Утро - ещё не день - Богумил Райнов

- Считаете, что до сего времени есть опасность?

- Наоборот. Но человек никогда не знает...

Снова выезжаем на автостраду, и через несколько километров снова сворачиваем, чтобы остановиться перед маленьким буфетом-клеткой из алюминия и стекла. Тут почти безлюдно, что гарантирует нам хороший наблюдательный пункт.

- Лучше было бы вообще не заходить сюда, - позволяю себе заметить я.

- Почему? Если что-то не в порядке, пусть мы это увидим сейчас, а не на границе.

Заходим в бар и берем по чашке кофе и тоник - тут самообслуживание. Становимся к столику за большой декоративной пальмой у окна. Пальма частично прикрывает нас, не мешая наблюдать за входными дверями.

- Жаль, что нельзя поставить ближе "мерседес", - ворчит Сеймур. Чтоб он был у нас перед глазами.

- Боитесь, что с вашим автомобилем сделают то же самое, что и с автомобилем Томаса?

- Не боюсь. Но человек никогда не знает...

На улице подъезжают и подъезжают автомобили, направляясь к соседней бензозаправочной станции. А тут почти пусто - двое шоферов невдалеке от нас пьют пиво, дальше - молодая пара с маленькой девочкой в тирольском костюме, возле бара - двое работников бензостанции в ярко-желтых комбинезонах.

- По-моему, вы чем-то подавлены, - констатирует Сеймур, выдыхая на меня густую струйку дыма.

- Это вам кажется. Просто интересно: есть ли у вас, кроме оружия, мысли, что-то реальное из оружия?

- Дорогой мой, не путайте меня с Муром.

- Но Мура же вы свалили не мыслью.

- Трудно свалить мыслью такую тварь, особенно сзади.

- Почему? Франк, например, считает...

- Мне известно, что считает Франк. Я прослушал ваш разговор. Один невежда пытается что-то вытянуть из другого невежды - вот каково содержание вашего разговора.

- Вы же знаете, что я не специалист в военных делах, Уильям.

- Я тоже. Но можно хоть иногда просматривать газеты.

Сеймур машинально качает на пальце брелок с ключом, большой брелок в форме серебряного всадника в золотом кольце, и не видит, что уже стал объектом пристального внимания. Девочка в тирольском наряде подошла к нашему столу и с интересом смотрит на блестящего всадника, что качается на пальце Уильяма.

Наконец американец замечает ребенка, чуть заметно улыбается и подносит брелок к блестящим темным глазкам.

- Тебе нравится?

Девочка стесняется, глотает слюну, потом шепчет:

- Нравится!

Сеймур снимает брелок с кольца и подает ей:

- Тогда возьми...

Девочка какое-то мгновение колеблется, словно боится, что это шутка, потом хватает игрушку и бежит к родителям.

- Вы, наверное, любите детей?

- Кто же их не любит.

- А я думал...

- Да, да, знаю: думаете, что если я аномалия... А разве вы не любите маленьких медвежат? Они просто фантастические, словно пушистые мячики. Но только пока маленькие, пока еще не стали хищниками. Дети - это еще не хищники, Майкл, пока что нет. Когда смотришь на них, кажется, у них есть все основания вырасти лучшими, чем мы, но этого не будет. Ведь воспитываем их мы, делаем такими же, как сами.

Он допивает кофе, и какое-то время мы молчим, наблюдая за входом и за автомобилями, что проезжают мимо. Муж с женой и ребенком выходят, любезно кивнув нам. Двое шоферов идут к стойке обменять пустые бутылки на полные.

- Задождило, - сообщает Уильям.

- Я это вижу и без него. Тяжелые капли редко падают на асфальт в зеленом свете неоновых букв. Но вот капли стали падать чаще, проходит несколько минут, и дождь уже льет как из ведра, по асфальту бегут длинные зеленые струйки.

- Значит, все идет хорошо, - говорю я себе, чувствуя облегчение. Возможно, это неразумно, но издавна уверовал: если погода изменится, мои дела наладятся. - Не понял вот, почему вы назвали меня невеждой, интересуюсь я. - Возможно, имели в виду, что разговоры об этой программе "Спирит" лишь пустая болтовня?

- Известно, что не пустая болтовня. Если бы это было так, вы бы не подпаивали Франка и не расспрашивали о ней. К вашему несчастью, Франк не знает об этой программе ничего определенного, как, кстати, и я. Ну а что касается элементарных вещей, то о них сообщалось в прессе, хоть и не упоминалась никакая программа.

- Я не читал. Углубился в финансовую страничку...

- Вам и не надо читать, разве что для самообразования. Информация всегда соответствующим образом фильтруется. Важно, что если мы не уничтожим друг друга атомными бомбами, то непременно постигнем скрытые механизмы мысли. И что бы там ни болтал ваш Франк - это совсем не качественный скачок, а все то же самое: гений разрушения как наивысшее проявление человека! Скорпион, который погибнет от собственного жала.

Он смотрит на часы.

- Кажется, можно трогаться.

Ночь на улице озвучена шумом дождя. "Мерседес" стоит на том же месте, где мы его оставили.

- Будем надеяться, что нам не успели подложить бомбу, - бросаю я, когда мы бежим под дождем к автомобилю.

- Про бомбу не знаю, но этот тип стал так, что мы вряд ли выедем, замечает Сеймур.

Впритык за "мерседесом" пристроилась грузовая машина с огромным фургоном; нечего и думать продвинуть ее. А тип, про которого упомянул Уильям, стал впереди, прижав свой "фольксваген" почти к бамперу нашего автомобиля, а сам, конечно же, скрылся.

- Он поставил его на ручной тормоз, - констатирует американец, делая попытку оттащить "фольксваген" немного вперед. - Не знаю, как мы выберемся...

- Не выберетесь, мистер, - звучат у нас за спиной чей-то голос. - На этот раз уже не выберетесь.

Оборачиваюсь, чтобы убедиться, что это голос того бесцветного мужчины - Добса. Рядом с ним стоит какой-то незнакомец. В руках у них пистолеты с глушителями.

- Заберите свои утюги, - спокойно говорит Сеймур.

- Сделаем и это, но сперва заберем вас, - отвечает Добс. Юмор специфический, присущий полицейским и мелким гангстерам.

Они упирают нам в спины пистолеты, подсказывая, что надо идти.

Ночной мрак, лепет дождя, безлюдная стоянка и ко всему еще и пистолеты... Оказывать сопротивление бессмысленно. Подходим к огромной машине и, покоряясь коротким приказам, оказываемся в чреве фургона. В кабине шофера не видно, но лишь только закрылась металлическая дверца фургона, как грохот мощного мотора и дрожание пола под ногами свидетельствуют, что мы уже в пути.

Внутри почти пусто, если не принимать во внимание две скамейки, установленные одна против другой вдоль фургона, и несколько ящиков в противоположном от нас углу. Над головой мигает фонарик, вмонтированный в потолок.

- Садитесь вон там, напротив, - хрипит Добс, показывая на скамью пистолетом. - И сидите спокойно, без лишних движений. Я принадлежу к тем людям, которые сперва стреляют, а уже потом думают, стоило ли это делать.

Он устраивается напротив нас и приказывает своему напарнику:

- Обыщи их, Билли!

Сеймур сохраняет невозмутимое спокойствие. Я бы даже сказал, что сейчас он спокойней, чем когда-либо. Только когда тот Билли залезает ему во внутренний карман и вытягивает оттуда кошелек, Уильям замечает:

- Если можно, не душите мне в лицо - не люблю клозетных запахов.

Билли хищно смотрит на него, но в этот миг снова звучит голос Добса:

- Оставь, Билли! Тут руковожу я. Дай-ка мне этот кошелек.

- Советую вам тщательнее просмотреть его содержимое. Там есть служебное удостоверение... - отзывается Уильям.

- Мне не надо изучать ваши служебные удостоверения, мистер Сеймур, отвечает Добс. - Я прекрасно знаю, кто вы такой и где работаете.

- В таком случае, наверное, знаете, и что вас ждет.

- Даже и не подумал об этом. Сейчас вы в моих руках. И не рассчитывайте на мою интеллигентность. Я полицейский старого закала: стреляю, не раздумывая.

Добс искусно просматривает документы, и Сеймур безразлично смотрит на него.

Закончив проверку, безликий субъект кладет кошелек на скамейку рядом с собой и снова поднимает глаза на нас.

- Итак, мистер, я знал, кто вы такой. Но знаете ли вы, кто я такой?

- Думаю, что знаю, - кивает Уильям. - Вы мелкая сошка из военной разведки.

- Я же вам сказал: я полицейский старой закалки - шпион без образования. Вообще не имею никакого отношения к вашим сферам. Если бы моя воля, я бы таких, как вы, расстреливал только за ваши дипломы. Ну, всех я вряд ли успею расстрелять, но могу начать с вас.

Уильям не возражает. В фургоне наступает молчание. Билли занимается моими карманами.

- А теперь наступила очередь мсье Каре, бельгийца, - ворчит Добс, беря мой кошелек. - О, что я вижу! Бельгиец превратился в австрийца! Нет уже мсье Каре, есть герр Шульц. Здравствуйте, Шульц!

Он очень доволен своим открытием. На его месте я тоже был бы доволен.

- Итак, - начинает Добс, покончив с документами, - не будем повторяться. Я вас расстреляю и выброшу где-то обоих, как собак, а уж местная полиция пусть потом устанавливает, кто вы такие и кто вас убил.

Он меряет нас строгим взглядом, ожидая, какой эффект производят его слова. Эффекта никакого.