Доктрина шока - Наоми Кляйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До военных переворотов фонд Форда, работая в тесном сотрудничестве с Государственным департаментом США, в странах южного конуса занимался в основном подготовкой специалистов, большей частью в сфере экономики и сельского хозяйства18. Фрэнк Саттон, заместитель вице-президента международного отделения фонда, так объясняет философию своей организации: «Невозможно получить модернизированную страну без модернизированной элиты»19. Хотя фонд и действовал в жестких рамках логики холодной войны, стремясь создать альтернативу революционному марксизму, академические гранты фонда почти всегда отражали просто-напросто интересы правых: студенты из Латинской Америки отправлялись в университеты США, финансировались работы аспирантов в латиноамериканских университетах, включая крупные государственные заведения, славящиеся своими левыми пристрастиями.
Но существовали яркие исключения из этого правила. Как уже упоминалось, фонд Форда был главным источником денег для латиноамериканского проекта исследования и обучения в Чикагском университете, благодаря чему появились сотни «чикагских мальчиков» — уроженцев региона. Фонд также финансировал параллельную программу в Католическом университете в Сантьяго, в рамках которой студенты из соседних стран могли обучаться у чилийских «чикагских мальчиков». Таким образом фонд Форда, намеренно или невольно, стал основным финансовым источником (более важным, чем даже правительство США) для распространения идеологии чикагской школы по Латинской Америке20.
Когда «чикагские мальчики» пришли к власти под прикрытием штыков Пиночета, это не показалось хорошей новостью для фонда Форда. Миссия фонда заключалась в «улучшении экономических институтов ради достижения демократических целей»21. Теперь же экономические институты, построенные как в Чикаго, так и в Сантьяго на средства фонда, сыграли ключевую роль в низвержении чилийской демократии, а бывшие студенты, получившие образование в США в рамках этого проекта, применяли полученные знания с шокирующей жестокостью. Положение фонда осложнял и тот факт, что это был уже второй случай за несколько последних лет, когда подопечные фонда насильственно захватывали власть; первым случаем была «берклийская мафия», моментально получившая власть в Индонезии после кровавого переворота Сухарто.
Фонд Форда помог создать экономическое отделение Университета Индонезии с нуля, но как только Сухарто пришел к власти, «почти все экономисты, появившиеся благодаря этой программе, заняли места в новом правительстве», как говорится в одном из документов фонда. Не осталось почти ни одного преподавателя для занятий со студентами22. В 1974 году во время восстания националистов в Индонезии, направленного против «иностранной подрывной деятельности» в экономике, фонд Форда стал мишенью для народного возмущения — многие указывали на то, что именно эта организация научила экономистов Сухарто продавать нефть и полезные ископаемые страны западным монополиям.
«Чикагские мальчики» в Чили и «берклийская мафия» в Индонезии создали фонду Форда дурную репутацию: студенты, получившие образование в рамках двух его важнейших программ, стали участниками двух наиболее жестоких во всем мире правых диктатур. И хотя в фонде не могли предвидеть, что идеи, усвоенные его подопечными, будут применяться таким варварским методом, ему пришлось столкнуться с неприятным вопросом: каким образом организация, стремящаяся к распространению мира и демократии, оказалась пособником авторитаризма и насилия?
Из опасений о своей репутации или из сожаления о случившемся — а возможно, тут действовала комбинация этих мотивов — фонд Форда, как это принято в хорошем бизнесе, занялся профилактикой этих проблем. В середине 70-х годов фонд сменил направление деятельности: раньше он поставлял странам третьего мира «технические знания», теперь же стал основным источником финансов для правозащитного движения. Этот поворот был особенно резким в Чили и Индонезии. После того как левые в этих странах были разбиты режимами, созданными на деньги фонда Форда, тот же самый фонд начал поддерживать новое поколение бесстрашных юристов, ведущих крестовый поход за освобождение сотен тысяч политических заключенных — узников тех же режимов.
Не стоит удивляться, что, приступив к поддержке правозащитников, фонд Форда, помня о своих сомнительных действиях в прошлом, определил сферу своей деятельности как можно рке. Фонд поддерживал те группы, которые вступают в юридические сражения на основе «законности», «прозрачности» и «государственности». Как сказал один из сотрудников фонда Форда, установка этой организации относительно Чили была такой: «Как можно это сделать, не втягиваясь в политику?»23 Дело заключалось не только в том, что фонд по своей природе был консервативной организацией, работавшей в рамках официальной внешней политики США и преследовавшей сходные цели24. Кроме этого, любое серьезное расследование причин репрессий в Чили неизбежно заставило бы вспомнить о роли фонда, который вооружил нынешних правителей страны фундаменталистским направлением экономической мысли.
Споры, особенно у рядовых правозащитников, вызывала также связь между фондом и Ford Motor Company. В настоящее время фонд Форда никак не связан с автомобилестроительной компанией и ее преемниками, но в 1950-1960-е годы, когда фонд поддерживал образовательные проекты в Азии и Латинской Америке, ситуация была иной. Фонд был основан в 1936 году на добровольные пожертвования в виде акций от трех руководителей Ford Motor, включая Генри Форда и Эдселя Форда. По мере умножения средств фонда он действовал все независимее от своих основателей, но окончательно освободился от их акций лишь в 1974 году, год спустя после переворота в Чили и несколько лет спустя после переворота в Индонезии, а в правлении фонда члены семьи Форда заседали до 1976 года25.
В странах южного конуса это приводило к поразительному противоречию: благотворительная программа той самой компании, которая была теснее всего связана с аппаратом террора — эта компания разместила тайный центр пыток на своей территории и участвовала в уничтожении собственных работников, — оставалась лучшим и часто единственным, орудием борьбы за прекращение худших нарушений прав человека со стороны режима. В те годы поддержка правозащитников со стороны фонда Форда позволила спасти множество жизней. И косвенно это повлияло на решение Конгресса США сократить военную поддержку Аргентины и Чили, постепенно вынудив режимы стран южного конуса умерить размах своих самых жестоких репрессий. Но за помощь фонда правозащитникам приходилось расплачиваться — сознательно или нет — отказом от интеллектуальной честности. Решение фонда заняться защитой прав человека, «не втягиваясь в политику», создавало такие условия, при которых было практически невозможно задаться вопросом о нарушениях, зарегистрированных в отчетах комиссий: почему это происходит, кому это выгодно?
Это наложило отпечаток на представления об истории революции свободного рынка, где не упоминается о том, в какой ситуации чрезвычайного насилия она родилась. Чикагские экономисты не говорили о пытках (это не имеет отношения к их сфере познаний), подобным образом группы правозащитников почти не упоминали о радикальных преобразованиях в экономической сфере (это выходило за рамки их узкого юридического кругозора).
Лишь один крупный отчет правозащитников того времени показывает, что репрессия и экономика — это фактически единый проект. Речь идет о проекте «Бразилия. Это не должно повториться». Обращает на себя внимание еще один факт: это единственный отчет комиссии по расследованиям, независимой от государственной или иностранной поддержки. Он основан на документах военных судов, которые сумели скопировать отважнейшие юристы и деятели церкви в те годы, когда страна находилась под властью диктатуры. Описав некоторые из кошмарных преступлений, авторы отчета задают наиважнейший вопрос, которого столь тщательно избегают все остальные: почему? И дают простой ответ: «Потому что экономическая программа была крайне непопулярна среди широких масс населения, ее приходилось реализовывать с помощью насилия»26.
Радикальная экономическая модель, пустившая столь глубокие корни во времена диктатуры, оказалась прочнее, чем генералы, которые ее внедряли. Прошли годы после того, как солдаты вернулись в свои бараки, а латиноамериканцам вернули право выбирать себе новое правительство, но логика чикагской школы сохранилась.
Клаудиа Акунья, аргентинская журналистка и преподаватель, рассказала мне, как трудно было в 70-80-е годы осознать, что насилие стало для хунты не самоцелью, но средством. «Нарушения прав человека были такими вопиющими, такими невероятными, что главной задачей стало их остановить. Но хотя можно было добиться уничтожения секретных камер пыток, невозможно было упразднить экономическую программу, которую начали осуществлять военные и которая продолжает реализовываться сегодня».