Ставка больше, чем жизнь - Владимир Тучков

Игроки, начавшие загружать правильную страничку, вдруг обнаружили, что браузер заткнулся на середине приема. И решили, что там, дальше, должно быть ещё что-то существенное, какие-то дополнительные сведения. И дружно нажали на кнопку «Обновить», чтобы загрузить задание ещё раз, полностью. Однако на сервере висело уже Стрелкино рукоделие. Когда Сисадмин обнаружил подлог, прошло минут двадцать. Еще полтора часа он боролся с настырным Стрелкиным макросом, который мешал восстановлению задания.

Конечно, Стрелка понимала, что кто-то из игроков окажется человеком сообразительным, сразу же вытащит задание из папки временных файлов и кинется его исполнять. Пожалуй, на это был способен Профессор. Остальные же благодаря этой диверсии должны были потерять часа два.

Задание, как и ожидалось, было мокрым. Предлагалось ликвидировать Пестряцова Петра Владленовича, тридцати трех лет, неженатого, юрисконсульта АО «Среднерусская возвышенность». Жил он на Полярной улице, работал в Газетном переулке. Было дано довольно подробное досье: адрес и фотография любовницы, замужней женщины, места, где часто бывал Пестряцов, фирмы, с которыми имел какие-либо дела, модель и номер автомобиля, кличка (Пьеро), примерный распорядок дня, наиболее часто используемые маршруты передвижения… Зачем-то было указано даже любимое блюдо – пельмени.

Танцор начал готовиться. Внутренне. Поскольку план действий, как он совершенно справедливо полагал, созреет позже, вырастет на почве глубочайшего убеждения, что этого человека надо убить. Точнее – нельзя не убить. Именно с плана начинают многие, очень многое дилетанты, думающие, что если он будет безукоризнен, то все само собой сделается. Не сделается. А если что вдруг и получится, то последствия будут ужасными. Как, например, это случилось с Родионом Раскольниковым. Который и час выбрал верный, и орудие, и цель благородную. А вот готов-то и не был, потому что схоластическая идея в голове, про тварь дрожащую, – это совсем не то, совсем. Для сердца-то ничего и не заготовил, с пустым сердцем пошел.

Вглядываясь в фотографию Пьеро, Танцор разжигал в себе ненависть к нему. И хоть досье было суховато и чересчур деловито, он не придумывал, а скорее угадывал омерзительные качества объекта, постепенно, мазок за мазком, рисуя в сознании почти физически ощущаемый образ ублюдка, который не должен жить. Который должен умереть не только для их со Стрелкой блага, но и в интересах сотен тысяч обворованных и униженных людей.

И тут система Станиславского, к которой он когда-то относился с пренебрежением тупоголового бунтаря, оказалась как нельзя кстати. Танцор уже не был танцором. Он был Робин Гудом, Владимиром Дубровским, Олегом Кошевым одновременно.

Танцор повернулся к Стрелке и сказал: «Этот скот не должен жить!» И она поверила. И у неё стало покойно на душе.

Осипов звонил в одиннадцатое отделение милиции, на территории которого и был убит Жариков. Надо отдать должное Дюймовочке, убийство было совершено мастерски. даже с почерком, присущим уголовникам старшего поколения, чтобы запутать следствие. У несчастного было перерезано горло. Работала, несомненно опасной бритвой, поскольку лезвие настолько глубоко вошло, что даже достало до шейного позвонка.

Набрал 254-86-61. И долго слушал длинные гудки. Видимо, всем наличным составом разбирались с каким-нибудь старым знакомым, от которого ни сна, ни отдыха. Перезвонил через пятнадцать минут. Трубка хмуро ответила:

– Дежурный Пилипченко слушает.

У Осипова была заготовлена роль человека, который не знает, что такое милиция, начитавшись газетных публикаций, боится её пуще всего на свете и в то же время стремится к тому, чтобы справедливость торжествовала, а зло было наказано:

– Здравствуйте. У вас тут в марте убили человека…

– Никого у нас тут не убивали.

– Ну как же, на Зоологической улице. Горло перерезали.

– Какая у вас фамилия?

– Это не имеет никакого значения. Просто я хочу помочь вам найти преступника.

– На какой ещё Зоологической, в натуре? А если и убивали, то нечего нам помогать. Сами уже столько замели, что сажать некуда. Вон, Бутырка уже по швам трещит, скоро развалится. – Наступила пауза, видимо, Пилипченко закуривал. – Пф-ф-ф. Так какая у вас все-таки фамилия? Если хотите помочь следствию, то нужна фамилия. А то в день раз по десять звонят, про заложенные бомбы фуфло гонят.

Осипов понял, что перед ним непрошибаемая стена, выстроенная из некомпетентности, отсутствия корпоративной чести и гордости и полной материальной незаинтересованности. Однако решил продолжить попытку:

– Товарищ Пилипченко, а не могли бы вы дать мне телефончик кого-нибудь из следователей? Может, он заинтересуется?

– Какого следователя?

– Да любого.

– Следователи у нас все работают. А если конкретно, то надо фамилию знать.

– Мою?

– Следователя, какой нужен.

Алексей повесил трубку, еле сдержав себя, чтобы не сказать Пилипчинко, что он полный мудак.

Пришлось снова лезть в родную милицейскую базу, отыскивать в ней одиннадцатое отделение второго РУВД центрального круга, а в нем следователя помоложе. Им оказался лейтенант Степанов, Леонид Петрович. Может, он достаточно честолюбив и пока ещё не нашел более выгодной приложения своему служебному рвению. Хотя это, конечно, можно было узнать и у Пилипченко, изменив голос и назвавшись майором с Петровки. Наверняка ведь не допрет, что на Петровке есть телефонные справочники ГУВД. Однако ещё раз услышать этот пацанский говорок Осипову было бы омерзительно.

Наудачу набрал номер Степанова, хоть был уже изрядный вечер, время, когда нормальные следаки расслабляются с интенсивностью, обратно пропорциональной затраченной на работе энергии. Однако этот был на месте:

– Следователь Степанов на проводе.

Нормальное начало, подумал Алексей, хоть живой человек. Коротко кашлянул, как бы преодолевая внутренние сомнения и набираясь храбрости:

– Здравствуйте, Леонид Петрович. Мне ваш телефончик на Петровке дали, капитан Шилов, если знаете. Тут такое дело получается, что я кое-что знаю об одном убийстве. Вас это интересует?

– Да, да, продолжайте.

Алексей ещё два раза кашлянул. А потом деревянным голосом, без интонаций, словно долго готовил речь и наконец-то решился:

– На вашей территории, на Зоологической улице в марте месяце было совершено убийство человека. Ему перерезали горло.

– Алло!.. Алло!.. Говорите!.. Фу-фу! Алло!.. Стук-стук-стук. Алло, я вас совершенно не слышу. Алло, вы меня слышите? Перезвоните, пожалуйста, по другому телефону. Алло! Два-пять-семь-четыре-три-три-один, два-пять-семь-четыре-три-три-один. Ту-ту-ту-ту…