Я дрался на Ил-2. Книга Вторая - Артем Драбкин

— Сколько обычно делали заходов по цели?

— Сколько делать заходов, определялось до вылета. Максимум было пять. А так в зависимости от цели и боекомплекта. Один раз в Польше ходили на цель. В кабину стрелка на втором заходе попал снаряд. У него комбинезон был весь в осколках фанеры, но ни одной царапины. В этот же день опять летим на эту цель. А надо сказать, что в полку было всего два самолета-стрелки, как мы называли Ил-2 с металлическими консолями крыла. Смотрю, в левой плоскости дырка, обшивка «розочкой». Погода была отвратительная, облачность сто метров, а до цели почти сто километров. Пришел группой, на малой высоте. На четвертом развороте на высоте пятьдесят метров выпустил щитки, и самолет начало переворачивать, я правую ногу, ручку вправо. Самолет дернулся, и колеса коснулись земли. Оказалось, перебило тягу щитка, правый выпустился, а левый нет. Если бы высота была больше — перевернулся бы и разбился.

За бои в южной Карелии я был награжден орденом Отечественной войны II степени.

— Где было тяжелее летать: в Германии или на Карельском?

— Финны были злее, чем немцы. Против них было тяжелее воевать. Зенитки не прекращали огонь, даже если их атакуешь.

— По своим попадали?

— Я — нет, но как-то, возвращаясь с задания, шел на высоте 800 метров. Смотрю, в чистом поле в два ряда стоят «катюши». Правее меня «горбатый» вводит в атаку группу… Женский голос в эфире надрывается: «„Горбатые“, что вы делаете?! Бьете по своим!!!» По своим всегда хорошо получается — они же не стреляют. Хорошо, что все дивизии имели опознавательные знаки, так что легко было понять, кто по своим отработал. А бывало и так. Команда: «Бить по переднему краю!» Над своими войсками начинаешь стрелять, гильзы падают со свистом. Солдаты кричат: «По своим стреляют!» Один раз я тоже чуть не попал по своим. Это было на Висле в районе Грауденц. Войска ушли вперед. Хорошо, что, когда я пришел, они обозначили себя ракетами.

— Войска хорошо себя обозначали?

— Не очень. Когда стоят в обороне, тогда можно обозначить, а когда наступают… Этот полк вперед продвинулся, тот на месте стоит. То полотнищами обозначали себя, дымами, ракетами. Ждешь ракету одного цвета, а там другого. Конечно, и станции наведения работали, но ориентироваться было непросто.

— Задний стрелок нужен был?

— Нужен.

— Бомбового прицела не было?

— Не было. Бомбили «по лаптю» — риски были на капоте нанесены. Прицелы для стрельбы то были.

— Бомбили обычно с какой высоты?

— В зависимости от взрывателя. Когда ходили на бреющем полете, ставили взрыватель с 8-секундным замедлением. Такая бомба ударяется о землю и отскакивает. Было так, что свой же самолет догоняет… В Карелии на озере Имандра сделали полигон. Выложили на льду круг из лапника, крестом обозначена цель. Мы, восемь пар, шестнадцать самолетов, должны были прийти и обрабатывать этот круг. Последовала команда загрузить в бомболюки бомбы АО-2,5 с безветряночным взрывателем АМ-Б. Эти бомбы снаряжались в кассеты. Когда такую кассету бросал бомбардировщик, она раскрывалась в воздухе и бомбы падали. Кроме того, у нас были учебные бомбы П-40. Мне звонит техник по вооружению: «Последовала такая-то команда». Я ему говорю: «Слушай, не торопись, сколько успеешь, столько и загрузишь». Он решил, что лучше вообще ничего не делать. А в 3-й эскадрилье загрузили эти бомбы. В первом же заходе Ваня Заянов открыл люки, бросает бомбы. И они, друг о друга ударяясь, взрываются. Самолет в районе цели упал. Нам сразу последовала команда: «Кончай атаку. Садитесь».

— К «рс» как относились?

— Хорошо. Сначала были РС-82, а потом 132. К нам приехали с завода на аэродром, где мы стояли. Повесили эти палки. Элероны были перкалевые, они сверху наклепали дюраль. Сашка Акимов, командир первой эскадрильи, полетел проверить. Посреди озера был остров, на котором росли приличные деревья. Он как зашел, как дал, так эти деревья в щепки. Конечно, «рсами» работать можно было только по площадным целям. Самое точное оружие штурмовика пушки и пулеметы. С НС-37 мне летать не приходилось, но и Волкова-Ярцева была хорошей.

— В чем летали?

— Вначале в зимних комбинезонах. Потом мы начали комбинезоны разрезать, делать из них брюки и куртки. На голове меховой шлем, пока связи не было, а потом шлемофон. В 1943 году руководящему составу английская королева подарила хорошие меховые костюмы. Только в них можно было усраться, извините за выражение. Штаны на молнии, которая начиналась от штанины. А как ее достанешь, если она в унтах?

— Нервного напряжения Вы не испытывали?

— Честно скажу, нет. Знал, что навряд ли до конца войны довоюю, все равно убьют, но надо было свой долг выполнить. Мы же действительно были верны присяге. Спал я отлично. Руки в замок под голову и мгновенно засыпал. Утром приходишь к командиру: «Куда лететь?» Объясняют, и полетел. Я комсомольцем до училища так и не стал. Только когда стал инструктором, мне говорят: «Пора все-таки в комсомол вступать». Говорю: «Теперь уже пора». Вступил в комсомол. В партию вступил, когда уже стал командиром эскадрильи.

— С какого вылета Вы начали видеть землю?

— Я любил штурманское дело. Помню, в училище его вел очень хороший преподаватель Судомоев. Поэтому штурманскими навыками я владел хорошо. Я только раз пять ходил ведомым, а так все время группу водил.

— С истребителями финскими приходилось сталкиваться?

— Мне нет.

— У Вас стрелками кто летал?

— Пугач Дима. Помню, он подарил мне серебряный портсигар. Я уже 40 с лишним лет не курю… а тогда курил. Надо сказать, на фронте кормили хорошо. Сто грамм после вылетов давали. Я даже два раза вылетал слегка выпивши. Не специально, конечно. Но уже к переднему краю когда подлетал, голова была светлая.

— Сколько у Вас боевых вылетов?

— Восемьдесят два.

Зимой 1945 года был награжден орденом Красного Знамени. Война для меня закончилась 4 мая 1945 года. День Победы встретил севернее Берлина в городе Пренцслау. В Берлин ездил уже в качестве экскурсанта.

Винницкий Михаил Яковлевич

(интервью Артема Драбкина)

Родился я на Украине, в городе Умани. Жили мы — света белого не видели. Белого хлеба я за все детство не видел! Может быть, там бы и я прожил, но в связи с тем, что начался голод, жрать было нечего, все бросились в Москву. Это было в 1932 году, тогда в центр страны, в Москву, переместилась масса людей. Мы приехали в Москву всей семьей: мать, отец и брат, который погиб в 18 лет…