Че Гевара. Книга 1. Боливийский Дедушка - Карина Шаинян

— Знаешь, я уж лучше к психиатру.

— Ну и будешь в дурке слюни пускать. Морок нейролептиками не снимешь!

— Да с чего ты взял, что это морок?

— Потому что это — морок, самый настоящий, — убежденно сказал Матвей. — Что я, психов не видел? Да я в дурдоме полгода пролежал, насмотрелся! — заметив выпученные глаза Сергея, он осекся. — У меня духовная жизнь напряженная была, — пробормотал он, отводя глаза.

Сергей обхватил голову и тихо застонал.

Комнаты мате-клуба оказались пестроватыми и перегруженными этническими деталями разной степени аутентичности, но, в общем-то, вполне уютными. Диванчики, пестрые подушки, какие-то шкуры на стенах… Сергей с некоторым сожалением подумал, что Юлька точно пришла бы от них в восторг. Несколько человек сидели над своими калебасами, расслабленные и погруженные в себя.

Сергей взял у увешанной фенечками девушки свой мате и, чувствуя себя идиотом, сказал ей, что хотел бы поговорить с Рафаэлем. Девушка взглянула на него с некоторым уважением, попросила подождать минутку и вышла. Сергей присосался к бомбилье, сморщился от травяной горечи и, следуя традиции, погрузился в размышления.

В последнее время его галлюцинации стали не только навязчивыми, но и откровенно скучными. Перестрелок больше не было, видимо, след партизан потеряли либо просто перестали преследовать, загнав в глубину сельвы. День за днем отряд прорубался сквозь заросли, медленно продвигаясь на восток, так что главным видением Сергея стал здоровенный мачете и разлетающиеся из-под него ветви и листья. Запах зелени казался удушающим, пот заливал лицо, привлекая тучи москитов. Припасы давно кончились — последнюю банку сгущенки сожрал Лоро, и команданте едва удалось остановить разгоревшуюся после этого драку. Стрелять Че запретил, чтобы не выдать отряд, и вся надежда была на двух боливийцев, которые более-менее владели луком и стрелами. Ели попугаев, носух, каких-то крупных жаб. Один раз удалось поймать пекари — это был настоящий пир. Цель похода по-прежнему была неясна никому, кроме команданте и, может быть, Макса, хотя Че каждый вечер читал смутные лекции об общем благе и революции, если не лежал с приступом астмы. По прикидкам Сергея, партизаны приближались к границе с Парагваем.

А мате у них кончился давным-давно, подумал Сергей, прислушиваясь к бульканью в недрах калебасы. Каково это аргентинцу? Наверное, хуже, чем русскому без чая. Интересно, нормально ли сочувствовать своим галлюцинациям?

— Добрый вечер, — раздался тихий голос, и Сергей резко вскинул голову, выходя из задумчивости.

Рафаэль оказался невысоким и плотным чернявым человечком. Он был подозрительно похож на добродушного травматолога из Еревана, лечившего когда-то Сергею пустяковый вывих. Глаза за неестественно толстыми линзами очков казались огромными и печальными, как у сенбернара. Маленькую пухлую руку украшал перстень с пестрым бело-зеленым камнем.

— Это амазонит, — веско сказал Рафаэль, заметив взгляд художника.

— Ну естественно, — с преувеличенным энтузиазмом откликнулся Сергей, испытывая острое желание встать и уйти. Видимо, почувствовав это, Рафаэль отбросил вступление.

— Вам нужна церемония? Общение с… — он пошевелил пальцами, — духом джунглей? Расценки мои знаете?

Сергей кивнул.

— Половина сразу, половина по результату.

— Какому результату? — осторожно спросил Сергей.

— А какой вам нужен?

— Чтоб глюки прошли, — мрачно ответил Сергей. — Этот, как его, морок.

— Вы галлюцинируете? — оживился Рафаэль. — Психиатрические причины исключили?

Сергей поднял на него покрасневшие от недосыпа глаза, мечтая запустить в тускло мерцающие очки чем-нибудь тяжелым.

— Впрочем, неважно, — быстро сказал Рафаэль. — Церемонию можно провести прямо на этой неделе, если хотите. Но нужна некоторая подготовка.

— В смысле — подготовка? Экзамен на начинающего психонавта?

Рафаэль поморщился.

— Значит, так, — деловито заговорил он. — Сутки не трахаться. Никаких девочек, никаких мальчиков.

— Мне не до того сейчас, — буркнул Сергей. Спать хотелось так, что реагировать на предположение о мальчиках не было ни сил, ни желания. — Но, если можно, лучше бы обойтись без этих заморочек, духовных.

Глаза за толстыми линзами стали еще больше. На секунду Сергею показалось, что Рафаэль сейчас выругается и уйдет, но тот только на секунду замер, потрясенный кощунством. Мясистые ноздри затрепетали от возмущения.

— А что вы хотите? — взвился он. — Это мощный инструмент мистического познания, а не игрушка! Это вам не экстази по клубам закидываться!

— Я не закидываюсь экстази по клубам, — раздраженно ответил Сергей. — Мне и без того интересно живется. Особенно, блин, в последнее время.

— Вам помощь нужна? — раздраженно спросил Рафаэль. — Или развлечься больше нечем?

— Нужна, нужна, — покаянно ответил Сергей.

— Не употреблять спиртное и не есть ничего, кроме сухарей, — сухо продолжил шаман. — Запивать водой.

— Ничего себе, — опешил Сергей. — А как-нибудь попроще нельзя? Без истязания плоти?

— Это как раз чтобы обойтись без истязания. Не, я могу тебе список запрещенных продуктов дать, но лучше — ничего не есть, это проще. Слушай, оно тебе надо — вникать? Я могу лекцию по биохимии прочитать, а ты ее поймешь? Короче, инсульт хочешь?

— Не хочу, — мрачно ответил Сергей. Затея нравилась ему все меньше.

— Тогда делай, как я говорю. Послезавтра устроит? Встречаемся в одиннадцать. Вечера, вечера. Битцевский парк.

— Почему?!

— Место силы, — сухо объяснил Рафаэль. — Войдешь со стороны Балаклавского…

В половине одиннадцатого Сергей вошел в черный ельник на окраине парка. Фонарик выхватывал из темноты голые стволы, раскисшую тропинку под ногами и сплошной ковер рыжей хвои, усыпанной пакетиками из-под чипсов, обертками мороженого и прочим мусором. Страшно хотелось есть. Перед выходом из дома он сжевал почти целую буханку бородинского хлеба, но это не помогло. Очень хотелось мяса. Или яичницы с колбасой и помидорами, посыпанной зеленым луком. И запить ее не водой, а сладким крепким чаем. А еще лучше — хорошим пивом.

Кажется, именно это называется потерей критики — пойти ночью в лесопарк, чтобы выпить сомнительного наркотического зелья в компании незнакомца, рекомендованного приятелем с «напряженной духовной жизнью». Надо было все-таки к психиатру, подумал Сергей. И, наверное, еще не поздно. Он остановился, раздумывая, и в этот момент его снова накрыло. Сергей пошатнулся, едва удержал равновесие, цепляясь за шершавый еловый ствол, чувствуя, как щеку царапает сухая кора…

…Очнулся от тяжелого, мутного сна, трясясь от промозглого холода под отсыревшим одеялом. Лагерь обступала бархатная тьма сельвы, бледное свечение древесных стволов. Здесь все было мокро, все гнило, и, разлагаясь, испускало белесое сияние. От рубашки несло потом и плесенью. В близкой реке плеснуло: какое-то животное нырнуло в воду — то ли капибара, то ли кайман. Художник сел, охватил руками колени, пытаясь унять озноб и понять, что его разбудило.