Сказание об Омаре Хайяме - Георгий Гулиа

Мясники - народ степенный и состоятельный. Потрошат себе баранов и не очень обращают внимание на дервиша-крикуна. Однако, как ни говори, народ есть народ: он любознателен, ему хочется послушать дервиша, если у того есть что сказать. А по всему видно, что есть: не станет же орать, если за пазухой пусто!

Иные мясники побросали работу, обступили дервиша. А один из них попытался урезонить наглеца. Только из этого ничего не получилось: стоит себе дервиш, чуть не рвет на себе волосы и продолжает привлекать к себе внимание выкриками и жестами.

Потом к мясникам присоединились зеленщики. Думают про себя: "Наверное, святой человек, надо бы его послушать".

А что случилось? На что глядеть? Как этот дервиш надрывает себе глотку? Или потрясает посохом в воздухе? Когда приезжает с Востока укротитель змей это зрелище. Когда хаджи, побывавший в Мекке и Медине, рассказывает о разных чудесах - это успокоение для души. А что угодно этому дервишу? За то время, пока он орет, мог бы и поведать кое о чем...

Как ни говори, а на базаре в Исфахане - как на всяком базаре: падок народ на зрелища и всякие россказни. А почему бы и нет, тем более если за это денег не просят...

Один из мясников, дюжий молодец с огромным ножом в руке, дергает дервиша за грязный рукав. Дервиш огрызается:

- Чего тебе?!

- Ежели ты хочешь говорить, говори, - ответил мясник. - Сколько же можно кричать?

- А ты кто такой? -взвизгивает дервиш.

- Али эбнэ Хасан. Вот мое имя! - Ну и что ты этим хочешь сказать?

- Чтобы и ты назвался, кто ты есть.

- Не торопись. Все узнаешь. - Дервиш приосанивается. Бьет посохом землю. А ты знаешь, что такое буря в пустыне?

- Положим, нет.

- Ты знаешь, что такое мороз в Туране?

- Скажем, нет.

- А ты ел падаль?

Мясник корчит гримасу и признается:

- Нет, не едал.

- А я все это знаю. Это все у меня здесь! - И дервиш трижды ударяет себя рукой по шее, да так сильно, что язык вываливается наружу.

Дервиш потрясает кулаками. Исступление вновь охватывает его! Но не очень понятно окружающим, что, собственно, приводит его в исступление и на кого обрушивает он свой гнев. А то, что он гневается, видно даже слепому: того и гляди полезет в драку. А разве так ведут себя благочестивые дервиши?

Мясник-верзила желает выяснить, что надо страннику. Он обращается к нему вежливо, даже с некоторой долей почтения, ибо дервиш чем-то взволнован.

- Святой человек, - говорит мясник, - почему ты так негодуешь? Не проще ли облегчить свою душу и рассказать нам то, что хочется тебе рассказать? Ежели, разумеется, мы того достойны.

Дервиш вытирает потное лицо подобием рукава, от которого остались одни суровые нити.

- Ничего особенного я не скажу, - ворчливо отвечает дервиш. - Дайте мне воды, и я кое-что сообщу.

Кто-то подает ему чашку с водой - дервиш даже не взглянул кто. И не поблагодарил. Потом уселся на корточки. Его окружили плотным кольцом: были тут мясники, и зеленщики, и всякий сброд, посещающий базар и охочий до диковинок.

- Я иду из самой Бухары, - начал дервиш. - Не всегда меня брали караванщики, и тогда я шел по пескам, поджариваемый точно грешник в аду. Я пил горькую воду. Я пил и чистую воду. Ячменная лепешка была для меня слишком вкусна. Я хотел видеть мир, каков он есть. И увидел, доложу я вам.

Ему подали еще воды, потому что чувствовалось, что в горле у него пересыхает. Не то от волнения, не то от зноя.

- И вот что я скажу: много добрых людей на свете. - Дервиш слова эти произнес громко, почти выкрикивая их. - Но скажу и другое: немало отпетых негодяев, готовых причинить тебе зло. Эти душегубы шныряют и в пустынях, и среди людей. Знайте же: это шакалы в образе человеческом!

Дервиш рассказал о прекрасных городах, которые в этом обширном государстве. Бухара и Самарканд - чистые жемчуга. И Хива не уступает им. Нишапур и Балх - чудо оазисы человеческой мысли и бытия. Исфахан и Багдад многое потеряли бы, ежели б не с чем было их сравнивать. Аллах устроил мир соответственно: красивое рядом с красивым, уродливое рядом с уродливым. И жизнь познается в сравнении. И тогда приходят на память слова из священной книги; "Господи наш! Не уклоняй наши сердца после того, как Ты вывел нас на прямой путь, и дай нам от Тебя милость: ведь Ты поистине - податель!"

И жизнь построена так, как построена: аллах сделал все для этого, и мы, его песчинки, благодарим его, ибо он всемилостив, всевидящ и милосерд!

Дервиш продолжал:

- Вот идешь ты. Шагаешь фарсанг за фарсангом, и на каждом клочке - его печать: добрая и милосердная. И думаешь ты о мире его, как бы сотворенном для счастья и довольства. А между тем душегубы и разбойники на больших дорогах пытаются разрушить эту гармонию. Пройдите по дорогам, исполните завет аллаха, как он сказал в книге: "Странствуйте же по земле четыре месяца и знайте, что не ослабите аллаха и что аллах опозорит неверных!" Я испытал то, что испытал, и тяжесть этих испытаний у меня вот здесь!

Дервиш снова ударил себя изо всей силы по затылку, и язык у него снова вывалился наружу.

Слушающие его подивились силе слов его, и убежденности его, и оглушающему голосу. Но самое главное: смысл речей незнакомого дервиша оставался все еще темным. Непонятно было, к чему он клонит, в какую сторону его поведет. Будет ли это речь о смирении и долготерпении как лучших человеческих качествах, рожденных исламом, или же дервиш имеет сообщить нечто необычное, или же обвинит власть в терпимости к различного рода душегубам?..

Толпа все больше прибывала. И слова дервиша повторялись в задних рядах для тех, кто стоял еще дальше.

Дервиш кричал:

- Я повидал свет. Я видел мудрых змей в Индиях и людей, которые по месяцу лежат в могилах и выходят оттуда живыми. Я видел человека с двумя головами и на четырех ногах. Я жевал лист, от которого жизнь продлевается до скончания века. Я видел воду, горящую пламенем, и фонтан огня, бьющий из-под земли. Но я скажу одно: нет прекраснее страны, чем наша, и нет власти справедливее и могущественнее, чем та, которая дарована нам аллахом через его величество!

Люди немножко поразились. Они сказали про себя так: если ты решил хвалить власть, то зачем заламывать руки? Зачем исступленно орать на базаре? Кому не известно, что власть всегда хороша, что противники ее всегда душегубы? Для того чтобы прийти к такому выводу, к какому пришел дервиш, вовсе не надо собирать толпу на базаре. Такие речи можно смело произносить перед дворцом его величества.

Дервиш, как видно, почувствовал по движению толпы, что разочаровал ее. И тогда громогласно вопросил;

- Что я этим хочу сказать?

Даже те, кто хотел выйти из плотного круга, остановились, решив подождать, что же воспоследует за сим вопросом, таким многообещающим по интонации?

- Слушайте же меня внимательно, - сказал дервиш, протягивая руку за новой чашей воды. - Я вижу все и знаю многое. Мои уши привыкли различать походку муравьев, которая у них не одинакова. Мои глаза видят, как наливается соком былинка в степи. Я слышу голоса ангелов. И я хочу предупредить, ибо топор занесен, ибо кривой нож наточен, ибо камень висит над нами, готовый раздавить нас.

Толпа зашумела. Сзади стали напирать, и дервиш оказался в столь тесном кругу, что начал задыхаться. Он потребовал жестом, чтобы расступились немного. На это ушло некоторое время. И еще некоторое. И только после всего этого дервиш продолжал свои речи:

- Знайте же, правоверные, истинно сказано в писании: "Тех, которые не веруют в знамение аллаха и избивают пророков без права, и избивают тех из людей, которые приказывают справедливость, обрадуй мучительным наказанием!" Так сказано в священной книге, и это справедливо стократ!

Дервиш достал из грязной сумки, висевшей у него на боку, несколько сушеных виноградин и сжевал их. И оживился. И стал кричать еще громче.

Мясник-верзила потребовал тишины, ибо в задних рядах зашумели.

Дервиш говорил:

- Что я видел в своих богоугодных путешествиях? Я уже говорил: процветающую землю и справедливость власти, данной аллахом его величеству. Порядок и справедливость, честность и благоразумие - вот что я видел. Что осталось от хаоса и душегубства прошлого? Почти ничего! Его превосходительство, наш благодетель главный визирь - да ниспошлет ему аллах долгую и счастливую жизнь! - сделал все для того, чтобы правление его величества сложилось самым лучшим образом, чтобы хотение его величества претворялось в жизнь. - Дервиш передохнул. - Но все ли так, как того желают его величество и его превосходительство? Я спрашиваю вас: все ли так? - И замолчал.

Кто-то крикнул:

- Все гладко не бывает!

И еще кто-то:

- Только в раю все прекрасно!

Дервиш подхватил:

- Верно и справедливо сказано. Но что из этого следует? А вот что: можно ли терпеть душегубов, которые открыто промышляют на больших путях, на улицах городов и великолепных базарах?

- Нельзя! - сказал дюжий мясник.