Ричард Длинные Руки – оверлорд - Гай Орловский

Миртус закончил помовать дланями. Сиреневое окно затянулось, с кинжала осыпались иглы, а на полу корчились две фигуры в стальных доспехах.

– Не исчезли! – воскликнул Миртус пораженно. – Ваша милость…

– Забирай, – разрешил я. – Надеюсь, это не люди, никаких конвенций мы не нарушаем, так что ставь над ними любые опыты.

– Спасибо, ваша милость!

– Не за что. Ты хорошо поработал. Он поклонился.

– Ваша милость, я даже не решаюсь сказать, как держались вы…

– Почему?

– Сочтете за лесть.

– А-а-а, – протянул я. – Так как я держался?

– Великолепно, – признался он. – Я не ожидал, что откроется такое окно, а там будет такое… такое! И если бы не ваша отвага…

– Гм, – ответил я. – Тут одной отвагой не обошлось.

Уже без особой опаски забрав кинжал, Миртус направился к выходу, но добычу все-таки держал на вытянутой руке. Арбалетчики переворачивали трупы, шлемы с убитых сняли, там оказались лица, а не морды или черепа скелетов, как почему-то ожидалось, однако что-то в этих лицах показалось не совсем…

Я не успел додумать мысль, как тут же блеснула другая, я сказал торопливо:

– Миртус, погоди! У тебя не найдется, случаем, средства… обостряющего запахи?

– Запахи? – переспросил он с недоумением.

– Не сами запахи, – поправился я, – а их… восприятие. Я вот подумал, что любой зверь оставляет следы, а человек – еще тот зверь! Но даже зверь умеет заметать следы. Человек – тем более. Но все равно опытные охотники распутывают следы хитроумных зверей. Колдун прячется от наших глаз, но у человека есть еще и слух, нос, щу палки…

Он слушал внимательно.

– Ваша светлость, – сказал он серьезно, – даже собаки не почуяли!

– И что?

– А уж у них носы…

– Тот гад принял меры, – согласился я. – Знал, что прокрадывается на важный и защищенный объект. Еще он старается не топать, когда ходит невидимкой, не сопит, не хрюкает, не чешется, как сэр… ну, некоторые, некоторые. Я не вижу другого пути, как обострить восприятие… ну, скажем, запахов! Их контролировать труднее всего.

– Почему именно запахи? – пробормотал он. – С ними непросто.

– Все-таки подумай, – сказал я настойчиво. Он сказал несчастливым голосом:

– Есть у меня травка…

– О, – сказал я, оживая, – что-то знакомое!

– Правда? Только эта травка усилит ваше чувство запахов на полсуток, не больше. А потом вам будет настолько плохо, что…

– Изблююсь?

Он сказал, отводя глаза:

– И это тоже.

– Давай, – велел я твердо. – Время не ждет, как сказала королева. А туалет у меня отдельный.

– Еще приготовить надо…

– Берись сейчас же!

Под утро Миртус осторожно сообщил, что все в порядке, зелье готово, но, может быть, не стоит сеньору лично, у него много отважных рыцарей…

– Много, – согласился я. – Особенно отважных. А что, отвага сейчас много решает?

Он отвел взгляд в сторону.

– Как скажете, ваша светлость.

– Наливай, – сказал я.

Он вздохнул, на свет из-под полы халата появилась массивная фляга из темного металла. Я придвинул к нему кубок, Мартус налил почти до половины, взглянул с вопросом в глазах.

– Можно разбавить водой…

– Будет слаще? – спросил я.

– Нет…

– Тогда зачем?

– Не так горько, – объяснил он.

– Зато пить дольше, – сказал я невесело.

Он молча наблюдал, как я, задержав дыхание, медленно пил зеленоватую жидкость. Горло слегка жгло, а когда я допил и опустил пустой кубок на стол, на лице Миртуса я увидел громадное уважение.

– Что? – спросил я непонимающе.

– Вы крепкий человек, – проронил он. Я отмахнулся:

– Вы ж ничего, кроме вина, еще не знаете… Счастливые, у вас еще не было Менделеева с его самым гениальным открытием, я имею в виду водку, да и про коньяк знаете только, что есть такой мелкий городишко…

Я говорил, преодолевая головокружение. Лицо Миртуса деформируется, глаза то прячутся, как у орка, то вылезают наружу, словно рачьи. Меня погрузило в уже знакомый мир причудливых запахов и красок, ароматы стали интенсивнее, мощнее, появились новые оттенки, мир покачнулся…

Я поспешно ухватился за стол.

– Ваша светлость, – донесся встревоженный голос Миртуса. – Как вы?

– Хреново, – буркнул я.

– Потерпите, – посоветовал он жалким голосом. – Скоро пройдет…

– Совсем?

– Нет, но… можно будет терпеть.

– Оставайся здесь, – велел я, – а я иду на большую охоту. Бобик!.. Бобик!

В цветную меняющуюся вселенную ворвался блестящий вихрь, похожий на бешено двигающийся огромный ком ртути. Потом Бобик превратился в жуткое чудовище, похожее на выплавленного из темного стекла медведя. Я тупо всматривался, не понимая, почему черный, как украинская ночь в новолуние, Пес светится, почему от него не привычные запахи пота, кожи, шерсти, загнивающего мяса в зубах, а серебристый свет с радужной каемкой, каким бывает вокруг луны гало, что раньше толковалось, как предвестник войны, потом – к изменению погоды, а теперь вот снова к войне, мору, вторжению троллей…

– Ладно, – сказал я, осторожно вылезая из-за стола, – время не ждет. Бобик, сидеть!

Серебристое чудовище подняло голову, глаза как блюдца. Я осторожно погладил по огромной башке, странное чувство, когда под пальцами привычная шерсть, а вижу совсем другое. Комната качнулась, как корабль на волнах, но я удержал ее на месте и пошел к двери.

Шпион уверен в своих силах, потому будет поблизости. Местных магов опасается, но, похоже, не слишком. Значит, не придется слишком долго искать, а то зелье слишком забористое, в моем серединном Миртус стал бы королем наркобаронов…

В коридоре я напустил на себя задумчивый вид. Бобик вышколенно идет рядом, я спустился по лестнице, заглянул в кладовки. Везде цветные струи запахов, все знакомое, по каждой скажу не только где чья, но кто в каком настроении, в какой форме, здоров или нет.

Когда начал уже уставать, среди ярких и насыщенных цветных струй увидел прижавшуюся к полу бледно-фиолетовую с кисловатым оттенком и шероховатую. Бобик тоже повел в ее сторону носом. Я остановился, он посмотрел на меня с вопросом в умных глазах.

– Эх ты, – сказал я, – что ж не сказал раньше?

Он ответил укоризненным взглядом, что нужно было спрашивать правильно, а то теперь легко умничать. Я виновато развел руками.

– Ты прав, прав… Но теперь ищи! Именно этого гада ищи!

Вообще-то можно теперь и без него, но струя слишком уж жмется к полу, в то время как все остальные медленно рассеиваются во всем пространстве, от стены и до стены, от пола и до потолка. Кроме того, действие зелья уже ослабевает.