Трим. Сборник рассказов - Тима Феев

не сразу все заладилось. Потому что там дул настолько сильный ветер, что музыки своей Дор почти не услышал. Пришлось ему возвращаться на этаж назад и тащить оттуда деревянный шкаф, в который он патефон свой и поместил. Открыв же дверцы шкафа, он соорудил себе таким образом некое подобие акустической системы (а он в таких вещах хорошо разбирался, поскольку сам музыкальные инструменты делал). И вот так, развалившись в удобном матерчатом кресле, которое притащил оттуда же, Дор наконец включил свою музыку. И такой красивой оказалась она, что он невольно закрыл глаза и стал буквально растворяться в невыразимом блаженстве, что сразу накрыло его с головой целиком.

Несколько раз он поднимался с кресла, чтобы завести патефон или переменить пластинку. И в этих перерывах Дор невольно оглядывался вокруг. Да, признаться, там и было на что посмотреть. Невыразимой красоты, широченный, изумительный пейзаж открывался с крыши этого небоскреба. И сам город, и окрестности его были видны. Все это было так величественно и прекрасно, что Дор всякий раз невольно начинал напевать про себя какую-нибудь мелодию из тех, что только что слышал. Так прошел тот замечательный день и наступил уже вечер, когда Дор, преисполненный блаженной неги, вдруг почувствовал, что не только лишь одна его душа, но и само тело его вдруг стало немного покачиваться, словно бы вознамерившись воспарить в удивительную, неведомую высь. Через некоторое время странное чувство повторилось опять и тогда Дор открыл глаза.

То, что он в тот момент увидел его несколько озадачило. Соседний с ним небоскреб отчего-то, причем не в фантазии даже, а на самом деле, слегка покачивался. То чуть вправо смещался, то влево. Дор встал, подошел к краю крыши и… обомлел от ужаса. Как оказалось, это его собственный небоскреб медленно раскачивался из стороны в сторону, грозя в любой момент обрушиться вниз. Совсем уже позабыв про свои дела, Дор стал искать путь к спасению. Ведь спускаться по лестнице было очень долго и он мог не успеть. И нашел, – длинный стальной трос покрытый пластиковой обмоткой, к которому крепились какие-то толстые перекрученные кабели. Этот трос шел от его небоскреба до крыши соседнего. Недолго думая, ведь медлить было совсем нельзя, Дор забрался на этот трос. Вот только высота, которую он теперь уже совсем по-иному под собой ощутил, показалась ему настолько огромной, что он просто вцепился в этот трос и замер на месте в оцепенении.

И он непременно погиб бы тогда, если бы не его деревянный шкаф с патефоном внутри. Ведь музыка оттуда все еще продолжала доноситься и была она все так же хороша. И Дор из-за всего этого, немного отвлекшись от бездонной пропасти внизу, и словно бы заново расслышав чудесную мелодию, вдруг почувствовал все те же легкость и умиротворение, которые испытывал, когда спокойно сидел в своем удобном кресле на крыше. Отчего наконец-то немного сдвинулся с места и пополз, пусть и очень медленно, но спокойно к соседнему небоскребу.

Полз он, как ему тогда показалось, целую вечность. Вот уже и руки его начали саднить, и ноги под коленками болели, а он все никак не видел спасительного бортика соседнего небоскреба. Он только старался не отвлекаться от музыки, отчего и слушал ее, ловя каждый звук и буквально впитывая всем сердцем. Да у него, на самом деле, и выбора никакого не было. Ведь если бы он вновь начал думать о высоте, то от страха непременно бы остановился, что означало для него очень скорую и неминуемую смерть. И вдруг та музыка, которая его так вдохновляла и поддерживала, пропала. То ли завод у старого патефона закончился, то ли пластинку нужно было перевернуть, неизвестно. Но в наступившей тишине, прерываемой лишь шумом ветра, Дор все же остановился на месте и буквально ощутил, как страх, холодный и безжалостный, снова стал закрадываться к нему в душу. Отчего он, боясь даже пошевелиться, в неописуемом ужасе вцепился изо всех сил в стальной трос и замер на месте без движения. Ему уже совсем не на что было надеяться. И ничто, как казалось, не могло ему теперь помочь.

И тогда Дор, сам даже не до конца понимая, что, собственно, делает, буквально насильно открыл глаза и посмотрел вокруг. Возможно, в последний раз в своей жизни. И он вновь увидел изумительной красоты окружавший его пейзаж и вновь стал насвистывать чудесную мелодию. И он сам тогда не заметил, как продолжил свой путь. И как добрался до спасительного бетонного бортика, а затем и залез на него. Вот только как падал его небоскреб, на котором он прежде сидел, он видел очень хорошо. Потому что не заметить такого грандиозного падения было попросту невозможно. Когда здание в очередной раз накренилось сначала в одну сторону, а затем пошло назад и, достигнув ровно вертикального положения, начало складываться как карточный домик. Натянутый трос, по которому Дор добрался до этой крыши, конечно же лопнул как паутинка, а та крыша, на которой он так приятно провел весь этот день медленно и, словно бы нехотя, плавно ушла куда-то вниз.

Проводив взглядом рухнувшую громаду и подивившись гигантским клубам пыли вздыбленным ею, Дор поднял свои глаза и… вновь обомлел. Его шкаф, который он притащил еще днем на крышу, вместе со стоявшим в нем патефоном неподвижно висел в воздухе. И это Дора уже по-настоящему поразило, потому что таких невероятных чудес он никогда еще в своей жизни не видел. И он даже перестал тогда насвистывать ту чудесную мелодию, которая буквально засела у него голове, и даже рот открыл от изумления. И в тот же миг его музыкальный шкаф вместе со своим содержимым рухнул стремительно вниз. Дор еще некоторое время смотрел в темную пропасть, куда упал этот шкаф, все пытаясь понять, что же с ним такое удивительное произошло. Но так и не найдя никакого ответа, решил побыстрей спускаться и с этой крыши, на всякий случай.

Однако спуститься ему сразу было не суждено. Поскольку на первом же этаже, мимо которого он шел, Дор обнаружил такое огромное количество пластинок, кассет и еще каких-то блестящих дисков, что у него просто дух захватило. А кроме того на этом этаже была еще аппаратура. Много. И чего там только не было. Всевозможные устройства, какие-то лампочки и провода. Был даже какой-то агрегат, видимо резервного энергоснабжения, от которого пахло саляркой и машинным маслом, Дор не разобрал. Однако, когда он, немного покопавшись, включил этот агрегат, а затем и некое другое устройство, которое привлекло