Хроники Артура - Бернард Корнуэлл

Церемония помолвки считалась настолько важной частью договора, скрепляющего мир, что все собравшиеся тут же снялись с места и отправились из Кар Своса в более подходящий для торжественного пиршества Кар Долфорвин. Там, у подножия холма, раскинулся просторный луг с благоприятным для такого случая названием — Девичий. Мы прибыли туда на закате. Вершина холма была скрыта завесой дыма от высоких костров, на которых жарились оленина и свинина. Далеко под нами, в долине, кружила серебристая лента Северна, а к северу, в сторону темнеющего Гвинедда, волнами уходили туманные хребты холмов. Поговаривали, что в ясный день с вершины Кар Долфорвина можно увидеть Кадейр Идрис, но в тот вечер все скрывала густая сетка дождя. Склоны холма поросли огромными раскидистыми дубами, над которыми парили два коршуна, казавшиеся в заходящих лучах солнца кроваво-багровыми. Видение двух птиц, летящих вдогонку умирающему дню, считалось хорошим предзнаменованием. Из замка доносились песни бардов, воспевавших Хафрен, девушку, которая дала имя Девичьему лугу и, утопленная мачехой в реке у подножия холма, стала богиней. Барды не умолкали до самого захода солнца.

Помолвка должна была состояться ночью, под благословение богини Луны. Артур исчез из зала на час раньше остальных и к моменту помолвки явился во всем своем великолепии. Даже огрубевшие в походах и битвах воины разинули рты, когда увидели Артура в богатых доспехах. Чешуя золотых и серебряных нагрудных пластин блестела и переливалась в свете костров. Гусиные перья на высоком серебряном шлеме, изображавшем маску смерти, касались стропил. Артур гордо шествовал по центральному проходу. Мерцали отделанные серебром ножны, а полы белого плаща мели пол. Обычно мужчины не входили в пиршественный зал с оружием, но сегодня был особенный день, и Артур позволил себе прицепить к поясу Экскалибур. Вооруженный, в боевом наряде, он шагал к высокому столу как победитель, дающий мир. Даже Горфиддид Повисский замер, когда прежний его враг приблизился к подиуму. До сих пор Артур играл роль мягкого и покладистого миротворца, но нынче он решил напомнить будущему тестю о своей властной силе.

Кайнвин вошла в зал спустя несколько мгновений. С момента нашего прибытия в Кар Свое и до сего часа она оставалась на женской половине дома, и тем большее впечатление произвело на всех неожиданное появление доселе скрываемой дочери Горфиддида. Сознаюсь, многие из нас, наслышанные о необыкновенной красоте Звезды Повиса, были готовы разочароваться в ней, но она и вправду могла затмить любую звезду. Кайнвин явилась в сопровождении служанок, и при виде прекрасной принцессы у многих мужчин перехватило дыхание. Я тоже обомлел. На принцессе было тонкое льняное желто-золотистое платье, пропитанное восковой краской пчелиных сот и вышитое по подолу и у ворота белыми звездами. Белокурые волосы ее казались почти прозрачными и серебрились в отсветах пламени, как и доспехи Артура. Выглядела она такой хрупкой и стройной, что сидевший рядом со мной на полу Агравейн засомневался, сможет ли она рожать детей.

— Любой выходящий из нее ребенок умрет, пытаясь протиснуться сквозь эти узкие бедра, — пробурчал он.

А я, глядя на прелестную девушку, с жалостью подумал об Эйллеанн, которая надеялась, что жена Артура станет лишь необходимым придатком к его государственным делам.

Кайнвин медленно, смущенно потупившись, приближалась к Артуру, а высоко в небе, будто сопровождая ее, плыла луна. В руках невеста держала веревочную петлю — символ власти, который она несла в дар будущему супругу как знак покорности. Артур пробормотал что-то невразумительное и чуть не уронил веревку, что все сочли плохим предзнаменованием, но, стараясь скрыть это, весело рассмеялись, и даже Горфиддид изобразил на лице кривую улыбку. А затем Иорвет, друид Повиса, совершил обряд помолвки. В мерцании факелов их руки соединили узловатой косицей, сплетенной из трав. Лицо Артура скрывало серебристо-серое забрало шлема, зато Кайнвин просто светилась от радости. Друид благословил их, возвестив, что отныне посвященные им божества — бог света Гвидион и богиня рассвета — Золотая Аранхрод. После этого Иорвет благословил и мир, пришедший в Британию. Арфисты прошлись по струнам, мужчины били в ладоши, а Кайнвин, милая среброкудрая Кайнвин, плакала и смеялась от счастья. Этой ночью я отдал свое сердце Кайнвин. Она выглядела необыкновенно счастливой, и это неудивительно. Принцесс обычно берут замуж не по велению их сердца, а по сговору, где обладание землями и властью важнее всего. Высокородная принцесса должна ложиться в постель с любым вонючим, обрюзгшим животным, старым козлом, если союз с ним укрепит границы государства. Но Кайнвин получила Артура, воплощение молодости, доброты и благородства.

Король-изгнанник Леодеган запоздал и ворвался в зал в самый разгар церемонии. Накануне он отправился в свой собственный дом, что стоял к северу от Кар Своса. Теперь же, надеясь получить часть щедрых даров, всегда расточаемых в дни подобных торжеств, Леодеган толкался в гудящей толпе жаждущих урвать толику раздаваемого Артуром золота и серебра. Артур добился разрешения совета Думнонии привезти с собой дорогие военные доспехи Горфиддида, но это сокровище было возвращено владельцу ранее и тайно, чтобы никому не напоминать лишний раз о поражении Повиса.

Раздав все подарки, Артур снял шлем и сел рядом с Кайнвин. Он что-то говорил, по своему обыкновению доверительно склоняясь к ней, словно давая понять, что она сейчас для него самое главное существо под небом Британии. Многие явно завидовали столь чистой и открыто проявляемой любви, и даже Горфиддид, который должен бы чувствовать горечь оттого, что отдает любимую дочь искалечившему его человеку, казалось, радовался счастью Кайнвин.

Никто из нас не знал тогда, что мир, который принес в Британию Артур, он же и разрушит той же ночью.

А пока все шло своим чередом. За раздачей даров последовало пиршественное питье и пение. Мы смотрели фокусы, мы слушали королевского барда и, заглушая его, ревели собственные песни. Один из наших вопреки запрещению Артура затеял драку с повисским воином, а двух пьяных пришлось вытаскивать на улицу и обливать водой, и уже через полчаса они приятельски похлопывали друг друга по плечу и клялись в дружбе до гроба. Костры разгорелись и с нарастающим гулом выбрасывали пламя почти до потолка. Хмельное вино лилось рекой. Вдруг я заметил, что Артур пристально смотрит в дальний угол зала.

Я с любопытством проследил за его взглядом и увидел молодую женщину, такую высокую, что ее голова возвышалась над толпой. Она не отводила глаз и смотрела прямо и вызывающе. Если ты сможешь владеть мною, говорил этот взгляд, то способен и овладеть всем, что сулит нам этот жестокий мир. Она стояла, окруженная шотландскими борзыми, такая же поджарая, как они, стройная и стремительная, с таким же чутким заостренным носом. Ее зеленые глаза были словно прозрачные виноградины с твердыми косточками внутри. И лицо этой женщины, как и ее тело, было лишено мягкости, округлости. Вся она казалась созданием четко прочерченных линий. Скуластое лицо женщины было красивым именно этой четкостью и твердостью. Прямая, как копье, она поражала гордой осанкой, а каскад рыжих волос, обрамлявших лицо и смягчавших слишком жесткие черты, и переливчатый смех опутывали мужчин, как сеть-ловушка, затягивающая глупого лосося. С тех пор как мир вышел из младенчества, много прошло по земле красивых женщин и тысячи из них наверняка были прекраснее ее, но едва ли нашлась бы среди них столь незабываемая, как Гвиневера, старшая дочь Леодегана, короля-изгнанника из Хенис Вирена.

И было бы лучше, как говаривал Мерлин, чтобы ее утопили при рождении.

* * *

На следующий день королевский отряд выехал на оленью охоту. Борзые Гвиневеры затравили годовалого безрогого оленя, но, слыша безудержные похвалы Артура, можно было подумать, что завалили самого Дикого Оленя, легендарного Самца Дифеда.

Барды пели о любви, вызывая неизбывное томление у мужчин и женщин, потому что никто не знает, что есть любовь, пока она не пронзит, как неожиданно вылетевшее из темноты копье. Артур не мог отвести взгляда от Гвиневеры, хотя боги знают, как он противился этому. Все прошедшие после помолвки дни он не отходил от Кайнвин, но не мог дождаться, когда вновь увидит Гвиневеру. И она, точно зная, в какую игру играет, мучила его. Ее нареченный, Валерии, был как раз при дворе, и она ходила с ним рука об руку, зазывно смеясь и бросая вдруг неожиданный призывный взгляд на Артура, для которого мир внезапно останавливался, а земля уходила из-под ног. Он просто сгорал от одного мимолетного взгляда Гвиневеры.

Изменилось бы что-либо, будь здесь Бедвин? Сомневаюсь. Даже Мерлин не сумел бы предотвратить то, что должно было случиться. С тем же успехом можно было просить дождь вернуться в облака или приказать реке течь к своим истокам.