Глядящие из темноты - Максим Голицын

Он высоко поднял плошку, поводя ею из стороны в сторону, чтобы лучше осветить углы. Тени от предметов метались по комнате, как десяток гигантских крыс.

— Ну вот, сударь, — проговорил юноша успокаивающе, — она убежала.

— Надо же! — в голосе Леона прозвучало искусственное оживление. — Эй, а это что?

— Где?

— Вот эта блестящая штука.

На миг ему показалось, что Айльф просто не заметит ее — и его охватила странная тоска, словно что-то в этом роде уже было.

— Это? — Айльф смешно, по-птичьи, наклонил голову, рассматривая блестящий предмет. — Глаз Карны.

— Да? А зачем он нужен?

— Ох, сударь, ну, просто украшение. Для красоты. «Нет, он точно решил, что я — идиот».

— Брось, малый. Какое украшение в стене? Ты погляди, стоит лишь отойти на пару шагов, и он почти незаметен!

— А они всегда так, — рассеянно сказал Айльф. Он сонно тер свободной рукой глаза. — Кто знает, почему их раньше в стенки тыкали! Это было еще в такие стародавние времена…

— Теперь их делают?

— Нет, сударь. Видать, утерян секрет. А вам-то эта штука зачем?

— Незачем. Послушай… разбуди амбассадора Берга… — Он представил себе разъяренного Берга, которого Айльф посреди ночи вытаскивает из постели. — Нет, ладно, иди спать. Я сам…

«Нужно бы анализатором», — подумал он. Какая-то странная структура… похоже на горный хрусталь или стекло, но он почему-то чувствовал, что это вовсе не стекло. Какая-то органика? Почему у него такое ощущение, будто эта штука… будто она живая…

Он накинул на плечи куртку и вышел в коридор. Здесь было совсем уж неуютно. Ветер сквозил по верху, залетая в узкие стрельчатые окна, расположенные высоко над головой. В дальнем конце коридора трепетало на ветру пламя одинокого факела — пол и потолок тонули в сумраке, точно в темной воде.

И тут он увидел Сорейль.

Казалось, она возникла ниоткуда — только что коридор был пуст, и вот она, здесь, в колеблющемся свете факела… Застыв у стены, Леон молча смотрел, как она проходит мимо, медленно, плавно; лицо, обычно бледное, сейчас было нежно-розовым, точно лепесток персикового дерева, серые прохладные глаза сияли. Неподвижные, слепые глаза — они смотрели на Леона, не видя его. Молча прошла мимо, ничуть не изменив выражения лица. Плащ, шурша, волочился по каменным плитам.

«Она двигалась, точно механизм, — подумал Леон, — но механизм одушевленный, дышащий и трепетный». Наконец она остановилась и, осторожно приоткрыв дверь, проскользнула внутрь. Плащ медленно сполз с плеч, оставшись лежать у порога, точно пустая оболочка. Сбросив наваждение, Леон двинулся за ней. Он подошел к двери, осторожно отодвинул ногой плащ, но, помедлив, остановился. Дверь, в которую вошла Сорейль, вела в комнату Берга.

Айльф уже спал, вновь превратившись в укутанный с головы до ног человеческий кокон. Леон прошел мимо него в свою комнату, устало вытянулся на постели и заснул. Фитилек в плошке трещал и коптил, пока не прогорел весь и тени медленно не обступили массивную резную кровать.

Плотное небо висело над холмом, над замком; сочившийся из него свет был не ярче лунного, но без присущей лунному свету холодной ясности. Тяжелый был свет, тусклый…

Во дворе замка шли приготовления к отъезду: хлюпали по грязи, оскальзываясь, лошади, устало переругивались солдаты. «Похоже, — подумал Леон, наблюдая из окна за происходящим, — его светлость намерен отбыть со всей подобающей пышностью; это вам не пикник на Мурсианском озере — человек сто сопровождающих, а то и больше: внушительная делегация».

На душе было муторно. Он никак не мог ухватить причину скрытой тоски — лишь подспудное ощущение надвигающейся угрозы.

В размеренном обустроенном мире на далекой Земле, где не было, да и не могло быть крупных катаклизмов, человек волей-неволей обрел чуткость особого рода, чуткость натянутой струны, отзывающейся на случайные колебания воздуха, на каждое слабое прикосновение, но рвущейся при грубом движении пальцев.

В комнату вошел Берг. Вид у него был вполне благодушный, словно предстоящее путешествие было не более чем досадной, но незначительной помехой…

— Собрался? — спросил он.

Леон кивнул:

— Почти. Спустимся, как только появится его светлость.

Берг, в свою очередь, выглянул в окно, наблюдая за суетой во дворе.

— Похоже, нам с тобой предстоит двигаться в повозке, а не в конном строю…

— Вот и ладно. На таком-то дожде… Почему-то он ощущал усталость — не о чем было разговаривать, а при мысли о предстоящем путешествии он уже не испытывал давешнего радостного предвкушения — лишь раздражение от того, что предстоит шлепать по грязи, продвигаясь к могущественной Ретре — такому же зловонному, перенаселенному городу, как и все здешние города.

Он рассеянно окинул взглядом комнату — сейчас, утром, когда светильники не горели, она казалась еще более темной, чем ночью. Кстати…

— Я нашел кое-какую любопытную штуку. Черт его знает, что такое… Айльф говорит — украшение…

— Значит, украшение, — равнодушно сказал Берг.

— Непонятно только, что оно украшает. Торчит в стене, круглая такая, почти незаметная… странный какой-то материал. Вроде похоже на стекло, но такого стекла они, кажется, и не делают…

— Так не бывает.

— Не бывает? Посмотри сам!

Он подошел к стене и уже собрался было ткнуть пальцем в мерцающую поверхность, но стена была пуста. Просто стена…

— Ну, что? — спросил Берг из-за его плеча.

— Ее нет… — Он недоуменно обернулся. — Как же так, я не понимаю… Айльф тоже ее видел. Сказал, что они иногда встречаются в богатых домах. Глаз Карны, что ли…

— Он ее и взял, — предположил Берг. — Малый неравнодушен ко всему, что плохо лежит.

— Ну… Не знаю. Сейчас спрошу.

— Он во дворе. Укладывает вещи в повозку. Потом спросишь.

Вид у Берга был снисходительный — словно у взрослого, который от нечего делать потакает глупым выдумкам ребенка.

— Он хорошо перенес вакцинацию? — Леон решил на всякий случай сменить тему. Им все равно уезжать — когда тут искать таинственный глаз.

— Нормально, — равнодушно ответил Берг. — Антигистаминная даже не понадобилась. Да с него все как с гуся вода…

— Я вот все думаю… Не пожертвовать ли нам заговоренную воду его светлости? По крайней мере, это было бы красивым жестом — с нашей стороны.

— Может, и было бы. — Берг отвел глаза в сторону, — но у нас больше не осталось ампул.

— Как это — не осталось?

— Я вакцинировал Сорейль…

— Сорейль?

— Она подвергается не меньшей опасности.

— Но… Послушай, Берг… Ты что, спутался с этой девушкой?

— Мне не нравится слово «спутался», — медленно проговорил Берг.

— Это… ни к чему.

— Это ты мне говоришь? — удивился Берг.

— Послушай, — торопливо продолжал Леон, — я же понимаю, она красива, но…

Он запнулся, поскольку и сам как следует не знал, что он хочет сказать. Наконец выпалил:

— Берг, тут что-то нечисто.

Берг молча смотрел на него своими светлыми глазами, и Леон ощущал себя полным дураком. И все же он продолжал:

— Она… Сорейль… словно знает, как к каждому из нас подступиться, — когда я ее впервые увидел, она была такой беззащитной, такой несчастной, ну, точно испуганный ребенок, она нуждалась в помощи, а… я не мог ей отказать… Ты ведь сам говорил, что я веду себя глупо. Потом она стала никакой — просто шла вместе с нами… я решил, она помешалась от горя. И вдруг она опять преображается — Берг, она такая, какой ты ее хочешь видеть. Потому-то ты не устоял — она словно воплощенная мечта, она…

И вдруг, уже совершенно неожиданно для себя, выпалил:

— Она ведьма!

И под неподвижным взглядом Берга почувствовал, как его лицо заливает жаркая волна стыда.

— Ты сошел с ума, — медленно сказал Берг.

— Послушай…

— Ты сошел с ума. Я всегда подозревал, что у тебя неустойчивая психика, я не подавал докладной — не хотел портить тебе карьеру, но я так и думал… Кишка у тебя тонка для этой работы. Вот ты и сорвался — теперь, когда мы заперты на планете. Посреди ночи померещилась какая-то штука — да ты посмотри на эту стену, разве сюда можно что-нибудь вмонтировать… Ты стал суеверен — отождествляешь себя с ними, а это непозволительно.

И холодно добавил:

— Мне наплевать на твои сексуальные пристрастия, но если ты потратил вакцину на этого проходимца, то какое тебе дело, на кого трачу ее я?

Леон онемел. Он только разевал рот, точно певец на экране головидео при выключенном звуке.

— Помилуй, что ты говоришь! — выдавил он наконец.

— Я говорю, чтобы ты не лез в мою постель.

— Берг!

Но его напарник молча развернулся, отшвырнул ногой попавшийся на пути увесистый стул и вышел. Леон устало потер ладонями лицо. Да кто тут сошел с ума? Он сам? Берг? Господи, ведь Берг — его куратор… Что он там наплетет экспертам? И ничего же не докажешь… Да что творится, в самом деле?