Томми + Мерри и двенадцать дней Рождества - Элли Холл

этого не становится. В любом случае, я не могу заставить вас двоих пожениться или что-то в этом роде, но если вы подумываете об этом, то не сомневайтесь. Бегите в церковь и скажите: «Я согласен».

Мы с Томми улыбаемся, словно не уверены, что делать с его комментарием.

Выражение лица мистера Марли остается серьезным.

— Сэр, я работаю над этим, — заверяет Томми, подмигивая.

Я просто не знаю, как мы сможем построить отношения и наладить бизнес.

Мистер Марли смягчается еще больше и предлагает нам воспользоваться офисным помещением на втором этаже, прежде чем уйти.

Я поворачиваюсь к Томми и говорю:

— Да уж, мне бы сейчас не помешала фрикаделька.

Я также хотела бы бесконечно долго наблюдать, как Томми закатывает рукава, зевает, закинув руки за голову, демонстрируя свой идеальный пресс. И хотела бы снова почувствовать, как его губы прижимаются к моим в сладко-пряном поцелуе. Но я не могу получить все, что хочу, не так ли?

ГЛАВА 12

ТОММИ

Никто не поспорит с тем, что то, чего Мерри, мои братья и я достигли в магазине за один день, впечатляет. Конечно, есть еще множество задач, которые предстоит выполнить, а также немаловажный вопрос о фактической подготовке места для публики.

Однако, когда возвращаюсь домой после долгого дня, у меня один из тех мультяшных моментов выпучивания глаз. Мои родители украсили дом к Рождеству сверху донизу.

Когда уходил сегодня утром, здесь не было ни елки, ни гирлянды, ни пятнадцати чулок, ни разноцветных огней. Дополнительные чулки предназначены для семьи Фрэнки и один для Мерри. Кроме того, в окнах светятся ангелы с трубами, красные банты и безделушки, кажется, повторяют друг друга, когда я хожу из комнаты в комнату, а на двери висит венок размером с гигантскую пиццу.

Не только это, но и то, что они приготовили еду, которая наверняка заставит Мерри согласиться на наш союз, хотя бы из-за преимуществ вкусного питания. Как и было обещано, у нас есть фрикадельки, чесночный хлеб, сливочная полента с сыром пармезан, лимонное ризотто со спаржей и даже лазанья. Десерт — замороженный тирамису с рынка. Типичное любимое блюдо итальянцев — нежный бисквит, пропитанный кофе со сладкой сливочной начинкой и посыпанный какао. Моя семья согласна, что это не лучшее, что они когда-либо пробовали. К сожалению, ни мама, ни папа не особенно одарены в выпечке.

Однако, набив полный рот, Мерри выпаливает:

— Тирамису, где ты был всю мою жизнь?

Все хихикают, и она становится такой же красной, как мамин соус «маринара».

У каждого есть свое мнение о том, что десерт мог бы быть лучше. Признаюсь, даже я поэтично говорю о том, как сильно люблю хороший тирамису.

И все это время самая странная вещь в другом. Мама не отходит от Мерри, поощряя ее есть больше и спрашивая о пирогах, которые она печет. Обычно, когда кто-нибудь из нас приводит домой девочек, наша мать задирает нос и задает колкие вопросы, как будто хочет понять, достаточно ли они хороши для ее драгоценных сыновей. Да, и все это время настаивая, чтобы мы поженились. Поди разберись. Вместо проницательной и несколько критичной женщины, какой я ее ожидал увидеть, мама мгновенно пропитывается симпатией к Мерри. К моему удивлению, она даже предлагает помочь ей на базаре в эти выходные.

Позже, когда я спрашиваю, что она думает о Мерри, мама отвечает:

— А что в ней может не понравится?

Точно.

У меня не хватает духу сказать маме, что Мерри осторожно и скептически относится к тому, что мы вместе, но я работаю над тем, чтобы изменить это, а также усовершенствовать тесто для пиццы.

На следующий день я почти не вижу ни одну из них, поскольку они вместе пекут пироги для церковного рождественского базара в доме Мерри.

К сожалению, открытие на первое декабря, на которое я надеялся, откладывается из-за медленных сроков доставки из-за праздников. Но пока женщины готовятся к мероприятию, я занимаюсь приготовлением пиццы. Конечно, мои младшие братья — подопытные.

К моему удивлению, тесто оказалось съедобным. Они хвалят меня за начинку, и я не нахожу ничего подобного в мусорном ведре.

Чувствуя себя прекрасно, несмотря на задержку открытия, я помогаю отнести пироги Мерри к ее прилавку на рождественском базаре.

— Они выглядят восхитительно, — говорю я.

— Спасибо. Это сделала твоя мама. Она быстро учится. Как идут дела с пиццей?

— Джио сказал, что его любимая с начинкой, которой я приготовил из оставшихся фрикаделек, нарезанных кружочками, с красным соусом, свежей моцареллой, пармезаном, шампиньонами «кремини» и орегано.

Она облизывает губы.

— Не могу дождаться, чтобы попробовать. Ты должен назвать его в честь своего брата.

Я ставлю тыквенный пирог на складной столик, а затем хватаю Мерри за плечи.

— Ты гений. Я назову пиццу в честь каждого из моих братьев и сестры. — Мой разум бурлит от вдохновения. — Мне просто нужно как-то выудить у мамы рецепт фрикаделек и соуса «маринара». Ближе к концу тушения она делает что-то такое, что мне никогда не удавалось воспроизвести.

— У меня есть и тот, и другой, — говорит Мерри, поправляя вывеску на своем киоске.

Я чуть не роняю пирог.

— У тебя есть и тот, и другой что?

Она раскладывает пироги на разных подставках по столам.

— Твоя мама дала мне оба рецепта. Я могу дать их тебе.

Я стою как вкопанный и сильно загораживаю дорогу, пока она петляет вокруг меня, пытаясь подготовиться к торговле.

— Можешь закрепить эту гирлянду слева? Выглядит достаточно празднично? — Мерри осматривает стол, а затем постукивает пальцем по подбородку, словно чего-то не хватает.

Я определенно что-то упускаю.

— Мерри, моя мама дала тебе свои рецепты?

— Угу, — говорит она, как будто в этом нет ничего особенного, а затем украшает ветви мини-рождественской елки фруктами и украшениями в форме пирога.

— Она никогда никому не раскрывала своих секретов, даже своим детям. Они хранятся в хранилище, под замком. Мы всегда переживали о том, что она, вероятно, унесет в могилу все волшебство, которое творит с этими фрикадельками.

Мерри хлопает меня ладонью по груди.

— Что ж, тогда тебе повезло. Как я уже сказала, у меня есть рецепты.

— Ты пожертвовала почку? Обещала нашего первенца? Принесла какую-то жертву?

Выражение ее лица сменяется замешательством, а затем она смеется.

— Нашего что? Нет,