Бомба для империи - Евгений Сухов

– Талан на майдан, Ленчик!

Ленька отвел взгляд и сделал вид, что не узнает «грача». Всеволод Аркадьевич пристально посмотрел на Ленчика, а затем перевел взгляд на нахала. Казалось, Долгоруков хотел что-то сказать, но промолчал…

– Ты что, своих не признаешь? Забурел, что ли? – загородил Ленчику проход «грач». – Это же я, Васька!

– Шайтан на гайтан, Вася, – ответил Ленчик и вымучил из себя улыбку. – Вы идите, я догоню, – сказал он, обращаясь к Долгорукову и остальным. – Вот, старого знакомого встретил…

– Не задерживайся, – буркнул в ответ Всеволод. А Давыдовский, оглядев «грача» с головы до ног, спросил:

– Может, помочь?

– Да не-ет, – протянул Ленчик, изобразив беззаботную улыбку. – И правда, хорошего знакомого встретил.

– Ну-ну, – произнес Давыдовский и прошел вслед за Севой. Этот «хороший знакомый» Ленчика Павлу Ивановичу явно не нравился.

– Ты чо, и правда забурел? – поглядывая на Ленчика, спросил «грач». – Вона компанию с какими карасями икряными водишь. И сам в ладной сбруе, ровно карась.

– Да это так, для блезиру, – соврал Ленчик. – А так я, Вася, все более на подхвате.

– Баки крутишь, – резюмировал «грач». – Когда мне кто баки крутит да вола водит, я завсегда чую.

– Да не брешу я, – придав голосу нотки возмущения и обиды, произнес Ленчик. – Правду говорю.

– Лады, – констатировал Васька, подводя черту первой части разговора. – Айда на палубу, позюкаем малость. Покумекаем по-свойски.

Прошли на палубу.

Несмотря на то что пассажиры пароходика ринулись в буфетную, на палубе все равно было достаточно народу. Васька потащил Ленчика на нос, где публики было всего несколько человек: мужчина без головного убора с развевающейся на ветру длинной гривой волос, похожий на художника или музыканта, и юноша с девицей, надеющиеся на романтический вечер в Аркадии и на не менее романтическую ночь.

– Давай, ботай, кто это такие, что были с тобой. Да не вздумай мне вкручивать баки, – громко сказал «грач».

Гривастый опасливо оглянулся на них, а молодая пара теснее прижалась друг к другу.

– А я тебе в стукачи не нанимался, – так же громко ответил Ленчик. – Ты кто мне, брат, сват? Или я тебе должен чего?

– Ишь, как заботал, карасик! – скорее прошипел, нежели сказал «грач», но прошипел так, что было слышно и на корме пароходика. – Может, взять тебя за горлец да заслать перышко под душу? – С этими словами «грач» незаметным движением вытащил из голенища сапога большой финский нож и помахал им перед носом Ленчика. – Что, теперь ты посговорчивее будешь, а, карасик?

– Да пошел ты!

С этими словами Ленчик ударил по руке «грача». Нож выпал. Васька с размаху саданул Ленчика в челюсть. Тот охнул, затем изо всей силы толкнул «грача» в грудь. Парень взмахнул руками, отлетел к борту и, по инерции перегнувшись, не удержался и упал в воду.

– Ах! – вскрикнула девица, что до того прижималась к своему кавалеру, который нашептывал ей в ушко разные приятственные глупости.

Все разом: Ленчик, гривастый художник (или музыкант) и влюбленная парочка перегнулись через борт. «Грач», изрыгая проклятия в адрес Ленчика, неловко махал руками и, кажется, захлебывался всерьез.

– Человек за бортом! – вдруг завопил гривастый и бросился к капитанской рубке.

Парочка, опасливо посматривая на Ленчика, сторонкой обошла его и тоже прошла к капитанской рубке.

Пароходик застопорил ход. Недоумевающие пассажиры, прознав, что человек упал за борт, высыпали из буфетной и сгрудились у одного борта, в результате чего пароходик накренился, и создалось впечатление, что он вот-вот перевернется. Возможно, так оно бы и случилось, потому как капитан выскочил из рубки красный, как вареный рак.

– Разойдитесь! – заорал он в помятый медный рупор. – Всем пассажирам отойти от правого борта! Перевернемся, мать твою!..

К месту падения «грача» полетели спасательные круги, в воду бросилось несколько смельчаков. Они плавали вдоль парохода, ныряли и, вынырнув, отрицательно мотали головами, потом ныряли еще и еще.

И все без толку.

«Грача» нигде не было. Последний раз его видели саженях в пяти от парохода. Он неловко хлопал руками по воде и срывающимся голосом вопил, что не умеет плавать. Потом пропал, и на воде какое-то время покачивался его засаленный картуз. Через минуту исчез и он.

– Утоп, – констатировал первый ныряльщик, поднявшийся на борт пароходика.

– Определенно утоп, – подтвердил второй.

– Амба, – коротко резюмировал последний.

Какое-то время два матроса на шлюпке пытались баграми выудить тело утопленника со дна озера, но безуспешно: Дальний Кабан было глубоким и весьма илистым озером. Самым глубоким и илистым из трех одноименных растянувшихся в цепь озер. Не зря, по слухам, казанский хан именно в нем спрятал запечатанные бочки с казной перед самым приходом под стены города русского царя Ивана Васильевича, позже прозванного Грозным.

Ленчика заарестовали. Двое дюжих матросов, которые до того орудовали баграми, отыскивая в озере тело утопленника, теперь крепко держали парня под руки. Попытки отбить у них Ленчика и даже выкупить за огромные для матросов деньги ни к чему не привели: Сева и компания были с позором выдворены из капитанской каюты, куда матросы привели Ленчика. Парень бился в их руках пойманной рыбой, кричал, что его хотели зарезать и он лишь отбивался, но на капитана и матросов его вопли не производили никакого впечатления. Лишь единожды, когда Ленчик уж больно сильно заорал, что он невиновен и только самооборонялся, капитан, старый речной волк, негромко произнес:

– Ничего, в участке разберутся.

На беду на пароходе присутствовал помощник пристава Четвертой полицейской части Полупанов, губернский секретарь. Ему на руки и сдали Ленчика.

Покудова помощник пристава опрашивал свидетелей – человека с гривой, похожего на музыканта (или художника), и молодую влюбленную пару – и записывал в памятную книжку их имена, адреса места жительства и показания, пароходик изменил курс. Еще через сорок минут, пришвартовавшись у пристани Ново-Иерусалимского монастыря, резиденции казанского архиепископа, пароход высадил помощника пристава (вместе с вызвавшимся помочь ему отставным квартальным надзирателем Игнатием Разиным) и Ленчиком и пошел далее, держа курс на Аркадию…

Следом за полициантами и Ленчиком на берег сошли Всеволод Аркадьевич Долгоруков, Самсон Африканыч Неофитов, Павел Иванович Давыдовский и Лука. Лица у всех, включая Луку, были напряженные и мрачные. Оно и понятно: какое уж тут питие горячительных напитков и веселие с певичками, когда их друга под белы рученьки в участок волокут.

– Вы бы, господа, шли себе, – заметил им не очень по-доброму помощник пристава.

– А… куда вы его? – с тревогой спросил Давыдовский.

– Куда-куда… в участок, разумеется! – ответил Полупанов.

– Но он же только самооборонялся! – возмутился Африканыч. – На вас ежели с ножом полезут, вы что, разве не будете сопротивляться?

– А вот свидетели показывают, что это он первый начал утопленнику грубить. Тот не выдержал оскорблений и ударил. А этот ваш, – Полупанов кивнул на Ленчика, – его за борт взял да и выкинул. Что-то, господа хорошие, это все не очень похоже на самооборонение…

Ленчик молчал.

– Ступайте, господа, ступайте, – повторил помощник пристава и начал хмурить брови. – Не положено вам, гражданским лицам, при задержанном пребывать…

– Да я бы один справился, – сказал Полупанов отставному квартальному надзирателю, когда Долгоруков и компания отошли. Правда, сказал тепло, с ноткой благодарности в голосе. – Вы ведь уже не полицейский.

– Бывших полицейских… не бывает, – ответил Игнатий Разин. Полупанов посмотрел на него и сморгнул:

– Благодарю вас.

– Ну, что вы. Не за что.

– Ну, как не за что? Вы ведь ехали отдыхать в Аркадию, а тут вон какая оказия, – извиняющимся тоном произнес помощник пристава.

– Да ведь и вы ехали в Аркадию отдыхать, – резонно заметил отставной квартальный надзиратель.

– Это точно, – невесело усмехнулся Полупанов и покосился на Ленчика: – И что вы на пароходе-то не поделили с утопленником? Не могли, что ли, берега дождаться?

Ленчик промолчал. Он вообще как-то притих и только следил за развитием событий, как зритель, который боится отвлечься от представления и чего-либо пропустить. Впрочем, Ленчик был вовсе не зрителем…

А спектакль разыгрывался на славу. И главное – как по-писаному…

– И что мы теперь будем делать? – посмотрел на Севу Африканыч. – Ленчика-то надо выручать.

– И каким образом выручать? – покосился на него Долгоруков. – Ты знаешь, как это сделать?

– Нет, – не сразу ответил Неофитов.

– Вот и я не знаю, – буркнул Всеволод Аркадьевич, скорчив недовольную гримасу.

– И что же делать?

– Продолжать начатое…

Разговор происходил поздней ночью, когда, так и не доплыв до сказочной Аркадии, все собрались в особняке Долгорукова.