Наставница королевы - Карен Харпер

Следующие два года мы постоянно ездили ко двору, возвращались к себе и снова отправлялись в дорогу, вплоть до января 1547 года, когда король серьезно заболел. Елизавета весьма продвинулась в обучении, после того как ей разрешили время от времени посещать вместе с принцем и несколькими отпрысками знатнейших фамилий занятия у наставников Эдуарда. Особенно она подружилась с Робертом Дадли, одним из приятелей Эдуарда. Елизавета и Дадли настолько сблизились, что запросто называли друг друга Робин и Бесс. Но в том году на Святки королю стало значительно хуже, и все трое его детей были отправлены каждый в свою загородную резиденцию.

— Королева своими заботами опять поставит его на ноги, — настойчиво уверяла нас Елизавета. — Я так рада, что они снова живут в мире и согласии. И как только кто-то осмеливается уверять короля, будто королева хранит у себя еретические книги, а потому представляет угрозу для него!

Я кивнула и посмотрела на Джона — мы втроем возвращались в Хэтфилд-хаус после ежедневной прогулки верхом. У нас с ним тоже были книги такого рода, но вряд ли их можно было считать еретическими — то были книги о новой вере, протестантизме, называемом так потому, что его приверженцы протестовали против устаревших догм и обрядов папской Церкви.

Позади показался всадник, летевший вперед карьером. Джон обернулся и привстал на стременах. Он ехал на вороном жеребце по кличке Командир, а я — на Медоу, дочери Джинджер. Под седлом Елизаветы шла Регаль, трехлетка, и кличку ей дала, по предложению Джона, сама Елизавета. Не было уже ни Брилла, ни Джинджер, и их смерть, как и смерть людей, которых я знала, заставляла меня вспоминать о том, как быстро летит время.

— Это Джейми, он скачет из Лондона, — сказал Джон, выпустив на морозе облачко пара изо рта. — Должно быть, его величеству стало лучше и нас снова призывают ко двору.

Джейми, один из помощников Джона, натянул поводья и поклонился Елизавете, которая восседала на лошади между нами.

— Ваше высочество, — обратился Джейми к принцессе, поскольку титул был возвращен ей после того, как ее восстановили в правах наследования, — вам приказано отправляться в Энфилд[55] и там ожидать прибытия вашего брата.

— Как здоровье моего отца? — спросила Елизавета.

— Неважно. Но он, как всегда, преисполнен решимости и силен духом.

Мы направились в дом и стали укладывать вещи. Я впервые попыталась представить себе, какой станет Англия без Генриха VIII. Другого короля я не помнила, ведь нынешний монарх взошел на престол в 1509 году, когда мне было всего три года. Я была уверена, что Генрих выздоровеет, невзирая на свою чрезмерную полноту и больную ногу. Но я не могла не задуматься и о том, чего нам не досказал гонец. Ведь в конце концов, считалось государственной изменой не только покушаться на жизнь короля, но даже упоминать о его смерти или воображать себе таковую — как будто кто-нибудь мог проникнуть в чужие мысли, кроме Всевышнего. Так что все мои мучительные раздумья, по сути, были государственным преступлением!

— Снова в Энфилд, — шепнул мне Джон хмурым утром, подводя лошадей; мы отправлялись в путь.

— Именно, — ответила я и улыбнулась.

Мы оба очень любили Энфилдский дворец в графстве Миддлсекс, даже больше, чем нравившийся нам Хэтфилд-хаус. Кое-кто называл его Энфилд-чейз[56] за большой парк, служивший местом охоты. Сам дворец представлял собой просторную усадьбу из красного кирпича, окруженную стеной и рвом с водой. Там не было беспорядочного скопления всевозможных строений, зато дворец был очаровательным и полным жизни. У ворот имелось внушительное здание для стражи, а вдоль подъездной аллеи выстроились рядами липы. На главном дворе хлопотали работники и слуги, а посреди мощенного булыжником внутреннего двора, окруженного зданиями, где помещались покои короля и его свиты, журчал фонтан, доставляя радость тем, кто жил в этих покоях. В Энфилде были еще часовня, крытое помещение для игры в шары и водопровод, снабжавший дворец свежей водой. Два маленьких озера кишели рыбой, а сады с искусственными прудами манили любителей романтических прогулок при лунном свете. Мостик через Девичий ручей соединял роскошный фруктовый сад с огороженным парком, где водились олени, — Джон провожал туда на охоту гостей и Елизавету. Короче говоря, это был наш с Джоном любимый дворец.

Но в тот день, уже ближе к вечеру, когда мы добрались до Энфилда, он показался нам застывшим, затерянным во времени и пространстве. Мы ни разу не бывали здесь зимой. Вода во рву покрылась коркой льда, мороз разрисовал узорами окна, а земля была плотно укутана свежим снегом. Нас встретил управляющий и доложил, что получено сообщение: принц и его свита во главе с Эдуардом Сеймуром, графом Хартфордом, вот-вот прибудут сюда.

Едва мы успели поесть и переодеться, как во внутренний двор въехала и спешилась у фонтана упомянутая свита, в которой было столько воинов, сколько я до сих пор и не видывала. Некоторые из них — в камзолах и плащах с эмблемами Тюдоров, иные — с эмблемами Сеймуров.

Из окна второго этажа я наблюдала за тем, как Джон заботится о лошадях. Елизавета сбежала вниз, присела перед братом в реверансе и обняла его. Держась за руки — совсем ведь еще дети, — они исчезли из вида. Я тоже поспешила вниз — приветствовать прибывших. Всем распоряжался граф, дядя принца Эдуарда и брат Тома. У него было более заостренное, чем у Тома, лицо и длинная черная борода. Черты лица были хищными, и крупный орлиный нос только подчеркивал эту особенность. Поза и манера обращаться к окружающим всегда были полны невыносимой надменности. К моему огорчению, граф тотчас же проводил Елизавету и Эдуарда в старинный средневековый большой зал и закрыл двери для всех прочих.

— Как здоровье его королевского величества? — спросила я у одного из офицеров.

— Плохо! — только и сказал он в ответ.

И тут я услышала пронзительные крики. Елизавета визжала. Мой инстинкт взял верх над условностями. Я опрометью бросилась к двери и распахнула ее прежде, чем кто-либо из охраны графа сумел мне помешать. Два ребенка — принц и принцесса крови — стояли в лучах заходящего солнца, льющихся из множества окон, и рыдали, крепко прижавшись друг к другу. Сеймур молча наблюдал за ними.

«Король умер!» — догадалась я. В тот холодный январский день недавно наступившего 1547 года умер король! А передо мной стояли новый король, худенький мальчик девяти лет, и Елизавета, которой исполнилось тринадцать и которую теперь отделяли от трона всего две смерти.

— Вас я не звал! — крикнул мне граф, когда я обняла детей, а Елизавета ухватилась обеими руками за мою талию.

— Она моя воспитанница! — возразила я графу.

— Раз так, перестаньте обниматься и преклоните колени перед новым государем! — приказал он.

Мы так и сделали. Вскоре к нам присоединились остальные. Все встали на колени перед очень испуганным мальчиком. Кажется, он был испуган не столько тем, что потерял отца, не столько своим новым высоким положением, сколько присутствием родного дяди.

Не успела я обрадоваться тому, что Томас Сеймур навсегда исчез из моей жизни, как выяснилось, что я заблуждалась. Я была вне себя от ярости, ибо сразу же после смерти короля, зимой 1547 года, Том втайне стал делать матримониальные предложения сперва принцессе Марии, затем Анне Клевской (ни больше ни меньше!), а потом — вот ведь негодяй! — даже Елизавете! Я случайно увидела ее письменный отказ, адресованный ему, хотя (скажу честно) сама я сформулировала бы его куда резче. Но с тех пор, как четыре года назад отец прогнал Елизавету, она научилась обращаться с влиятельными мужчинами, пуская в ход не уксус, а мед. До сего дня помню отрывки из ее ответа Сеймуру:

«…Не скрою, что Ваше письмо, само по себе очаровательное, немало меня удивило. Не говоря уже о том, что ни возраст, ни личные склонности не располагают меня к мыслям о замужестве, менее всего я ожидала получить просьбу о браке в такое время, когда я способна лишь оплакивать смерть отца моего.

Вследствие сего, почтенный лорд-адмирал, позвольте мне прямо сказать, что… я с величайшим удовольствием навсегда останусь Вашей слугой и другом.

И снова я решила, что Том нам больше не страшен, когда — вскоре после погребения прежнего короля и коронации нового — мы получили распоряжение от Тайного совета. Его теперь возглавлял Эдуард Сеймур, провозглашенный лорд-протектором короля и королевства до достижения новым монархом совершеннолетия. Тайный совет вверял принцессу Елизавету заботам и попечению вдовствующей королевы Екатерины, которая теперь поселилась со своей свитой в Челси-на-Темзе, к юго-востоку от Лондона.