Полковник Ф.Дж. Вудс и британская интервенция на севере России в 1918-1919 гг.: история и мемуары - Ник Барон

Рекомендации, данные финским политиком, полностью отразили его профессию — они были чрезвычайно длинными и предельно туманными, однако его было интересно слушать, а его идеи о политическом устройстве были вполне разумными. Чтобы помочь Григорию и Николаю услышать то, что в будущем могло оказаться для них полезным, я постарался, насколько это было возможно, перевести месье Токоя на разговор о финской конституции. Сделать это было несложно, поскольку конституция и ее реформа оказались его любимой темой, в то же время это обсуждение дало нам максимум полезной информации по вопросам практической работы правительства.

Токой гостил у меня уже в течение двух дней, когда из мурманской штаб-квартиры главнокомандующего на мое имя пришла длинная телеграмма, в которой сообщалось, что из Кандалакши «сбежал» финн по фамилии Токой, предположительно направлявшийся в Кемь. В случае, если он окажется в моем округе, я должен был арестовать его и поместить под надежную охрану, так как он чрезвычайно опасный человек.

Этот приказ поставил меня перед неприятной дилеммой. Арест собственного гостя едва ли мог рассматриваться как проявление гостеприимства; с другой стороны, нельзя было игнорировать приказ. Я сообщил в Мурманск, что финн находится под моим надзором, и обещал отправить им подробный отчет. Однако до того, как мой осторожный отчет смог достичь штаб-квартиры, мы получили еще один, на сей раз категорический приказ немедленно поместить финна под строгий арест и доложить об исполнении. На этот раз нам оставалось только подчиниться. Месье Токой был, разумеется, крайне удивлен, когда доктор внезапно настоял на тщательном медосмотре, но его изумление достигло предела, когда его поместили в госпиталь с диагнозом «аппендицит». Без сомнения, с политической точки зрения он уже какое-то время был больным человеком, но сейчас ему, пожалуй, впервые был поставлен диагноз до того, как он в действительности подхватил заболевание. Мы тут же отправили телеграмму в Мурманск, подтвердив выполнение последнего приказа.

Мы навестили нашего пациента в госпитале и принесли с собой еду и напитки для восстановления сил, которые едва ли предусматривались его диетой. В то же время персонал госпиталя создал ему такие комфортные условия, в которых ему давно не доводилось жить. Через две недели он вернулся из Кеми в Кандалакшу с самыми приятными впечатлениями о нашем гостеприимстве.

Мурманск больше не вспоминал об этом деле, скорее всего, потому что в своем подробном докладе я уделил особое внимание своему присутствию на всех встречах между карелами и «опасным» финном, благодаря чему из первых рук мог получить информацию о всем происходящем. Аналогичные встречи произошли бы в любом случае, только без нашего знания или участия, и их результаты, скорее всего, были бы совершенно иными. Через некоторое время генерал Мейнард намекнул мне, что я играл с огнем. Возможно, он был прав, но я не могу не думать, что все мы занимались этим, хотя, возможно, не все осознавали этот факт.

Примерно через шесть недель после описываемых событий из официальных русских источников поступила секретная информация. Она в зловещих подробностях представила совещание карелов в Кеми, организованное для подготовки массовой резни всех британцев на севере России. Планы «бунта» описывались с такими подробностями, что этот подвиг воображения мог бы вполне заслужить мое уважение гениальностью его авторов, если бы не удивительное сходство с недавним заговором, из-за которого я был вынужден поспешно покинуть Лусалму.

Я дал карелам свой совет по поводу их планов на будущее и попросил как следует обдумать его, прежде чем предпринять какие-либо действия, которые могли бы использоваться их врагами в своей пропаганде. Они пообещали так и поступить. Наши офицеры находились в постоянном контакте с их солдатами и смогли подтвердить мою уверенность в отсутствии среди них какого-либо беспокойства или даже малейшего проявления недовольства. Они были все время чем-то заняты. По вечерам их свободное время занимал наш новый ансамбль балалаек и мандолин, а днем было дежурство на различных постах в городе и на станции, занятия с пулеметом Льюиса или лыжная подготовка.

Время от времени крестьяне или перегонщики с наших транспортов приносили вести о медведе, и тогда несколько карелов организовывали охоту. Едва ли это можно назвать «охотой» с точки зрения англичан, поскольку у животного не было никаких шансов спастись от смерти. Как правило, берлогу медведя обнаруживал некий внимательный наблюдатель, который мог увидеть едва заметные пары дыхания, поднимающиеся над заснеженным берегом или другим подходящим местом. Он отмечал это место и рассказывал о нем в ближайшей деревне. После этого три или четыре человека с ружьями и собаками шли на место действия. Мужчины занимали позиции перед берлогой и отпускали собак, чтобы те подняли косолапого. Потревоженный во время зимней спячки, голодный и злой, медведь выскакивал наружу, чтобы разорвать своих мучителей, и иногда делал это так быстро, что калечил одну-две собаки. Однако в остальном результат был один и тот же: пули охотников находили свою цель. Для собак была особенно опасна медведица с двумя-тремя медвежатами, и даже бывали случаи, когда ее убивали лишь после того, как она, защищая потомство, ранила одного из охотников. Особенно опасны были медведи с белой шеей, питающиеся мясом. Поскольку охотники не знали, что делать с медвежатами, они обычно убивали их вместе с матерью.

Нам подарили одного из таких медвежат, оставшегося сиротой. Это был бесформенный комочек коричневого меха, размерами едва ли больше скотч-терьера. Несколько недель мы кормили его из соски, пока он не научился есть из блюдца. Вначале он был очень робок, все время прятался по углам и жалобно звал мать, но скоро сдружился с щенками дворняжки, помесью овчарки и ретривера, которых нам также подарила самым естественным образом их бездомная мать. Щенки были примерно того же размера, что и медвежонок, но мишка бегал быстрее и у него была не одна дюжина хитрых уловок, чтобы дурачить их. Он доставил нам немало приятных минут, преследуя или спасаясь бегством от щенков — игра, из которой он всегда выходил победителем. Его огромным недостатком была поразительная нечестность; никакое наказание не могло отучить его воровать варенье или сахар при любом подходящем случае, и прислуге офицерской столовой Карельского полка приходилось все время быть настороже, пока они накрывали на стол, чтобы защитить его от набегов, которые планировались с необычайной хитростью и осуществлялись молниеносно, смело и со сноровкой.