Нежный плен - Мария Феррарелла

Но хотела ли она?

Бет попыталась успокоить свое дыхание. Когда ей это удалось, она сказала:

— Дело не в том, как подходят друг к другу наши тела, а в том, что это неприлично, Дункан.

В ответ на ее слова он только рассмеялся. К черту приличия! И сжал ее так, чтобы она не смогла вырваться.

— Мне вообще надоели всякие разговоры, дорогая Бет. Ты должна только чувствовать. — Это слово обольстительно прошелестело по ее коже. В горле у нее пересохло. — Чувствовать вот этим, — и он коснулся пальцами ее груди — там, где бешено стучало сердце. Это прикосновение опалило ее.

Один только звук голоса Дункана исторг вопль из ее груди. Она ничего на свете не желала так, как этого мужчину.

— Это ничего не меняет, — проговорила она, чувствуя, что скоро капитулирует.

— О нет, — возразил он, глядя ей прямо в глаза. — Это меняет все.

Дункан лишил ее последнего остатка воли. С криком человека, который сдается, Бет рухнула в разожженный для нее огонь.

Ему мешала одежда. Больше всего на свете Дункану хотелось узнать: существует ли на самом деле богиня, которую он увидел в первую ночь, или она ему только приснилась. Когда он опять поцеловал Бет, ей показалось, что она перестала существовать: в ней жила лишь ее страсть. И тогда Дункан, сгорая от нетерпения, начал распускать шнурки на ее платье. Он делал это ловко и явно не впервые. Когда платье соскользнуло с ее бедер, вполне созревших для мужских ласк, он, как и в ту ночь, почувствовал себя на небесах.

Бет понятия не имела, что он снимает с нее платье, пока не оказалась раздетой. На мгновение их взгляды встретились.

— Как ловко ты умеешь раздевать, — пробормотала она.

— Мне просто повезло, ведь всем известно, как везет начинающим — улыбнулся Дункан и снова поцеловал ее. Вино в подвалах Син-Джина не могло опьянять так, как этот поцелуй.

Бет не знала, оскорбляться ей или нет, и только спросила:

— Ты меня принимаешь за дурочку?

Но ему не нужны были слова, он жаждал совсем другого.

— Нет, не за дурочку. Наоборот, ты — мое спасение.

Он хорошо говорит, но она не должна позволить, чтобы его слова затуманили ее сознание, иначе она окажется совсем беззащитной. Девушка знала: то, что должно было сейчас произойти между ними, Дункан раньше делал уже много раз. Только для нее это было тайной.

Отбросив в сторону все сомнения, Бет послушно отдалась объятиям Дункана, позволив ему отвести себя в ту страну, где она жаждала очутиться.

Ее желание все росло и росло, становясь безграничным. Сжигавшее ее пламя разбушевалось, как костер на лугу, раздуваемый неистовым ветром.

Она чувствовала его горячие руки на теле: чувствовала, как они сдирают с нее рубашку и панталоны. Чувствовала его ласковые и требовательные прикосновения к ее обнаженному, трепещущему телу.

Но его ласка была столь же нежной, сколь и неотступной. Его руки были везде: они требовали, они заставляли ее томиться. Они делали из нее женщину, которой она прежде себя не чувствовала.

Бет застонала, почувствовав, как его губы прикоснулись к ее груди. Он сосал ее, как тот младенец, при рождении которого она вчера присутствовала.

И, в то же время, совсем не как ребенок.

Бет не могла себе представить, что мужчина может делать это с женщиной. Обезумев от страсти, она резко рванула его рубашку. Дункан задержал прорвавшийся было довольный смех. Все так, как он мечтал, как он надеялся. Слова Бет были холодны, но в груди ее билось сердце дикой кошки. Но и сам он сейчас был диким котом. Дункан поднял Бет и поставил на ноги. Она предстала перед ним нагой, как в ту первую ночь.

Его взгляд скользил по ней, распаляя ее кровь.

— Ты сейчас прекраснее, чем была тогда! — воскликнул он. И даже теперь она покраснела.

— Я думала, что ты спал.

— А я решил, что оказался в раю.

Сорвав с себя рубашку, Дункан отшвырнул ее в сторону. Он жаждал чувствовать ее тело, наслаждаться каждой частичкой — всем, что только у нее было. Пожалуй, он вел себя так, словно и для него это тоже было впервые.

Что ж, такое у него действительно было впервые.

Глава 20

Она не понимала, что за безумие овладело ею. Она понимала только, что это безумие и что оно ей нравится.

Нерешительно, неловкими пальцами, она коснулась материи его бриджей. Ей захотелось устранить этот барьер.

— Ты одет, а я нет. Это нечестно! — возмутилась она. Казалось, что кончики ее пальцев пылали, обжигая его кожу, хотя она касалась лишь прикрывавшей ее ткани.

«Нечестно? Да, в самом деле», — подумал он. Нечестно, когда охотник превращается в добычу. Но сейчас он с радостью становился преследуемым, ведь его преследователем была она.

— Я всегда буду честен с тобой, Бет. Всегда. — Он произнес эти слова с улыбкой, но в них тем не менее было куда больше правды, чем она могла предположить, больше, чем она могла в это поверить. Дункан сам ужаснулся глубине охвативших его чувств, которые вместе с кровью растекались по его венам, словно речные воды, вздувшиеся после ливня. Он всегда был хозяином своих чувств — даже и в ту ночь, в имении своего отца. Никогда прежде ему не приходилось прикладывать усилия, чтобы держать себя в узде.

Ибо сейчас это было необходимо.

Чувства к Бет рвались из его сердца, из самой глубины его души. Они держали его крепче, чем любая железная цепь, выкованная в подземельях лондонского Тауэра. Дункан хотел, чтобы эта женщина принадлежала ему всегда. Именно такой, какой была сейчас.

Что бы она сказала, если бы узнала об этом?

Дункан не столько помог, сколько позволил Бет самой раздеть его. Он задержал дыхание, почувствовав, как длинные, тонкие пальцы девушки скользят вдоль его бедер. Когда его бриджи упали на пол, он отбросил их в сторону и почувствовал, что сгорает от нетерпения.

Он жаждал войти в нее прямо сейчас, но вместо того, чтобы сразу устремиться к конечной цели, взял руку девушки и нежно поцеловал ее ладонь. Он почувствовал, что она дрожит — не от холода, а от страсти, и сердце его наполнилось ликованием.

— Иди ко мне, Бет, я покажу тебе, как это делается, — прошептал Дункан.

И ей стало страшно.

Она боялась того, что будет дальше. Боялась, что все это кончится до того, как она достигнет конца пути. Никогда прежде она не знала такого смятения.

Но как только его губы коснулись ее губ, как только его тело прижалось к ее телу и они упали на постель, все ее сомнения улетучились. У нее не осталось ни одной мысли, кроме желания идти за ним туда, куда он ее поведет.

Когда Дункан прикоснулся к Бет и его ладони заскользили по его гладкому телу, она застонала, не потеряв, однако, единственной своей мысли и единственной цели. Она хотела, чтобы он принадлежал ей так же, как она будет принадлежать ему.