Слепой - Вера Петрук

Гости разбежались на удивление быстро. В трапезной остался только Сейфуллах, который, не спеша, ковырял ложкой в блюде с инжировой пастой. Младший Аджухам думал. В пути караванщики часто шутили о трех складках на лбу капитана, которые обычно не предвещали ничего хорошего.

Поддавшись желанию утешить мальчишку, Арлинг рассказал ему все, что услышал от Майнора. Сейфуллах равнодушно пожал плечами.

— Еще при нападении на лагерь было понятно, что их интересуют эти узколицые, — фыркнул он. — Знаешь, что я думаю? Маргаджан их убивает. Приносит в жертву своим богам, чтобы те насылали тучи помутнения на разум его врагов, то есть нас, кучеяров. Или очищает кровь будущих подчиненных — чтобы не смешивались. Я не видел ни одного живого нарзида из моего каравана, после того как нас выпустили.

"Мертвых мы тоже не встречали", — подумал Арлинг, но промолчал. Если прав Сейфуллах, то он надеялся, что Дии досталась легкая смерть. Он не знал, почему вспомнил о девчонке. Встреча с учителем вдруг стала необходимой.

— Отпустите меня до утра, господин, — попросил Регарди, подавая Аджухаму чашу для полоскания рук. Если он все же одумается и не дойдет до учителя, то наверняка заглянет в городской парк пообщаться с коллегами по ремеслу. "Карпы" вели себя чересчур уверенно и просто напрашивались на драку.

Сейфуллах был погружен в мысли и ответил не сразу.

— Сегодня я иду к Альмас, — задумчиво сказал он. — Мы ведь еще не виделись.

Вопрос о свободном вечере отпал сам по себе. Халруджи был обязан сопровождать господина повсюду — даже не свидания с будущей женой.

— Подарки для вашей невесты вам отдали? — поинтересовался Арлинг, стараясь скрыть досаду от сорвавшихся планов и удивление от того, что Аджухам до сих пор не навестил девушку. Странная была у них любовь. Очень вежливая, красивая, заботливая. Но не обжигающая. Иногда ему казалось, что Сейфуллах безумно влюблен в юную Альмас, но каждый раз, когда Рафика говорил о соляных копях семьи Пиров в Муссаворате, в голову приходили мысли о весьма практичных целях будущего брака.

— Нет, — усмехнулся мальчишка. — Драганы сказали, что тюки с подарком занесло песком и их не нашли, но, скорее всего, им просто понравилась игрушка. Сейчас я думаю, что Альмас не оценила бы мой дар. Я преподнесу ей кое-что иное. То, что дороже золота, а может и человеческой жизни. После всего, что случилось, она совсем не кажется мне бесценной.

Глава 4

МАГДА

Пламя свечи колыхнулось в причудливом изгибе и превратилось в струйку дыма, окутав мир светло-сизой пеленой. Призрачные фигуры людей медленно кружились в гипнотическом вальсе, повторяя танец огня. Свет беспокойно дрожал, наполняя пространство зала радужными пятнами, а звук пульсировал, то стихая почти до шепота, то достигая хаотичного крещендо. Когда стена перед ним рассыпалась искрами, Арлинг понял, что пьян.

Он пил весь вечер, надеясь утопить в местном вине скучную зиму, простуду, которая до сих пор терзала его раздражающим кашлем и крайне удрученное состояние духа. Потребность в глотке свежего воздуха стала жизненно необходимой, и Регарди стал искать опору, чтобы не свалиться на начищенный до зеркального блеска паркет.

Где-то возле его головы мелькнули облаченные в белые перчатки руки, и пол плавно провалился вниз, утратив былую твердость. "Похож на сахарную вату", — подумал Арлинг, не уверенный, кому лучше подходит сравнение — ему или полу. Уткнувшись в пенистое жабо лакея, который безуспешно пытался его поднять, Регарди кулем повис на слуге. Ему было плохо, и он твердо знал, что не вино стало тому причиной.

Зима начиналась странно. Снег падал с первого дня Лютого месяца и не прекращался почти неделю. За снегопадом пришли морозы и сильный ветер, прогнавшие остатки осени. Согдария стала белой, чистой и почти безжизненной.

Арлинг покинул Мастаршильд с больной от похмелья головой и тревогой в сердце. Впервые в жизни послушавшись отца, он присоединился к императорской свите и провел месяц пустой, суетливой жизни при дворе монарха во Флерии. Видимо, из него получился отличный придворный льстец, так как по возвращении в столицу Седрик неожиданно пожаловал младшего Регарди титулом гранд-лорда, чем вызвал немалый переполох в совете грандов и беспокойство Канцлера. Усомнившись в благочестивом поведении сына, Элджерон устроил подробный допрос, чем именно Арлинг занимался во Флерии и откуда возникли слухи о его участии в тайных оргиях, якобы проводившихся в императорском замке. Сам Арлинг и не догадывался о подобных развлечениях Седрика. Он считал императора забавным стариканом, который разменял седьмой десяток и помешался на искусстве.

Слухи о приключениях сына Канцлера во Флерии обросли сказочными подробностями и прибавили ему популярности, создав ореол загадочности. Правда, с титулом гранд-лорда пришлось подождать. Канцлер счел подарок императора преждевременным, а Арлинга — пока еще недостойным высокого звания правящих миром. Как ни странно, но младший Регарди ничуть не расстроился. В первый раз ему было все равно. Цели и смыслы жизни, которых у него всегда было слишком много, вдруг стали бледны и неразборчивы.

Вернувшись в школу, он с головой погрузился в учебу, пытаясь отыскать в ней источник, способный утолить его жажду. Но вода знаний была горька и невкусна. Просачиваясь по каплям, она оставляла в голове едва заметный след, который тут же испарялся, уступая место пугающей пустоте. История навевала скуку, философия — тоску, а математика — головную боль. Даже любимое фехтование не приносило былой радости. Когда Арлинг в тренировочном поединке проиграл первокурснику, все решили, что он серьезно болен. Воспользовавшись удобным предлогом, Регарди сбежал из колледжа за месяц до выпускных экзаменов, уединившись в поместье Канцлера под Согдианой, где принялся опустошать винный погреб отца, который достался Элджерону еще от прадеда.

Что было дальше, Арлинг помнил смутно. Ему казалось, что он шагал по веревочному мосту над пропастью, в которой разыгрался страшный буран. Его кидало из стороны в сторону, а мимо проносились знакомые и не очень лица — Даррена, отца, Холгера, лордов и лордиков, а также Терезы Монтеро, которая стала слишком часто появляться в поместье Канцлера. Впрочем, младшему Регарди она не мешала. Он усиленно искал ответ на главный вопрос, который мучил его последние несколько месяцев — почему мир вдруг превратился в странное подобие былой жизни, утратив яркость красок, четкость границ и вкус наслаждений.

Лакей устал тащить его и опустил на мягкую поверхность, которая оказалась диваном. Он был растерян и не знал, что делать дальше с напившимся гостем.