Песнь Кали - Дэн Симмонс

– Чем могу помочь, инспектор?

– Вы можете поделиться любой имеющейся у вас информацией о местонахождении поэта М. Даса.

– Дас пропал уже очень давно, инспектор. Удивлен, что вас до сих пор интересует его исчезновение.

– Дело М. Даса все еще не закрыто, сэр. Расследование в 1969 году пришло к выводу, что он, скорее всего, стал жертвой какой-то грязной игры. А у вас в стране действует срок давности по отношению к убийствам?

– Нет… кажется, нет,– ответил я.– Но в Штатах, чтобы завести дело об убийстве, необходимо предъявить тело.

– Совершенно верно. Поэтому для нас весьма ценна любая информация, которой вы можете поделиться. У М. Даса осталось много влиятельных друзей, мистер Лузак. С тех пор – а с момента исчезновения поэта прошло уже восемь лет – многие из этих людей заняли еще более высокое положение. Для всех нас было бы большим облегчением завершить наконец это расследование.

– Хорошо,– сказал я и поведал ему о своих делах с «Харперс» и о договоренности с Бенгальским союзом писателей. Прикинув, стоит ли рассказывать о Кришне и Муктанандаджи, я решил, что столь фантастическая история способна вызвать лишь осложнения с полицией.

– Значит, вы не имеете доказательств того, что М. Дас жив, если не считать поэмы, которую вы то ли получите, то ли нет от Союза писателей? – спросил Сингх.

– Да, это и еще письмо, которое мне прочитал Майкл Леонард Чаттерджи на встрече с исполнительным советом.

Сингх кивнул, словно был хорошо осведомлен о переписке, и задал следующий вопрос:

– Так вы собираетесь забрать рукопись завтра?

– Да.

– Где это будет?

– Не знаю. Мне еще не сказали.

– В котором часу?

– И это мне пока неизвестно.

– Вы встретитесь с Дасом в это время?

– Нет. Во всяком случае, не думаю. Нет, уверен, что не встречусь.

– Почему же?

– Понимаете, все мои просьбы о том, чтобы встретиться с великим человеком и воочию убедиться в его существовании, натыкались на каменную стену.

– Каменную стену?

– Отрицательный ответ. Решительный отказ.

– Ага. И вы не планируете встретиться с ним позже?

– Нет. Я надеялся на личную встречу. Для моей статьи совсем не помешало бы интервью. Но, по правде говоря, инспектор, я буду просто счастлив получить эту проклятую рукопись, улететь завтра утром из Калькутты вместе с женой и ребенком и предоставить литературоведам решать, действительно ли эту поэму написал М. Дас.

Сингх кивнул, словно счел мой подход вполне разумным. Затем он сделал пометки в своем маленьком блокноте на спирали и допил тоник.

– Благодарю вас, мистер Лузак. Вы оказали нам большую услугу. Еще раз прошу прощения за то, что отнял у вас время в субботний вечер.

– Ничего страшного.

– Ах да,– сказал он.– Чуть не забыл.

– Слушаю вас?

– Завтра, когда вы отправитесь за упомянутой рукописью Даса, будете ли вы возражать, если за вами скрытно последуют офицеры полиции? Это могло бы помочь нам в расследовании.

– Хвост? – поинтересовался я, допивая свой джин.

Если откажусь, то могу навлечь на себя неприятности, а полицейские все равно наверняка будут следить за нами. Кроме того, наличие поблизости полиции значительно ослабит некоторую тревогу, которую я ощущал в связи с предстоящей встречей.

– Ваши партнеры ни о чем не узнают,– добавил Сингх.

Я кивнул. Плевать я хотел, даже если Чаттерджи, Гупта и весь Союз будут вовлечены в это дело.

– Хорошо,– сказал я.– Мысль неплохая. Если это поможет вашему расследованию. Лично я не имею ни малейшего представления, жив ли Дас на самом деле. Буду рад помочь.

– Ага, отлично.– Инспектор Сингх поднялся, и мы в конце концов обменялись рукопожатием.– Хорошей поездки, мистер Лузак. Желаю удачи в ваших трудах.

– Благодарю, инспектор.

Дождь продолжался. Остатки нашего с Амритой желания провести субботний вечер где-нибудь в городе, исчезли при виде грязи, муссонного ливня и вопиющей нищеты, когда мы открыли шторы. Тропические сумерки стали кратковременным переходом от серого дождливого дня к черной дождливой ночи. На другой стороне залитой водой площади под навесами горели несколько фонарей.

Уставшая Виктория раскапризничалась, и поэтому мы рано уложили ее спать. Затем мы сделали по телефону заказ и примерно час дожидались его доставки. Появившийся наконец ужин послужил мне уроком, лишний раз продемонстрировав, до какой степени неразумно заказывать сандвичи с холодным ростбифом в стране индусов. Я выпросил у Амриты часть ее отличного китайского ужина.

В девять вечера, когда Амрита принимала душ перед сном, раздался стук в дверь. Из лавки прибежал мальчик с тканью для сари. Подросток промок до нитки, но материал был надежно упакован в пластиковый пакет. Я дал ему на чай десять рупий, но он настоял, чтобы я разменял на две бумажки по пять. Десятирупиевая банкнота была слегка разорвана, а при повреждении индийские деньги, очевидно, выходят из обращения. Этот обмен подпортил мне настроение, а когда появилась Амрита в шелковом халате, ей было достаточно одного взгляда на пакет, чтобы заявить о досадной ошибке. В лавке перепутали ее рулон с тканью Камахьи. Потом мы потратили двадцать минут на поиски нужного номера Бхарати в телефонной книге, но, как выяснилось, эта фамилия была не менее распространенной, чем Джонс в нью-йоркском телефонном справочнике. В конце концов Амрита высказала мысль, что семья Камахьи, возможно, вообще не имеет телефона.

– Черт с ней, с этой тканью,– сказал я.

– Легко тебе говорить. Попробовал бы ты целый час выбирать материал.

– Камахья, наверное, принесет твою покупку.

– Тогда лучше бы завтра, если в понедельник утром мы улетаем.

Мы улеглись рано. Один раз Виктория проснулась, слегка всхлипывая из-за какого-то детского сна, заставлявшего ее испуганно подергивать ручками и ножками. Я поносил ее по комнате, пока она крепко не заснула, довольно пустив слюни мне на плечо. В течение следующих двух часов в комнате становилось то жарче, то холоднее. Стены дребезжали от разнообразных механических шумов. Звуки были таковы, что казалось, будто все здание набито лифтами, которые поднимаются при помощи цепей и лебедок. Через пару номеров по коридору шумно развлекалась компания арабов, у которых и в мыслях не было перенести свое веселье в комнату и закрыть дверь.

Примерно в половине двенадцатого я поднялся с влажных простыней и подошел к окну. Дождь продолжался. На улице не было ни одной машины.

Я открыл свой чемодан. С собой я взял лишь две книги: свою последнюю – в твердом переплете и купленное в лондонском книжном магазине пингвиновское издание поэзии Даса в мягкой обложке. Усевшись на стул возле двери, я включил торшер.