О гномах и сиротке Марысе - Мария Юзефовна Конопницкая

Травкой проглянула в ночь на могиле, Травкой проглянула — что её дети?.. Мачеха едет с венчанья в карете — Щёлкает кнутик, лошади скачут!.. Сироты плачут!.. Сироты плачут!..

Тихий, слабый голос отозвался в лесу и смолк.

Старушка снова сгорбилась, вздохнула и поплелась дальше.

Вдруг она остановилась, подняв палку:

— Ой ты свечка царская, девка красная! На солнышко глядишь, личико пригожее золотишь — сок в тебе золотой от кашля, хрипоты грудной! Полезай в лукошко!

Она отмахнулась от пчёл, жужжавших над ней, сорвала верхушку стебля с мелкими цветочками и, шепча что-то, двинулась дальше. Но вот опять наклонилась:

— Ох, полынь трава, больно ты горька, да сила твоя велика. Без горечи не проживёшь свой век, пей да терпи, хворый человек! Ступай в лукошко!

Полынь и царские свечи вывели её из лесу в овражек, на край луга, который докашивали косари.

Там возле дикой груши рос шиповник. Старушка направилась к нему, бормоча:

— Ой, шиповник, шиповник, положу тебя под порогом — не войти в дом тревогам! Ступай в лукошко!

Постояла минутку, поглядела и уже собралась идти дальше, да зацепила палкой торчащий из земли корешок. Глаза у неё загорелись, лицо просияло, она нагнулась и стала поспешно выкапывать корень, приговаривая шёпотом:

— В котёл чёрный кинь корень-покры́нь с человечьим лицом да вари тайком, чтобы кость срослась целиком!

Тянет старушка корешок, а земля не пускает.

Вдруг послышался крик.

— Что такое? — шепчет старушка. — Никак, Адамова голова кричит, из земли вылезать не хочет?

Отпустила корешок, прислушалась: голоса словно бы человечьи… Заспешила старушка, ковыляет, на посошок опирается, запыхалась. А голоса всё слышнее. Наконец вышла на берег ручья и видит: гномы толпой обступили лежащую без чувств лягушку. Руки заламывают, плачут, голосят:

— Музыкант! Наш музыкант умер!

Старушка не удивилась, не испугалась. Чего ж тут дивиться: она весь свой век небось с разными дивами да чудесами зналась. И с гномами тоже не один раз встречалась. Эка невидаль!..

Она заморгала голубыми глазками, подошла ближе и прошамкала:

— Что тут у вас приключилось?

А гномы в ответ:

— Ах, наш музыкант лопнул! Спасите, бабушка, нашего музыканта!

Покачала старушка головой, подняла одну лягушачью лапку, отпустила, подняла другую — мёртвый. Даже ухо своё старое к грудке приложила, слушает.

Послушала, послушала — и улыбнулась… Жизнь ещё теплилась в бедняге. Подняла голову старушка и говорит:

— За тремя горами, за тремя морями стоит избушка на курьих ножках — нет к ней дорожки; ну-ка, слетай одним духом, принеси иголку с золочёным ухом да шёлку катушку — спасём квакушку!

Кинулся Петрушка со всех ног к Петровой хате и просит ласточку:

Ласточка-летунья, Быстрая пичужка, Посади на спинку Гномика Петрушку!.. Мчи на крыльях скорых За моря, за горы. Там стоит избушка, Где живёт старушка! Должен я, Петрушка, Слетать одним духом, Принести иголку С золочёным ухом, Да ещё и шёлку Целую катушку, Чтоб спасти лягушку!

Защебетала ласточка, согласилась.

Вскочил на неё Петрушка — фьюить! Только его и видели! Будто ветром сдуло.

А старушка наложила крест-накрест веток, развела костёр, сварила зелье и намазала им лягушку. Помогают ей гномы кто как может: один хворост тащит, другой огонь мешком раздувает, третий горшочек с зельем держит. Сам король Светлячок Вродебарину голову поддерживает и всякий раз, как взглянет на него, жемчужные слёзы роняет.

Не прошло и минуты — над долиной мелькнула тень: это быстрокрылая ласточка вернулась.

Соскочил с неё Петрушка проворно, поблагодарил и подал старушке иголку и катушку шёлка.

Старушка достала очки, на нос нацепила, продела шелковинку в иголку и принялась зашивать несчастную лягушку. Обступили её гномы, шеи повытянули, на цыпочки встают, через головы заглядывают. А старушка сшила лопнувшую кожу, сунула под нос Вродебарину стебель дягиля и дунула три раза.

Лягушка как чихнёт! Будто из пушки выпалили!

Гномы с перепугу врассыпную бросились. А Вродебарин приоткрыл один глаз — опять закрыл, приоткрыл другой. Приподнялся, сел, глазами ноты ищет. Схватил, рот разинул — вот-вот запоёт.

Но из раскрытого рта не вылетело ни звука. Разинул ещё шире