Полукровка. Крест обретенный - Андрей Константинов

С этими словами де Рец снял с шеи связку ключей и подал Габузову.

— Что еще?

— Увы, я вынужден связать вас, граф, — извиняющимся тоном пролепетал Сергей Эдуардович. — Чем бы можно было это сделать?

— Кретин! — бессильно выдохнул граф. — И это влюбленный кавалер! Que diable! Снимите шарф с камзола!

Габузов последовал совету хозяина шарфа и постарался завязать его руки как можно деликатней.

— Батиста, Жермона и Франсуа рассчитаю к чертовой матери, сволочей, — отвернувшись, добавил граф. И уже в спину убегавшему Габузову крикнул: — А могла бы ведь жить в апартаментах, если бы не уперлась!..

После того как Сергей исчез в коридорах замка, Дракула подошел к окну, отодвинул массивную гобеленовую штору и три раза подряд с силой потянул спрятанный под ней шнурок — секунду спустя в домике привратника, что стоял в глубине замкового подворья, раздалась настойчивая трель колокольчика.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ТРИ МУШКЕТЕРА И КНЯЖНА ТАРАКАНОВА

— Эй, Беттина! Беттина! — тихонько позвала Самсут, и сероватое пятнышко неуверенно отделилось от стены. — Иди, иди сюда, не бойся! У нас сегодня на завтрак телятина и отличные пирожные!

Пятнышко, словно и в самом деле все понимая, приблизилось и оказалось небольшой серой крысой с удивительно симпатичной мордочкой и умными черными глазками навыкате.

— На, лакомись, когда еще так поешь, — и Самсут на ладони протянула ей угощение. Беттина проворно взобралась на каменную скамью и с должным уважением, аккуратно и чисто стала наслаждаться лакомством…

С крысой они познакомились вчера вечером. После того как Самсут решительно отказалась перебираться наверх, она оказалась полностью предоставленной сама себе. Впрочем, жаловаться особо было не на что: де Рец прислал вниз хорошее и теплое постельное белье, да и еды тоже доставлялось вдоволь. Причем такой, какую Самсут не едала и в ресторанах. Единственным неудобством было умывание из таза и противная дырка в полу для всего остального. «Сюда бы какого-нибудь поэта или философа, — размышляла она. — Настоящие условия для творчества, а я, можно сказать, зря занимаю здесь место!» А вот о книгах, к несчастью, граф не позаботился. И после нескольких долгих часов отчаяния Самсут поняла, что надо придумать себе какое-нибудь занятие — иначе можно свихнуться. Она не сомневалась, что рано или поздно ее отсюда вызволят. Вопрос только во времени. А поскольку ее не морят голодом и не бьют, она вполне способна продержаться здесь две недели. Ведь Перельман тогда ясно сказал — «у нас целых две недели». По всей видимости, он имел в виду, что по истечении этого срока наследство автоматически перейдет полусумасшедшему графу.

«Э-эх, — вздохнула Самсут, — наследства, скорее всего, теперь, конечно, не видать. Ну, да и Бог с ним!» Она уже и так испытала из-за него в жизни столько плохого, что воистину права была бабушка Маро, когда говорила: «У кого деньги есть — ума нет, у кого ум — денег нет». «Но у меня, кажется, нет ни того, ни другого», — вдруг рассмеялась Самсут. Смеяться в ее положении было просто необходимо, иначе можно было совсем побелеть от злости. Или позеленеть от тоски. Подумать только — находиться целых две недели во Франции и просидеть все это время в сыром подземелье! Ради такого сомнительного удовольствия достаточно было добраться до Алексеевского равелина Петропавловки. «Ах, уж на этот счет мы непременно похохочем вместе с Каринкой!» — весело подумала Самсут. Насмеявшись вдоволь, а затем, вздохнув по поводу явного идиотизма ее последнего приключения, она, в конце концов, спокойно заснула.

Проснулась же Самсут от странного ощущения, что на нее кто-то смотрит. Неужели опять несчастный граф? В глубине души Самсут было даже немного жаль этого калеку. Как это ни странно, она не испытывала к нему ни злобы, ни желания отомстить. Однако перед ней оказался совсем не граф: на нее, скрестив на груди лапки, смотрела небольшая изящная крыса. Самсут, в отличие от большинства девочек, никогда не боялась ни лягушек, ни ящериц, ни крыс, а наоборот, испытывала к ним горячую симпатию. Она бы давно завела какую-нибудь декоративную крысу, но было даже страшно представить реакцию Галы на появление в доме животины из семейства грызущих! Но другое дело здесь. Узнику просто положено приручать крыс, и Самсут откровенно улыбнулась маленькому существу. Улыбнулась, веря, что любое теплокровное животное понимает идущее от человека настроение и точно оценивает его. Просто не надо лгать и притворяться.

И крыска действительно приблизилась, с любопытством оглядывая Самсут. Женщина осторожно протянула раскрытую ладонь… Так через полчаса они вполне подружились, и Самсут за рассудительность назвала подружку Беттиной в честь мудрой жены и любовницы немецких философов. Неожиданная дружба явилась для одинокой узницы настоящим спасением. Самсут принялась обучать свою новую подругу всяким трюкам, вроде прыжков через ложку, прятанья под подушкой, а главное — научила ее отзываться на имя…

— Беттина, Бетти, — снова и снова звала Самсут, протягивая кусочек круассана, но крыска так и не вышла на ее зов. Самсут расстроилась, а потом, увидев, что черные глазки поблескивают то здесь, то, там, но при этом к ней не приближаются, заволновалась. В умных книжках написано, что крысы предчувствуют всякие разные катаклизмы за несколько часов до их наступления. А что, если начнется землетрясение, и ее завалит в этом подвале? Или еще того хуже, какое-нибудь наводнение — и она, Самсут Матосовна Головина, разделит участь княжны Таракановой. «Так тебе и надо — ведь княжна Тараканова тоже была самозванкой!» — обругала она себя. А вдруг этот безумный де Рец все-таки задумал ее убить, поскольку Гала не намерена отказываться от таких денег? Нет, глупости, за сутки они никак не могли добраться до Ставищ, если только им не помогла в этом какая-нибудь нечистая сила, как черт Вакуле-кузнецу! «Однако, де Рец не Вакула-кузнец», — усмехнулась Самсут неожиданно родившемуся афоризму и снова стала звать Беттину. Но крыса упорно не выходила из своего убежища, даже несмотря на предложенный пахучий сыр.

Самсут забилась в угол своего ложа и приготовилась к самому худшему. Задорное личико Вана поплыло у нее перед глазами — разве он виноват, что мать у него оказалась сумасшедшая? И тут неожиданно для себя Самсут заплакала, заплакала в голос, в полную силу, всласть, как не плакала даже в афинской тюрьме. За этими так неожиданно нахлынувшими на нее рыданиями она не услышала ни торопливых шагов по лестнице, ни звука открываемой двери. Даже не увидела, как открылся дверной проем, и в нем появилась высокая худая фигура, нелепо размахивавшая руками…

— …Вы здесь? Вы живы! — прогремело вдруг прямо у нее над самым ухом.

Самсут от неожиданности вздрогнула на своем ложе и оторвала от подушки зареванное распухшее лицо.

— Кто вы и что вам надо? — почти зло огрызнулась она, и только тогда поняла, что ее спрашивают, и она, в свою очередь, отвечает на чистейшем русском.

— Об этом после, — мотнул головой пришедший. — Главное вы живы! Скажите, он мучил вас… домогался?

— Да нет, — удивилась Самсут. — Он же несчастный, убогий…

В голосе Самсут прозвучало такое искреннее сожаление, что лицо незнакомца огорченно вытянулось.

— Значит, я зря с ним так?… Я ведь мог заколоть его шпагой…

— Какой шпагой?! — вскинулась Самсут. — Вы, что, тоже из таких же сумасшедших, играющих в вампиров и мушкетеров?

— Наверное… — окончательно растерялся спаситель. — Но нам, честное слово, надо бежать отсюда. Граф придет в себя, распутается. Да и лакеев у него, наверное, еще много… Надо спешить!

— Ага, — вдруг рассердилась Самсут. — Я отсюда сейчас убегу, а потом меня прихлопнут где-нибудь, как муху… «при попытке к бегству», — неожиданно прицепилось в конце ее фразы нелепое казенное определение. — Это же законы капитализма, здесь из-за денег сделают все, что угодно, и глазом не моргнут!

— Не сделают! — в голосе незнакомца прозвучало горячее убеждение. — Им крыть нечем! Дело чистое — граф еще десять лет назад признан недееспособным, но это держалось в тайне. Чаренц все раскопал…

— Шарен?

— Ну, да, но вообще-то он Чаренц, он же армянин… как мы все, — смутившись и даже как-то вдруг густо покраснев, закончил неизвестный.

— А, так вы спасаете меня, так сказать, по национальному признаку? — рассмеялась Самсут. — Но сам-то вы кто? — неожиданно подозрительно посмотрела она в черные блестящие глаза.

— Да… это неважно… — опять покраснев, замялся неизвестный. — Теперь это совсем не играет роли… Главное — уходим отсюда! Разрешите… я вынесу вас на руках? — вдруг брякнул он, окончательно превратившись в пунцовый мак, на котором грозно топорщились черные густые усы.