Бог бросил кости (СИ) - Литий Роман

— Уже около выхода Талемер споткнулся и упал, — говорил Серанэт. — Мы не видели его считанные секунды до того, как он поднялся. Но он поднялся, и мы увидели, что его любимый шарф скрывал его глаза — он намотал его на лицо, и мы не видели его взгляда. Выкрикивая странные слова, он подошёл к нам, к Мелетин — по ней было видно, что она была в ужасе куда больше всех нас — а потом достал пистолет и… застрелил её…

Серанэт замолчал, и его взгляд опустел — глаза будто глядели сквозь стену, сквозь всю планету в холодную пустоту бесконечности. На лице его застыла странная кривая улыбка.

— Я убил его, Персиваль, — сказал Серанэт, наконец. — Он будто знал, о чём просить меня накануне свадьбы. Я убил его прямо там, на глазах у всех, из своего пистолета. И всего по одной причине меня не заклеймили преступником — он тогда смог прошептать всего одну осознанную фразу, и направлена она была мне. Не спрашивай, какую, Персиваль, ты можешь догадаться сам.

Персиваль все с тем же хмурым выражением лица сжимал в руках кружку чая. Когда он только попал сюда, он понял, как мало знает об истинной истории Богов-Основателей, и лишь недавно к нему пришло чувство уверенности в том, что он знает почти всё. Но этот эпизод вызывал слишком много вопросов: у него явно были корни, уходящие глубоко в неизведанное.

— Вам известно, почему Талемер вдруг обезумел? — спросил Персиваль. — Это точно не может быть психическим расстройством, и вам это тоже очевидно.

— Боюсь, это загадка без ответа, Персиваль, — проговорил Серанэт с тем же пустым взглядом. — Одно время я винил в этом Агмаила, но понял, что у меня нет оснований, кроме личной с ним конфронтации. Видишь ли, у Бога Разума есть сила создавать ложные впечатления — вплоть до того, что он может заставить человека делать всё, что ему будет угодно. Почти всё. И при этом человек будет в сознании, он будет понимать, что он делает, и каждые решения Агмаила будут словно бы его решениями — тебе известны азы психологии впечатлений, ты должен это знать. Галлюцинации, странное поведение — это всё может быть делом рук Бога Разума. Но — с куда большей вероятностью — может и не быть.

— То есть, у Франца есть часть силы Агмаила? — спросил Персиваль, не изменившись в лице. — Он же тоже может оперировать впечатлениями человека, как мне известно. Всё в порядке?

Персиваль озабоченно смотрел на Серанэта, на лице которого теперь читался страх. Он всё так же смотрел в стену, но на этот раз его взгляд приобрёл вполне осмысленное выражение, будто он увидел что-то на уложенных друг на друга брёвнах — что-то, что привело его в ужас. Персиваль проследил за взглядом Серанэта, но не увидел ничего — лишь стена, увешанная предметами. В глазах помутилось, как при полёте в космос, но муть быстро прошла.

— Он здесь, Персиваль, — прошептал Серанэт и поднял взгляд на Рыцаря. — Посмотрите на мир вокруг — он словно нарисован на холсте…

И прежде чем Персиваль успел закончить размышления, Серанэт вскочил с кресла и принялся отдирать одну доску от пола.

— Агмаил нашёл тебя, Персиваль, он знает, что ты здесь… У тебя мало шансов, но если побежишь лесом — есть возможность скрыться. Беги же!!!

— Ты бы не пришёл просто так.

Эвелин стояла на опушке леса, окружавшего геоморфоз, и глядела вдаль, через равнины. Ветер трепал полы её платья и уносил вдаль дым, который она легко выдыхала. В нескольких шагах за её спиной стоял Франц.

— И ты точно знаешь, зачем я здесь, — ответил он.

— Тогда тебе нет смысла тревожить меня, — холодно ответила Эвелин. — Здесь лишь я и мои мысли, которые тебе не будут рады.

Франц горько усмехнулся.

— Я скучал, Флевис, — ответил он. — И ты знала, что я на это способен.

— Боюсь, ты не способен лишь переиграть сам себя, — Эвелин выпустила ещё струйку дыма, которая быстро растворилась в потоках ветра. — Именно поэтому я по тебе не скучала.

— Не поэтому, Флевис, не поэтому, — сказал Франц и повернулся к лесу. — Иначе и Шарка бы вспоминать не пришлось. Извини меня за всё, что было. Если я могу сделать что-то — только скажи.

— Вряд ли это возможно, — прошептала Эвелин вслед уходящему Францу.

Выскочив на улицу через чёрный ход, Персиваль одним прыжком оказался в тени деревьев. Он старался двигаться как можно тише, но ветви, листья и трава под ногами хрустели так, что он едва слышал собственное сердцебиение. Он бежал всё глубже в лес, поляна уже скрылась за гущей стволов, а впереди уже проглядывал свет широких равнин Левена…

Мир перед глазами Персиваля словно разбился на многоугольники, и те зарябили, переворачиваясь в хаотичном порядке. И спустя мгновение перед Персивалем была поляна, за его спиной — дом Серанэта, а по левую руку — геоморфоз. Голова закружилась, и Рыцарь едва не потерял равновесие, а когда зрение пришло в порядок, он увидел Франца.

Он неторопливо шагал по невысокой траве, опираясь на трость через каждую пару шагов, и ветер хлопал его серым плащом. Франц был далеко, на противоположном конце поляны, но Персиваль видел, чувствовал его лицо, ощущал на себе пронизывающий взгляд его сверкающих фиолетовыми кристаллами глаз — Франц видел Персиваля и направлялся прямо к нему.

«Бежите, капитан Алери? — раздался в голове Рыцаря холодный голос Франца. — Не слепому подчинению советам учил я вас с рождения».

Но у Персиваля не было времени остановиться и подумать, а его сознание предательски отказывалось быстро анализировать факты. Одно ему было ясно — его разум ослеплён и может наделать глупостей, и это приводило его в ужас.

Персиваль резко развернулся и побежал в сторону леса, но мир снова распался на тысячи многоугольников, исказился перед его глазами — и снова он оказался лицом к лицу с Францем; тот был уже слишком близко. Сердце колотилось, в ушах отчётливо чувствовался пульс, а ясность сознания всё никак не объявлялась — чувствуя, как отчаяние всё сильнее захватывает разум, Персиваль снова побежал.

«Что со мной происходит?!»

Серанэт приложил последнее отчаянное усилие, и доска отошла от пола. Из открывшейся ниши дрожащей рукой Бог Верности извлёк оружие: блестящее когтеобразное лезвие на метровой рукояти. Суетливо закинув в него источники питания, Серанэт метнулся к двери.

Он выскочил на улицу, держа оружие перед собой, лезвие направив в пустоту. Ступил на траву, голова закружилась, и он увидел, как Франц стоит посреди поляны, сложив ладони на трости, а Персиваль со всех сил бежит к нему, по-армейски отталкиваясь ногами от земли.

— Агмаил! — прокричал Серанэт великое имя в широкое пространство, и голос его эхом отразился от геоморфоза. — Останови это безумие!

«Безумие ещё впереди, друг мой, — голос Франца проявился в сознании Серанэта, покалывая в затылке ощущением присутствия, вместе с тем, как кристальный взгляд пронзил Бога Верности сквозь разделявшее их пространство. — С тобой мы поговорим позже».

Серанэт поднял своё оружие, направив лезвие на Франца, и нажал кнопку: с треском из металла когтя вырвалась молния, устремившись вперёд. Франц не двинул и пальцем — но пространство между ним и Серанэтом исказилось, и в облаке пара из ниоткуда появился металлический диск; ударившись об него, молния исчезла, оставив после себя резкий запах озона.

Ещё одна молния, на этот раз тёмно-фиолетовая, вырвалась из когтя-лезвия, и, ветвясь, сжигала травинки под собой на поляне. Франц, наконец, посмотрел на Бога Верности — фиолетовые кристаллы глаз сверкнули молчаливым упрёком, и Серанэту показалось, что его сердце сжали металлической клеткой. Снова марево полупрозрачного пара, и тёмная молния растворилась в нём, не оставив и следа.

Серанэт рвано вздохнул.

— Персиваль, назад! Контролируй себя! — прокричал он в отчаянии.

«Если бы он тебя слышал, он бы видел и меня», — пронзил разум Серанэта всё тот же голос.

Серанэт кинулся вперёд, протянув руку к Персивалю, но стоило ему сделать шаг, как пространство между ним и Францем словно начало растягиваться. Он бежал со всех ног, но с каждым мгновением Франц и Персиваль удалялись от него всё сильней; присутствие жгло затылок, голова кружилась, и Серанэт чувствовал, что скоро сознание покинет его — и в последний миг перед тем, как упасть на землю без чувств, Бог Верности увидел, как недвижимое тело Персиваля мягко поднялось в воздух и поплыло вслед уходящему Францу.