Уловка-22 - Джозеф Хеллер

Йоссариан ошибся. Облаков не было. Бомбы сбросили. Слетали спокойно, как «за молоком», — вражеских зениток в Болонье не оказалось вообще.

15. Пилтчард и Рен

Штабные офицеры — капитан Пилтчард и капитан Рен — отвечали за координацию совместных боевых действий всех звеньев эскадрильи. Оба — невысокого роста, оба — незлобивые и спокойные, они обожали летать на боевые задания и молили судьбу и полковника Кэткарта не лишать их и впредь такого удовольствия. Они уже сделали сотню боевых вылетов и жаждали налетать еще одну. Они сами себя назначали на каждый вылет. Война была самым лучшим событием в их жизни, и они боялись, что ничего подобного с ними больше не повторится. Они исполняли свои обязанности скромно, сдержанно, без шума, изо всех сил стараясь ни с кем не портить добрых отношений. Они с готовностью улыбались каждому встречному. Говорили они невнятно, запинаясь. Но этим толковым, веселым, сноровистым ребятам легко было только друг с другом. При встрече с другими они отводили глаза, и даже с Йоссарианом они боялись встречаться взглядом, когда устроили собрание под открытым небом, чтобы при всех объявить Йоссариану выговор за то, что он заставил Малыша Сэмпсона повернуть обратно во время налета на Болонью.

— Ребята, — сказал капитан Пилтчард, застенчиво улыбаясь, — когда вы поворачиваете домой с полпути во время выполнения боевого задания, вы уж, пожалуйста, прежде удостоверьтесь, что стряслось действительно что-то серьезное. Ну а если какая-нибудь чепуха, вроде неисправности переговорного устройства или там что-нибудь еще вроде этого, тогда уж лучше не надо… Идет? Вот сейчас капитан Рен выступит, он хочет сказать подробнее по этому вопросу…

— Капитан Пилтчард прав, ребята, — сказал капитан Рен. — Вот и все, что я собирался вам сказать по этому вопросу. Сегодня мы, значит, наконец слетали на Болонью, и оказалось, что ничего страшного — слетали «за молоком». Все мы, понятно, малость того… нервничали и бомбили не бог весть как удачно. Ну ладно, теперь слушайте. Полковник Кэткарт разрешил нам слетать на Болонью еще разок. И уж завтра мы действительно сотрем в порошок их склады боеприпасов. Ну что вы на это скажете?

И чтобы доказать Йоссариану, что они не питают к нему злых чувств, они назначили его ведущим бомбардиром на машину Макуотта, поручив возглавить первое звено в завтрашнем налете на Болонью.

Йоссариан зашел на цель, как Хэвермейер, — уверенно, без всяких противозенитных маневров, и внезапно попал под такой огонь, что чуть не наложил в штаны. Да, их встретил плотный зенитный огонь! Итак, Йоссариана усыпили и заманили в ловушку. Теперь он должен сидеть как идиот и дожидаться, пока отвратительное черное облачко взрыва окутает его и перенесет на тот свет. И пока он не сбросил бомбы, ему не оставалось ничего другого, как глазеть в прицел, где тонкое перекрестие визирных нитей лежало на цели, как притянутое магнитом, в точности там, куда он навел, — над двором закамуфлированных складских помещений, как раз у цоколя первого здания. Самолет полз тягостно медленно. Йоссариан не мог унять дрожь во всем теле. До него то и дело доносилось: «бум-бум-бум-бум!» — слитные четырехтактные взрывы грохотали вокруг. И вдруг почти рядом с резким пронзительным «трах» разорвался одиночный снаряд. Тысячи молоточков застучали в голове Йоссариана. «Господи, помоги мне скорее отбомбиться», — взмолился он. Ему хотелось рыдать. Моторы гудели монотонно, как жирные ленивые мухи. Наконец индексы в прицеле пересеклись и восемь пятисотфунтовых бомб одна за другой пошли вниз. Самолет, став легче, бодро взмыл вверх. Йоссариан оторвался от прицела и, изогнувшись, посмотрел на индикатор слева. Когда стрелка коснулась нуля, он закрыл дверцы бомбового люка и срывающимся голосом крикнул в переговорное устройство:

— Круто вправо!

Макуотт молниеносно выполнил приказание. Надсадно взвыли моторы. Макуотт безжалостно положил воющую машину на крыло и отвернул ее в сторону. Не сделай он этого — два снаряда вонзились бы им прямо в фюзеляж. Потом Йоссариан приказал Макуотту набирать высоту, и они полезли все выше и выше, покуда не прорвались наконец в безмятежный, бриллиантово-голубой небесный оазис, солнечный и чистый, окаймленный на горизонте тонкими и редкими, как пух, облачками. Ветер успокаивающе тренькал, ударяясь о выпуклое остекление кабины. Йоссариан с наслаждением расслабился, но это продолжалось недолго, потому что они увеличили скорость, и он приказал Макуотту взять влево, а потом заставил его резко идти вниз, — и от радости у него перехватило дыхание, потому что грибообразные кучи зенитных разрывов поднимались прямо у них над головой и сзади справа, как раз на том месте, где машина должна была оказаться, если бы они не взяли влево и не вошли в пике. Еще одним грубым окриком Йоссариан велел Макуотту выровнять машину, и потом они опять взмыли, и к тому моменту, когда внизу начали рваться бомбы, машина, сделав круг, вернулась на стерильно-голубую небесную прогалину. Первая бомба упала во дворе, точно там, куда целил Йоссариан. А потом одна за другой начали рваться их бомбы и бомбы, сброшенные с самолетов его звена. Оранжевые вспышки побежали по крышам, и в тот же миг здания рухнули, и пенистые клубы розового, серого и угольно-черного дыма буйно повалили во всех направлениях, и в недрах дыма что-то тряслось и содрогалось под ударами красных, белых и золотых молний.

— Ты только посмотри! — громко восторгался Аарфи, стоя рядом с Йоссарианом. На его толстом, круглом лице сияло восхищение. — Там, должно быть, склады боеприпасов.

Йоссариан совсем забыл об Аарфи.

— Убирайся! — закричал он ему. — Убирайся из носа!

Аарфи вежливо улыбнулся и показал на цель, великодушно приглашая Йоссариана полюбоваться. Свирепым жестом Йоссариан указал ему на вход в лаз и начал подталкивать туда Аарфи.

— Иди в машину! — неистово заорал он. — Иди в машину!

Аарфи добродушно пожал плечами.

— Я тебя не слышу! — объяснил он.

Йоссариан ухватил его за лямки парашюта и толкнул к лазу. В этот момент самолет тряхануло так, что у Йоссариана загремели кости и остановилось сердце. Он понял — это конец.

— Вверх! — завизжал он в переговорное устройство, сообразив, что еще жив. — Вверх, паскуда! Вверх! Вверх! Вверх! Вверх!

Самолет взвыл и, дрожа всем корпусом, пошел ввысь, пока Йоссариан не выровнял его, еще раз рявкнув на Макуотта, который снова беспощадно повернул ревущую машину на сорок пять градусов, отчего Йоссариана чуть не вывернуло наизнанку. Расслабляющая тошнота подступила к горлу, и он, не чувствуя собственного веса, повис в воздухе, пока не заставил Макуотта снова выровнять машину, но только для того, чтобы тут же развернуться через правое крыло и ринуться в умопомрачительное пике. Они мчались сквозь бесконечные, похожие на привидения клочья черного дыма. Висевшая в воздухе гарь липла к гладкому плексигласовому носу самолета, и у Йоссариана было ощущение, будто прокопченный пар зло хлещет его по щекам. Сердце его снова ныло и колотилось от ужаса, а самолет по его команде метался то вверх, то вниз сквозь многочисленные разрывы, пытавшиеся в смертельной ненависти настичь Йоссариана. Пот ручьями струился по шее Йоссариана. Строй звена нарушился, но Йоссариана это не интересовало — он был занят только собой. В горле саднило от истошных криков Макуотту. Каждый раз, когда Макуотт менял направление, рев моторов становился оглушающим и захлебывающимся. А далеко впереди перед ними небо по-прежнему кишело взрывами зенитных снарядов, выпущенных другими батареями: понатыканные вокруг, они вели заградительный огонь точно на заданную высоту, поджидая, как садисты, пока самолет Йоссариана окажется в пределах досягаемости.

Вдруг самолет ударило, взрыв подбросил машину так, что она чуть не перевернулась брюхом кверху. В носовую часть повалили клубы сладковатого голубого дыма. Что-то горело! Йоссариан рванулся к выходу и уперся в Аарфи, который преспокойно чиркая спичкой, зажигал свою трубочку. Йоссариан в полном замешательстве уставился на усмехающегося круглолицего штурмана. Кто-то из них, вероятно, сошел с ума.

— Боже мой, да что же это такое! — с удивлением и мукой в голосе завопил Йоссариан. — Убирайся ты к чертовой матери из носа! Ты спятил, что ли? Убирайся!

— Что? — спросил Аарфи.

— Убирайся! — истерично взвизгнул Йоссариан и начал колотить кулаками Аарфи, стоявшего заложив руки за спину. — Убирайся!

— Я тебя все равно не слышу! — с мягкой укоризной отозвался Аарфи. Вид у него был самый невинный и чуточку озадаченный. — Говори, пожалуйста, погромче!

— Убирайся из носа! — завопил Йоссариан, совсем отчаявшись. — Нас убьют! Неужели тебе не ясно? Нас хотят убить.

— Как держать, черт возьми? — рассвирепев, крикнул Макуотт по переговорному устройству страдальческим, срывающимся голосом. — Куда курс держать?