дорога начинает сужаться, стоял преподобный Оскар Хьюбер с группой молодежи из своего прихода.

— Я знаю, почему вы здесь, — поддразнил он их, — меня вы не обманете. Вы здесь не из-за него, вам хочется посмотреть на Джекки.

В этот момент он услышал треск мотоциклов. Толпа молодых людей помешала пожилому священнику увидеть Кеннеди. Однако Кеннеди заметил священника, обернулся, взглянул прямо в лицо отца Хьюбера и улыбнулся.

— Ура! — закричал священник в восторге.

Сразу за поворотом, в горловике сужающегося пути, которым следовал кортеж, в угловой комнате на девятнадцатом этаже импозантного жилого дома на Тартл Крик, 3525, сидел перед телевизором Тед Дили. Он только что вернулся от врача после общего обследования и переоделся в спортивную рубашку. Дили бойкотировал завтрак в Торговом центре. Газету «Морнинг ньюс» должен был представлять его сын. Тед услышал шум машин на улице и выглянул в окно. Кортеж проводил через Оук Лаун-парк.

По Оук Лаун-парк головная машина миновала статую генерала Роберта Ли. Форест Соррелз вспомнил былые времена и тот день, когда Фрэнклин Рузвельт присутствовал на открытии памятника. Соррелз был тогда молодым агентом, ему впервые поручили охрану выдающегося деятеля, и он вспоминал своп опасения. Теперь это стало для него привычным делом. Но все же его смущали открытые окна в домах.

Толпа росла. Каждый сантиметр поворота был занят людьми, и чувствовалось напряженное ожидание. На западной стороне Седар Спрингс-роуд Уоррен Г. Гардинг, казначей графства, как раз находился перед штабом избирательного округа демократической партии в Далласе. Президент проехал в четырех футах от Гардинга, и его поразило лицо Кеннеди, показавшееся ему озабоченным. Гардинг спросил стоявшего рядом судью, не создалось ли и у него такое же впечатление. Судья подтвердил это. В это время Гардинг заметил на противоположной стороне улицы двух молодых парней с большой эмблемой Голдуотера в руках. Взбешенный Гардинг показал им кулак и, как только проехал кортеж, подошел к ним, потребовав ответа, почему они вносят элемент партийной политики в визит президента Соединенных Штатов. Парни были настроены не менее воинственно. Один из них обругал президента. Гардинг стал наступать на него, но вдруг услышал, что его зовут. Было 12.15. Через пятнадцать минут они должны быть в Торговом центре. Даже если идти коротким путем, им все же следовало поторопиться, чтобы успеть туда до прибытия кортежа. Гардинг грозно взглянул на обоих парней, на их эмблему и повернул в другую сторону.

С Лайв Оук-стрит, за два квартала до Мейн-стрит, доносился рев. Люди стояли вдоль тротуаров по восемь, десять, даже двенадцать человек в ряд, а секретарши прямо-таки вываливались из окон. Казалось, здесь собрались все избиратели, голосовавшие за Кеннеди. Слева, в Харвуд-стрит, влилась густая толпа, в которой было много смуглых мексиканцев. В давке Грир снизил скорость с двадцати миль в час до пятнадцати, потом до десяти и наконец До семи. Заполнившая дорогу толпа оттеснила Б. В. Харджиса, полицейского на мотоцикле, ехавшего в двух футах от левого заднего крыла «линкольна». Толпа вплотную приблизилась к Жаклин, каждый взлет ее руки в белой перчатке вызывал смолкающее «Джек-ки-и-и!», и Клинт Хилл, самый активный агент сегодня, спрыгнул с подножки «хавбека» и бросился на смену Харджису, прикрывая Жаклин своим телом.

Теперь кортеж двигался по Мейн-стрит Далласа. Наискосок от перекрестка, с левой стороны, возвышалась серая каменная громада городской тюрьмы — штаб-квартира начальника полиции Карри. Карри повернул вправо, и, когда Грир свернул за ним, Джон Кеннеди увидел перед собой человеческое ущелье длиной в двенадцать кварталов — сужающуюся горловину в тысячу пятьсот ярдов, полную кричащих конторских служащих и мелькающих флажков. Над этим ущельем, под палящим солнцем, высоко вздымались к безоблачному небу восемь небоскребов деловой части Далласа. Вращающийся прожектор на верхушке Республиканского национального банка, теперь неподвижный, вонзался, подобно большой игле, в синеву неба. Часы на новом блестящем шпиле Торгового банка показывали 12.21 по центральному стандартному времени. Уточнение это имеет значение. Сто лет назад, 15 апреля 1865 года, в 7 часов 20 минут утра в Вашингтоне на Десятой улице в доме портного Уильяма Петерсона скончался президент США Авраам Линкольн. И хотя к тому времени уже около четырех лет существовало вот сточное стандартное время, как его ныне понимают, никто не заметил разницы между центральным и восточным стандартным временем. Это не имело значения. Люда, находившиеся там, где происходили события, и люди, жившие в других местах страны, существовали в разных миpax. Время и пространство имели тогда подлинное значение. К моменту, когда люди в отдаленных местностях узнавали об убийстве и осознавали его значение, условия их собственной жизни настолько менялись, что они рассматривали смерть президента с совершенно иной точки зрения, нежели жители Вашингтона.

22 ноября 1963 года все было иначе. Ужо одно телевидение до такой степени сократило размеры земного шара, что потрясение большой трагедии могли почувствовать в одно и то же время сотни миллионов людей.