Всё будет хорошо - Юлий Буркин

...Когда в дверь предупредительно стукнули (давняя привычка-никогда не доверять особо радиосвязи), он застегнул верхнюю пуговицу, наигранно тяжело (надо, надо привыкать к степенному облику — который год уже в Большой Политике) поднялся и шагнул на крыльцо. Взрыва он не услышал — мягкая горячая волна приподняла его и швырнула вперед, грудью на машину. И лишь тогда на него накатился грохот. Ошметки бунгало засыпали все вокруг, не задев его. Пострадал только костюм. «Повезло» — потерянно подумал он.

За последние годы жизнь стала размеренно-рутинной, даже скучноватой. Но, кажется, сегодняшний юбилей обещал некоторое разнообразие...

Выезжали машиной. В проливе кто-то поставил мины, на которые немедленно напоролась охрана, а геликоптер разлетелся в клочья, едва оторвавшись от земли. Он, правда, опять отделался разодранной одеждой да несколькими ссадинами.

Водителю в этот день пришлось показывать себя так, как никогда раньше — выскакивать из-под падающих деревьев и валунов, проезжать по рассыпающемуся прямо под колесами мосту, а когда уже на въезде в город по машине саданули из базуки, он успел-таки заслониться броневиком охраны. Что ж, ему везло и в выборе подчиненных. И на некоторых из них падала тень его Везения.

...Отгремела музыка военного парада, отзвучал государственный гимн, лишь где-то вдали громыхал орудийный салют. Наступило время торжественных речений. Он мысленно вздохнул, повторил про себя текст и поднял бокал. В зале на мгновение стих звон хрусталя — все внимали. Последний раз громыхнул залп, и настала тишина. И в эту тишину особенно отчетливо ввинтился вой снаряда...

«Не везет», — отрешенно успел подумать он.

* * *

— Вы знаете, коллега, я не вижу в этом случае ничего особенного. Так, фантазии, сны, может быть некоторый инфантилизм. В общем, мой диагноз подтверждается. Так что я не очень понимаю, чем конкретно Вас заинтересовал этот случай. Ну, вообразил он себя этим, как его...

— Папашей. Но неужели Вы не помните, КОГО называли Папашей? А это изречение? Оно действительно принадлежит Ему? Да и тела, как Вы помните, не нашли. Не зря же потом так долго муссировались слухи о том, что Он все-таки жив.

— Да все я помню. Просто... Неужели вы и впрямь считаете, что такое везение возможно на самом деле? Дворец тогда разнесло прямым попаданием. Да и везение ли это — вместо быстрой и яркой смерти оказаться здесь? Не уверен. Отнюдь... Кстати, Вы знаете, почему нашу лечебницу называют Орлиным гнездом? Здесь ведь было расположено то самое бунгало...

Маленький остров в безбрежном бассейне

Лейтенант Артур Мак-Нилан с отвращением втянул застоявшийся воздух, шагнул за дверь и оказался на прокаленном пыльном плацу. Задержав на секунду дыхание, он задумчиво произнес:

— Джоунс?

— Да, сэр! — сержант обдал его запахом пота, пыли и застарелой ваксы.

— Ммм?

— Караулы выставлены, сэр! Сменная рота отдыхает, сэр! Происшествий и ран нет, сэр! — пролаял Джоунс и зачем-то добавил: — Сэр?..

— За час до захода зайдите ко мне — ночью ожидаются гости.

— Есть, сэр! — и гороподобный сержант растворился в пыльном мареве.

Артур довольно усмехнулся — остальные, положим, резервисты, но этот — настоящий; подергал нос, зачем-то поправил кобуру и нырнул в спасительный сумрак бунгало.

* * *

Молодой военный вождь Ва-Пута-Нисо выскользнул из сырого сумрака джунглей на обожженную солнцем поляну. Сделав несколько шагов, он медленно выдохнул, и тут же рядом с ним возник шаман. Вождь ожидающе посмотрел на него.

— Юноши собраны и ждут тебя в большом доме. Следящие пошли в заросли, — не сказал, а почти подумал шаман. И зачем-то добавил: — Вождь.

Ва-Пута-Нисо кивнул и, не торопясь, направился к большому дому, жестом разрешив старику удалиться. Фокусы с исчезновениями и появлениями его давно не развлекали, а вот почтения от шамана он добивался довольно долго, но добился-таки. Хотя зачем старик сегодня сказал «Вождь»? Просто так? В сомнении он подергал ухо, почесал нос, отгоняя злых духов, и шагнул в сумрак большого дома.

* * *

Выстрелы оказались неожиданными — у кого-то не выдержали нервы, кто-то дернул спуск, и — загрохотало так, что сразу заложило уши.

Мак-Нилан прямо из-за стола вынырнул на улицу, царапая кобуру. Мимо с топотом пронесся кто-то, неузнаваемый в ночной темноте. Хотя налета и ожидали уже давно, суматоха все-таки поднялась немалая. Что-то неразборчивое за выстрелами кричал Джоунс, палили, казалось, отовсюду, в кого-то уже попали — было слышно, как он ругается — в кронах полыхнуло из огнемета.

И вдруг все стихло, как отрезало — нападавшие так же незаметно растворились в подступавших к самому периметру зарослях. Как будто никого и не было, а все почудилось...

* * *

Все началось уж слишком неожиданно — просто кто-то из молодых пошевелился, его заметили, и тут же поднялся шум. Да такой, что Ва-Пута-Нисо сразу перестал слышать даже самого себя.

Он продвинулся немного вперед, стараясь понять, что же там происходит. Но вокруг трещали сучья, кто-то кричал неразборчиво на бегу, кто-то стонал — ему, похоже, досталось, в кронах неожиданно вспыхнуло пламя. И вождь жестом отдал приказ воину, сопровождавшему его. Тот канул в джунгли. А потом как-то сразу все стихло — напасть внезапно не удалось, пришлось отойти.

* * *

Над головой проплыло несколько звезд — не то сателлит, не то высотный самолет. В кустах цвиркнула ночная птица, а может, и цикада — черт их тут разберет. Над океаном полыхнула далекая зарница — там начинался шторм.

Джоунс помял в горсти лицо и тоскливо посмотрел на лейтенанта. Артур взглянул на часы и хмуро кивнул. Приближалось утро, поэтому не имело смысла снимать дополнительные посты — отоспаться в конце концов можно и днем, «все лучше, чем в гробу». Хотя второго налета, скорее всего, не будет — психи они там, что ли? Да и посредник (любопытно, кто он, и что за дурацкая идея — сделать посредника на учениях засекреченным от участников? Так что это может быть кто угодно — хоть Джоунс, хоть какой-нибудь «рядовой» из резервистов), вероятно, уже зафиксировал результат для отчета о последствиях учебной тревоги. Пока все было вроде нормально. Но кто их там разберет?

Светало...

* * *

Ва-Пута-Нисо дернул ухо и поднял голову. По Верхнему Пути прокатился огненный след. Шаман сидел, зарыв лицо в ладони. В кустах цвиркнуло — кто-то из молодых пытался подражать не то цикаде, не то птице кхэу, но так неумело, что разобрать, кому именно, было нельзя. В воздухе запахло сыростью — приближалось время больших гроз.

— Плохо. Очень плохо, — сказал вождь. — Нас не поймут предки. Да и старейшины спросят, чему мы научили юношей. А чему ты их научил? Камни, травы и приметы — все это нужно, чтобы жить, но без воинских умений они просто не выживут. Ладно, собирай их — будем повторять. Другого времени у нас все равно уже не будет — надо успеть сейчас — скоро посвящение. И если мы там опозоримся, то нам придется перестать быть живыми. А каково быть мертвым среди живых — тебе не надо объяснять. А я пойду договариваться со Следящими.

Светало...

* * *

— Земля! — радостно завопил впередсмотрящий. Из рассветного тумана поднимались смутные очертания скал. Матрос был доволен — обещанная господином Адмиралом Океана-Моря награда теперь уж точно достанется ему...

Садовник

Юлия Зонис

1. ЕГОРКА

Егор смотрел в окно. За окном были узкий колодец двора, четыре серых дома и арка подворотни. Через двор гнали Полетиху. Она бежала, тяжело разбрасывая мокрый снег. Не бежала даже, просто торопливые шаги казались бегом. Гнавшие ее мальчишки улюлюкали. Один нагнулся, скатал снежок. Грязно-серое пятно размазалось по черной драповой спине. Кидать снежки в Полетиху не сложнее, чем в забор, — она широка, огромна и совершенно не умеет уворачиваться. Пацаны говорили, что она такая толстая из-за Образов. Таскает в себе мужа и сына, не Робку, а второго, который с ними в машине был. Серега вроде видел, как она выпускала их у себя на кухне, говорила с ними, чаем поила. Егору не верилось. Полетихина кухня была как раз напротив их окон. Встав коленками на подоконник, можно было разглядеть угол стола и горбатый холодильник. Полетиха всегда пила чай одна. Занавески она не задергивала. Егор удивлялся — почему Робка никогда не пьет чай с матерью? Но никаких Образов там не было, это точно.

В спину Полетихи врезался очередной снежок. Кажется, в этот закатали камень. Женщина споткнулась и мотнула головой, как лошадь, отгоняющая муху. Из подъезда выбежал Роб и потащил мать в дом. Дальше можно было не смотреть. Егор спрыгнул с подоконника и налил стакан молока. Он знал, что сейчас Робка подталкивает мать вверх по лестнице, а та останавливается на каждом пролете и тупо смотрит в мутные окошки. Потом Роб откроет дверь своим ключом, снимет с Полетихи пальто, стряхнет снег. Прошагает на кухню, поставит на плиту чайник. Он выставит на стол три чашки: две большие, синие, и одну поменьше, в золотых цветочках. Нальет чай и уйдет в свою комнату. А Полетиха усядется за стол, вцепится в ручку большой синей чашки, да так и застынет. На час, на два. Губы ее будут шевелиться, временами она даже будет улыбаться, кивать, подливать чаю в маленькую чашку, придвигать блюдце с конфетами. И больше никого на кухне не будет.