По то сторону Солнца. Часть вторая - Елена Асеева

— Да, были уничтожены все кто каким-либо образом касался подопытных. Порой уничтожались не только кровные сродники, но и супруги, ближние, сторонники, приятели, — неторопливо пояснил верховный правитель, неотрывно глядя на медленно подходящего и чуть покачивающегося ссасуа. — Сие уничтожение, а после сожжение тел, как следовало из донесений, в кремационных печах, проводили власти Земли, под неусыпным контролем таусенцев.

Камал Джаганатх резко передернул плечами и враз остановился. Он замер в трех шагах от верховного правителя и вскинув вверх голову, воззрился в его глаза. Заглянув прямо в вертикальные неподвижные черные зрачки, едва окутанные зелеными радужками, и тотчас на место тьме пришла гладь зеркальной поверхности, в которой единым мигом отобразился передний план квартиры. На небольшом диване с мягкими овалами спинки и подлокотников, укрытым сверху цветастым пледом сидело три человека. Висевшая чуть выше края спинки дивана на окрашенной в бежевый тон стене квадратная картина, где в зелени травы прятался, пуча желтые глаза, полосатый тигр, мгновенно обратила на себя внимание Камала Джаганатха. Диэнцефалон которого только секундой спустя распознал и саму бывшую на Земле в Солнечной системе комнату его дома, и меблировку, и сидящих на диване близких. Мать, отца и сына. Павка поджатый с двух сторон родителями земной плоти Камала Джаганатха, смотрелся вновь маленьким, таким как его когда-то и оставили. С круглым, полненьким лицом, на котором просматривались серо-голубые глазки, обрамленные длинными темно-русыми ресничками, прямой с широкими крыльями нос, небольшой ротик и глубокая ямочка, залегшая на щечке. Густые русые волосы в свете солнечного дня, чьи лучи, как знал юный авгур, врывались в комнату через окно расположенное справа, переливались медным оттенком. Сынок был плотно сбитым, маленьким, родным, таким же близким, как и родители, с уже покрытыми морщинками лицами, подернутой сединой русых волос. Впрочем, так и не забытого цвета глаз, черт лица, крепости фигуры отца и приятной полноты матери. Внезапно наполняя пространство самой комнаты и виденных близких, заколыхался низкий голос с легкой хрипотцой, довольно-таки указывающе сказавший:

— Александр Иванович, Вера Алексеевна, вам необходимо проехать с нами, чтобы утрясти все вопросы касаемо тела вашей дочери. Возьмите с собой паспорта и свидетельство рождения вашего внука, возможно, понадобится делать анализ ДНК. Вы же понимаете, что после теракта, сложно будет опознать останки человека.

Сейчас не просто горечь, а прямо-таки нравственная боль наполнила диэнцефалон Камала Джаганатха и он, дабы разрушать возникшее видение, враз дернул вбок головой. И тотчас увидел каменную поверхность стены каюты влиг-поте. Сложенной из бесформенных глыб, с угловатой поверхностью и множеством выемок, покатостей обладающих разнообразной цветовой гаммой: багряных, красных, оранжевых, розовых оттенков, но неизменно с мерцающим золотистым отблеском в виде мельчайших прожилок. Неожиданно, осознав, что сейчас он видел не фантасмагорию, а, по-видимому, заглянул в сам диэнцефалон НгозиБоипело Векеса и почерпнул с него интересуемую его информацию. Информацию, которая касалась его родных: отца, матери, сына. Камал Джаганатх тягостно качнулся взад-вперед, наконец, понимая, почему Павка оказался в детском доме без попечения его родителей и даже собственного отца, очевидно, также уничтоженного. Впрочем, сам Пашуля был жив, это ссасуа знал, как и все дотоль им пропущенное. Знал самим диэнцефалоном. Может оставленный тарховичами для новых экспериментов, а может только в силу уникальности диэнцефалона его матери.

Слабость от волнения окончательно овладела Камалом Джаганатхом, отчего ослабев в ногах, он стал медленно оседать на пол. Да только это его состояние заметил стоящий напротив НгозиБоипело Векес, он спешно ступил вперед, и, подхватив под спину ссасуа, прижал к себе, с мягкостью во взоре заглянув в его лицо.

— Как вы думаете, Векес, зачем меня создали? — вопросил юный авгур, жаждая объяснений и поддержки, которую всегда получал от ассаруа, а теперь переложил в исполнение на людоящера.

— Теперь только домыслы, Камал Джаганатх, — тихо отозвался верховный правитель, и в его глазах словно в книге ссасуа прочитал беспокойство, напитанное чувством тепла, заботы, кою тот дарил своим близким. — Негуснегести Арун Гиридхари очень дорог не только амирнарху, но и главному дхисаджу тарховичей. Они весь срок существования велесвановцев опекают как самого негуснегести, так и его расу. Но может сие только небыль не более того, и тарховичи просто терпят политику Аруна Гиридхари, абы им некуда деться. Ведь известно, что продолжение своей расе может давать только негуснегести. Поелику, что может быть точней, тарховичи просто желают подчинить политику его превосходительства своим предпочтениям, создав подвластность, к примеру через воздействие вашего диэнцефалона.

Юный авгур, услышав предположения верховного правителя, и вовсе тягостно сотрясся, да застонав от боли в плече, яростно качнул головой, не в силах не то, чтобы принять, но даже подумать о таковой роли в расе велесвановцев.

— Это всего-навсего домыслы, Камал Джаганатх, — торопливо дыхнул НгозиБоипело Векес, и теперь прижал к своей груди ссасуа, стараясь снять с него волнение. — Я уверен, теперь когда вы похищены, и, по мнению тарховичей находитесь в опасности, они, непременно, откроются. Они раскроют, абы вас спасти, суть вашего создания. И я, Арун Гиридхари, и конечно, вы узнаем причину вашего появления. Вот именно из-за этой истины, и жажды знать о происходящем внутри Веж-Аруджане вы, Камал Джаганатх и оказались на моем влиг-поте.

— Ваша жажда правды, естественно, имеет право на существование, — ослабевшим голосом проронил Камал Джаганатх, ощущая, что ноги его перестали держать и стоит он только за счет держащих его рук людоящера. — Только вы должны понять, Векес. Фантасмагория мне не подчиняется, и если она начнется, и рядом не будет Аруна Гиридхари, я погибну.

— Как можно отодвинуть приход фантасмагории? — незамедлительно вопросил НгозиБоипело Векес, и в тоне вопрошаемого звучало общее беспокойство за жизнь ссасуа.

— Не доставлять волнения, — протянул юный авгур и сомкнул верхние веки, не только от слабости, но и желания, таким образом, обдумать все досель услышанное.

Глава тринадцатая

Сейчас через иллюминатор просматривалась и вовсе черно-бархатистая даль, покрытая крошечным вкраплением бело-розовых пятен. Их цвет, очевидно, был таковым оно как оттенялся более густыми ярко красными парами, заполняющими правую сторону, видимую через прозрачную поверхность иллюминатора. В неких местах туманность смотрелась лишь размазанными потоками, в других же вспять того интенсивно наполненной цветом. Впрочем, акцентировала она внимание расположенной в самом центре зеленой и очень крупной звездой, с растянутыми в стороны семью заостренными лучиками. Эта звезда собственным сиянием придавала окружающей ее красной туманности легкий отлив фиолетово-розового, по окоему перемешивая тон цвета до бархатисто синего. Самый широкий и длинный луч, выбивающийся из ее верхушки, уходил вертикально вверх, внедряясь в черную даль космического пространства, степенно в нем теряясь, однако, придавая местам соприкосновения с ней переливы алого цвета схожего с восходящим на небесный купол Солнцем на далекой планете Земля.