Натуралист на мушке - Даррелл Джеральд

— Итак, — произнес я, завершая выступление, — благодаря существованию избирательной манеры питания пища распределяется равномерно от макушек деревьев до уровня земли, где вы можете встретить такое травоядное животное, как это.

Я нагнулся вниз, чтобы взять на руки черепаху, но, к своему удивлению, обнаружил, что ее там нет. С беспрецедентной для такой рептилии скоростью она сбежала и уже успела отползти на пятьдесят футов, направляясь к миру и спокойствию зарослей акации. Нет нужды говорить, что вся сцена была испорчена.

Следующая идея Эластера была не менее блистательной: он хотел снять вводную сцену, где я рассказываю о месте съемок очередной серии нашей программы, стоя, так сказать, рука об руку с белым носорогом. Эта идея настолько сильно завладела его воображением, что в течение трех последующих дней мы занимались только тем, что колесили по саванне в поисках белых носорогов. У нас не было проблем с тем, чтобы их найти, поскольку парк был просто наводнен носорогами. Трудность заключалась в том, что нам требовалось найти носорога, согласного сотрудничать с Э ласте ром. Например, как-то раз мы увидели дородную мамашу с упитанным ребенком, по-компанейски прохлаждающихся в одной луже с буйволом. Спина и плечи буйвола были покрыты слоем высохшей и потрескавшейся грязи, из-за чего создавалось впечатление, что на нем надета серая мозаичная головоломка. Самка носорога и ее малыш не замечали нашего присутствия, и если бы не буйвол, то, вполне возможно, мне удалось бы подойти к ним достаточно близко и завершить сцену, к полному удовольствию Эластера. Он стоял по самое брюхо в мутной жиже, погрузившись в то мечтательное состояние, которое охватывает всех буйволов, когда они приближаются к воде. И тут, увидев меня, вылезающего из машины, он открыл глаза и испуганно вздрогнул. К тому времени его массивная туша настолько глубоко увязла в грязи, что, когда буйвол попытался выскочить из лужи, задние ноги застряли, и, повалившись набок, он начал бешено барахтаться. Носороги, вполне естественно, восприняли это как сигнал о какой-то не замеченной ими опасности, и, после того как буйвол наконец поднялся на ноги, вся троица поспешно покинула лужу и с громким топотом скрылась за деревьями. Подобные ситуации повторялись снова и снова. Носороги, будучи близорукими, компенсируют этот недостаток необычайно острым слухом и хорошим обонянием. К тому же они крайне подозрительны, вероятно, из-за плохого зрения, хотя для меня так и осталось загадкой, какие враги могут быть у животных таких солидных размеров. Короче говоря, все наши попытки снять меня бок о бок с носорогом заканчивались неудачей, и было похоже, что нам придется покинуть Южную Африку без этой жизненно важной вводной сцены, на которую так рассчитывал наш режиссер.

И вот, в последнее утро нашего пребывания в резервате, под стоны отчаяния всей съемочной группы Эластер настоял на том, чтобы совершить последнюю попытку свести меня и носорога вместе. Было еще очень рано, и, как мне кажется, именно по этой причине мы преуспели, поскольку старый массивный самец, которого мы наконец нашли, выглядел очень сонным, словно он лишь минуту назад поднялся с постели. Мы осторожно подъехали к нему на машине, все время держась с подветренной стороны. Когда до носорога оставалось около сорока футов, мы выключили двигатель и начали шепотом обсуждать ситуацию, в то время как гигантское животное стояло на месте, подозрительно подергивая ушами. Он смутно сознавал, что рядом что-то происходит, но не знал точно, что именно. Нам на руку было еще и то обстоятельство, что на нем не сидело ни одной птицы, которые неизбежно подняли бы тревогу, заставив своего скакуна умчаться прочь.

— Ну а теперь, — прошептал Эластер, — я хочу, чтобы ты вышел из машины, подошел к нему как можно ближе, а затем повернулся лицом к камере и произнес свое вступительное слово.

— Спасибо, — сказал я. — А ты между тем будешь прятаться в безопасном автомобиле.

— Я буду мысленно с тобой, — пообещал Эластер.

И вот, надеясь на то, что все слышанные мною истории о том, как просто увернуться от близорукого носорога, когда он бросается на вас в атаку, были правдивы, я вышел из машины. После того как я покинул безопасное убежище и начал приближаться к носорогу, он почему-то стал в два раза больше. Медленно, затаив дыхание и стараясь не наступать на сухие веточки, я подкрадывался к нему все ближе и ближе. Носорог наклонил гигантскую голову, фыркнул и, резко дернув ушами, издал звук, похожий на щелканье хлыста, что, разумеется, не добавило мне уверенности. Его рог не только казался мне в два раза выше Эйфелевой башни, но и гораздо острее. Когда до зверя оставалось около двадцати футов, я решил, что это именно то расстояние, которое лучше всего подходит для съемки. Затем, сделав глубокий вдох, я отважно повернулся к носорогу спиной и, широко улыбаясь в камеру, стараясь не показывать свой страх, начал вступительное слово. Дойдя почти до середины, я услышал позади гулкий шуршащий звук, который унес несколько лет моей жизни. Я уже ожидал, что в следующую секунду меня подденет и оторвет от земли кончик этого загнутого, словно ятаган, рога. Будто бы — невзначай, я бросил быстрый взгляд через илсчо и с огромным облегчением увидел, что носорог, развернувшись, направился в противоположную сторону, сердито пыхтя себе под нос. Я сно ва повернулся к камере и закончил свою речь без малейшей дрожи в голосе, но все же должен признать, что стоять спиной к носорогу весом в две тысячи фунтов было самым тяжким испытанием, пережитым мною в Южной Африке.

СЕРИЯ ДЕВЯТАЯ

Итак, из африканской саванны мы вернулись в английскую весну. Ранняя весна в Англии может поражать своей тонкой красотой: бледно-голубое небо, берега рек украшены гирляндами сливочно-желтых первоцветов, по лесу стелется таинственная сизо-голубая дымка колокольчиков, по полянам разлито золото лютиков и калужниц, первое слабое мерцание зеленых почек на деревьях и бледное, но уже теплое солнце.

Но только не в том случае, если вы снимаете фильм.

Наша следующая серия была посвящена английским прудам и рекам, где можно найти массу интересного, особенно весной, когда у всех водных обитателей — от жаб и тритонов до выдр и мух однодневок — начинается брачный сезон.

Но только не в эту весну.

Это была чисто кинематографическая весна со свинцовым небом, арктическим холодом, сопровождавшимся дождем, фадом, слякотью, и наконец, когда мы уже думали, что погода исчерпала все свои трюки, пошел снег. Живописный пруд, который Джонатан выбрал за прозрачную янтарную воду, близкую по цвету к бледному хересу, превратился в грязную, мутную лужу, в которой ничего нельзя было увидеть. Река Уай, где находилась наша вторая съемочная площадка, обычно весело журчавшая по каменистому ложу, прозрачная, как расплавленное стекло, взбаламученной грязью и плывущими по ней обломками была превращена в то, что напоминало поток лавы, извергнутой из недр рассерженного вулкана, к тому же страдающего несварением желудка. Нет нужды говорить, что все это производило на Джонатана самое удручающее впечатление, и каждый раз, когда он выглядывал в окно, он — мысленно — падал на свой меч. Мы метались между двумя съемочными площадками (расположенными, как водится, в противоположных концах страны) в напрасной надежде на улучшение погоды. Пола пребывала в отчаянии, потому что она, как продюсер, отвечала за поддержание высокого морального духа всех членов съемочной группы, но по климатическим условиям это было невозможно. Вдобавок ко всему в ходе съемок предыдущих серий ее и Джонатана угораздило влюбиться друг в друга, причем так сильно, что они собирались пожениться сразу же после окончания съемок. Поэтому, в качестве прелюдии к нормальной семейной жизни, для Джонатана было вполне естественно во всех капризах погоды обвинять свою суженую. Это было тяжелое время для нас всех.

— Послушай, милый, почему бы нам не снять то, как Ли проходит на каноэ через пороги? — вполне разумно предложила Пола. — Ведь в этом эпизоде прозрачность воды не имеет никакого значения.