Неумышленное ограбление - Наталия Левитина

— Мы тут слегка нервничаем, — призналась я вслух, — девочка одна пропала, ищем. А еще, когда ехала на работу, мотор задымил. Это меня добило…

Сергей Иванович оживился:

— Какая у вас машина? Какого цвета дым — белый, сизый, черный?

— У меня «шестерка». А дым… Вроде белый дым.

— Наверное, вышла из строя прокладка головки цилиндра. И в него попадает охлаждающая жидкость. Давайте мы вашу машину посмотрим. У нас ведь собственная станция техобслуживания.

У них еще и станция! И что же я с ними ругаюсь?

— Вместе работаем, должны помогать друг другу. И тем более таким симпатичным девушкам, — закончил Сергей Иванович. — Ну, значит, текст я вам оставляю, а машину пригоните вот по этому адресу. Ребята все сделают и денег не возьмут…

Елки-палки, оказывается, если не вести себя высокомерно и не стервенеть, то путь к цели будет в пять раз короче. И автомобиль бесплатно отремонтируют…

С Дашиной подругой Еленой мы договорились встретиться в тенистом сквере, недалеко от Люсиновской улицы.

В два часа дня я расслабленно лежала на скамейке, наблюдая за воробьиной междуусобицей, порожденной куском песочного пирожного, и ко мне подошла высокая (как не вспомнить, что по сравнению с шестидесятыми годами средний рост человека увеличился на 35 сантиметров!), спортивного вида девушка. Она была в том возрасте, когда свежесть кожи еще может компенсировать невыразительность черт лица. А так как Елена работала парикмахером, то и волосы ее были прекрасно уложены, блестели на солнце и красиво летали вокруг шеи, когда она поворачивала голову.

У Лены был такой же открытый и доброжелательный взгляд, как у Даши на фотографии, но, видимо, необходимость самостоятельно зарабатывать на жизнь придавала ему больше серьезности и задумчивости.

— Я приехала вчера с конкурса, — начала разговор Елена, — и Дашина мама мне обо всем рассказала. Это ужасно. Вы считаете, что ее еще можно найти?

Я пожала плечами.

— Даша прелесть. Ее все любили. Она была энергичной и веселой. Постоянно что-то делала, куда-то бежала. День у нее был расписан по минутам — то к репетитору, то на работу. Если бы у меня были такие богатые родители, я бы точно не работала.

— Но раз тебя отправили на конкурс, то, наверное, ты уже добилась определенных успехов? Неужели тебе не нравится твоя работа?

— Стилистом масштаба Зверева я никогда не стану, и причесывать звезд эстрады за бешеный гонорар я тоже вряд ли буду. Просто… Вы читали «Карьеру менеджера» Якокки? Он говорит: если работаешь официантом, то постарайся быть лучшим официантом в мире. Вот я и стараюсь быть лучшей. Но мечтала бы сидеть дома и воспитывать детей. А муж пусть работает и приносит деньги. И на конкурсе я, в общем, выступила неудачно… Переволновалась.

— Понятно.

— Вот Дарья — целеустремленная. Ей всего надо добиваться самой, она даже у родителей денег не брала, сама зарабатывала. А я не такая. Но куда же пропала Даша? А вам много платят в вашем сыскном бюро? Интересно, наверное, там работать?

Прекрасно, меня зачислили в отряд профессиональных Холмсов. Я не стала убеждать девушку в обратном. Мы побеседовали еще минут двадцать о Дашиных привычках и вкусах и разошлись, обещая поддерживать стабильную связь по телефону.

В навязанном мне деле я не продвинулась вперед ни на один миллиметр.

Эванжелина валялась на арабской кровати и читала старую «Крестьянку». Антрекот умирал на кухне от разрыва сердца: на сковородке лежал красный тунец, который Эванжелина вознамерилась подать к обеду, фруктово-травянистое сопровождение для него было уже готово — нарезанный и заправленный салат пестрел в стеклянной миске на столе.

— Боже, какие ужасные у тебя сковородки! Ни одной тефлоновой. Если не получится — я не виновата! — закричала Эванжелина из спальни.

— А если получится, то мы тебя причислим к касте кулинарных гениев. У психологов это называется «ходом Дешапелле».

— Чего? — изумилась Эванжелина. — Я не по-русски не понимаю.

Она влетела на кухню и уцепилась за хвост Антрекота, который уже карабкался по плите, твердо намереваясь украсть кусок тунца с раскаленной сковородки.

— «Ход Дешапелле» — это создание для себя искусственного препятствия, чтобы в случае поражения можно было бы оправдаться. Тефлоно-вая сковородка стоит в шкафчике — ты просто не захотела ее заметить. Если обед выйдет неудачным, ты скажешь, что сковорода была отвратительной и кончилось такое необходимое оливковое масло. А если тунец окажется на высоте — то это добавит тебе авторитета.

— А ты, а ты… — Эванжелина заглянула в «Крестьянку», — ты пер-фек-ционистка! Вот ты кто!

Я обалдела. Подруга стремительно прогрессировала в области пополнения лексикона.

— У тебя болезненно высокая требовательность к себе, ты стремишься любой ценой добиться совершенства во всем! Теперь ты решила стать образцово-показательным сыщиком! Ты даже забыла про свою школьную подругу. А я умираю от скуки в четырех стенах, и мне некому высказать наболевшее.

Я пролила шесть слезинок раскаяния на пушистый хвост Антрекота, который вырвался от Эванжелины и неудовлетворенно метался по кухне, бурно негодуя по поводу его отлучения от тунца.

Эванжелина поведала мне, как ее американская жизнь плавно покатилась под откос. Дело не в том, что она так и не выучила английский. Благодаря ее упорной невосприимчивости к языку всем — мужу, работникам бензоколонки, где Эванжелина заправляла автомобили, служащим банков, где она открывала счета, и продавцам фешенебельных магазинов, где она оставляла тысячи долларов, самим приходилось пыхтеть над англо-русским разговорником. Эванжелина, незакомплексованная и искренняя, поступала так, как обычно ведут себя американцы в поездках по зарубежным странам: она преспокойно тараторила на русском, ничуть не заботясь о том, понимают ее или нет. А набор платиновых кредитных карточек, обеспеченных состоянием богатого мужа, заставлял клерков и продавцов шире улыбаться и становиться на уши, чтобы понять, чего же хочет от них русская красавица. На великосветских раутах Эванжелина собирала вокруг себя мужскую толпу, рассказывая о жизни в России или о «такой интересной штучке, которая есть в ее новом „ягуаре“», и добивалась полного взаимопонимания с англоязычной смокинговой аудиторией. Мужики млели и забывали, что никогда в жизни не учили русского. Но проблема Эванжелины была в другом. Она относилась к тому разряду женщин, которым недостаточно купаться в чужой любви, ей хотелось любить самой. Но американский муж, хороший, положительный, порядочный, так своевременно предоставивший ей экономическое и политическое убежище, не вызывал в ней чувства большего, чем признательность и благодарность. Эванжелина внутренне чахла (на внешности это не отражалось) и рвалась домой. Ко всему прочему, в ночной период суток американский муж не соответствовал лучшим экземплярам отечественных мужчин, с которыми подруга когда-то имела сексуальные контакты.

— Я устала имитировать оргазм, — сдавленно шептала мне Эванжелина, оглядываясь на Антрекота, — устала оберегать самолюбие Дэниэла. Ну почему секс с американцем — это то же самое, что их гамбургеры? Красиво, технически безупречно выполнено и совершенно не вкусно. В общем, знай, если я ему изменю, то это целиком его вина…

Я подавилась тунцом. Антрекот тут же подскочил, намекая, что если созрела необходимость выплюнуть рыбу, то можно смело это сделать прямо в его пушистую морду.

— Эванжелина! — Я зарделась, как пионерка при вручении почетной грамоты за активное участие в политбоях. — Ну что ты болтаешь!

Эванжелина испугалась и моментально сменила тему:

— О, я забыла, тебе ведь звонили из туристической фирмы «Балтика», просили заехать…

Застряв в пробке недалеко от Чистопрудного бульвара, где располагался офис «Балтики», я размышляла о том, что меня, не обремененную излишними моральными принципами, почему-то пока не посетила мысль об измене своему мужчине. Хотя Сергей так и не осчастливил меня званием его жены, однако он не мог пожаловаться, что я отягощаю его светлую голову ветвистыми оленьими рогами. Объяснялась моя устойчивость врожденной преданностью или просто отсутствием поклонников? Или удерживало сознание того, что жалкое удовольствие, доставленное новым партнером, не сможет оправдать неизбежные муки совести?

К аккуратному дворику туристического бюро я подъехала с твердой уверенностью в уникальности Сержа и запланированности нашего союза высшими, небесными силами.

Просили подождать. Я уселась в удобное кресло в просторном кабинете. В одном углу комнаты молоденькая симпатичная сотрудница около стола, заваленного красочными буклетами, взволнованно объясняла респектабельной клиентке преимущества таймшера, а в другом мое внимание привлекла пишущая машинка «Оливетти» — мечта Танечки с детских лет. Филигранный шрифт, многочисленные операции, словарь, автоматический корректор, память — если бы не супердорогая одноразовая лента, которая превращала каждый отпечатанный лист по цене в золотую пластину, то я не выдержала бы и в конце концов разорила Сержа на это чудо электронной промышленности.